Борьба за огонь - Жозеф Анри Рони-старший Страница 37

сумеют выбраться. Особенно нестерпимо было сознавать, что окружавшие их враги принадлежат к самым слабым представителям человеческой расы. Даже лучший воин этого низкорослого племени не смог бы задушить руками волка, поразить копьем сердце льва или вступить в единоборство с зубром, как это делали многие охотники племени уламров. И он, Нао, бессилен против этих хилых созданий!

Мрачные мысли обуревали сына Леопарда. Он безучастно смотрел на простиравшуюся перед ним бескрайнюю массу воды, ослепительно сверкавшую под лучами полуденного солнца. Не переставая лихорадочно думать о рыжих карликах и предстоящей битве, о засадах и путях спасения, он в глубине души изумлялся, как может маленький небесный костер давать столько света и тепла. Болото огромно, ему не видно ни конца ни края, а солнце – совсем небольшой Огонь, пожалуй, меньше, чем круглый лист водяной лилии, но сияние его заливает болото до самого горизонта, заполняет все небо, опрокинутое над землей, словно гигантская голубая чаша…

Кровь все сильнее стучала в висках Нао. Сердце прыгало в груди, словно пантера; он слышал, как оно бешено колотится о грудную клетку. Временами, стряхивая с себя оцепенение, сын Леопарда вскакивал на ноги и хватался за палицу. Ему хотелось биться, нападать, крушить врагов. Но осторожность и предусмотрительность – два качества, без которых первобытный человек не мог бы просуществовать и одного дня, – заставляли его смиряться и выжидать.

Смерть Нао доставила бы слишком много радости его врагам, если бы он добровольно ринулся ей навстречу. Нет, сначала нужно помучить рыжих карликов ожиданием, внушить им страх, убить многих из них… Да он и не собирался вовсе умирать! Он хотел увидеть снова Гаммлу, принести уламрам Огонь!

Нао не знал еще, как он обманет бдительность своих врагов и вырвется из ловушки, но надежда на спасение одержала в его душе верх над мрачными мыслями. Она крепла в нем час от часу, пока не овладела всем существом молодого воина, и он снова почувствовал себя сильным и полным мужества. Он верил, что жизнь его не оборвется в самом расцвете, что она будет длиться долго, такая же нескончаемая, как эти сияющие воды и солнечный свет.

Сначала рыжие карлики не показывались вовсе, не то боясь попасть в засаду, не то выжидая какой-нибудь оплошности со стороны уламров. Только в конце дня они наконец обнаружили свое присутствие.

Выскользнув из кустов, где они скрывались, рыжие карлики подошли к началу гранитной тропы и стали осматривать болото. То один, то другой воин вдруг издавал отрывистый крик, но вождь отряда хранил настороженное молчание. В сумерках рыжие фигурки сбились в кучу. Издали они напоминали стаю шакалов, поднявшихся на задние лапы.

Настала ночь.

Костер уламров бросал на поверхность болота кровавые отблески. В чаще кустарника запылали костры рыжих карликов. Фигуры стражей явственно выделялись на темном фоне ночи, то появляясь, то исчезая.

Однако, несмотря на угрожающие приготовления, осаждающие не посмели приблизиться к уламрам, и ночь прошла спокойно.

Следующий день тянулся нестерпимо долго. Теперь рыжие карлики беспрерывно сновали перед самым лагерем уламров, то поодиночке, то целыми толпами. Их тяжелые челюсти свидетельствовали о большом упорстве и настойчивости характера. Ясно было, что они неотступно будут добиваться смерти чужеземцев, – так приказывал им инстинкт, выработавшийся у людей их племени за сотни лет. Без этого упорства рыжие карлики давно были бы истреблены другими племенами, более сильными, но менее сплоченными.

На вторую ночь рыжие карлики тоже не решились напасть на уламров. Они хранили глубокое молчание и не показывались из-за прикрытий. Исчезли даже огни их костров: то ли они не разводили их вовсе, то ли перенесли так далеко, что зарева не было видно.

На заре со стороны врагов вдруг послышался шорох: кустарник сдвинулся с места и пополз по земле, как живой. Когда стало светло, Нао увидел, что у входа на гранитную тропу вырос огромный вал из хвороста. За этим укреплением, вызывающе крича, копошились рыжие карлики.

Уламры поняли, что рыжие карлики собираются постепенно продвигать вперед свое укрепление и, прячась за ним, забрасывать осажденных дротиками и копьями или, улучив удобный момент, внезапно атаковать их.

Положение уламров и без того было тяжелым. Съев запас мяса, они занялись ловлей рыбы в болоте. Но рыбы почему-то попадалось мало; редко-редко им удавалось поймать угря или леща. И хотя они не брезговали ни лягушками, ни другими земноводными, их молодой, крепкий организм никак не мог насытиться, и осажденные непрерывно испытывали муки голода.

Особенно тяжело переносили недостаток пищи Нам и Гав. Юноши заметно ослабели.

Третий день не принес изменений. Сидя неподвижно у вечернего костра, Нао погрузился в грустное раздумье. Он укрепил как мог свою позицию, но понимал, что, если голодовка продлится еще несколько дней, у Нама и Гава останется меньше сил, чем у любого из рыжих карликов. Да и сам Нао не сможет с прежней твердостью метнуть копье или нанести сокрушительный удар тяжелой палицей.

Не лучше ли попытаться бежать под прикрытием темноты, пока силы не иссякли окончательно? Однако сын Леопарда тут же отказался от этой мысли: застать рыжих карликов врасплох немыслимо – их слишком много, – а прорваться через их лагерь силой нечего и думать.

Бросив взгляд на запад, Нао увидел, что молодой месяц уже заметно увеличился и рога его затупились. Он опускался к горизонту рядом с яркой голубой звездой, влажно мерцавшей на потемневшем небе. Лягушки перекликались в болоте старчески хриплыми, печальными голосами, летучие мыши бесшумно скользили на мягких крыльях прямо над головой Нао; среди водорослей временами поблескивала чешуя какого-нибудь пресмыкающегося.

Нао вспомнил вдруг вечера в своем родном становище, когда племя располагалось на отдых у берегов зеркальных вод, под ясным северным небом. Образы недавнего прошлого, словно живые, вставали перед глазами молодого воина, и сердце его становилось мягким, как воск в руках ребенка. Одна картина была особенно яркой.

…Уламры сидели вокруг вечернего костра, отдыхая после утомительного перехода, и старый Гоун дал волю своим воспоминаниям, к которым с таким жадным любопытством прислушивались всегда молодые воины. Дразнящий аромат жареного мяса плавал в воздухе, а за широкой полосой прибрежного камыша искрилась серебром водяная гладь, залитая сиянием полной луны.

Три девушки отделились от группы женщин и стали кружить вокруг костра в избытке молодых сил, не истраченных до конца за долгий день трудной работы. Они пробежали мимо Нао, лукаво смеясь, полные безотчетного веселья, свойственного юности. Тяжелая прядь волос, взметенная шальным порывом ночного ветра, ударила сына Леопарда по лицу. Он вздрогнул, как от толчка, и поднял на девушку глаза. Это