Мистические истории. Фантом озера - Джеймс Брандер Мэтьюз Страница 38

в музее на противоположной стороне улицы. Призрак Кардиффского Великана – вот кто я такой. Но не знать мне ни отдыха, ни покоя до тех пор, пока мое разнесчастное тело обратно не закопают. А как мне проще всего добиться своего – чтобы мое желание исполнили? Донять людишек страхом! Являться привидением туда, где уложили мое тело. И вот я ночь за ночью, не пропуская ни одной, разгуливал по музею. Позвал на подмогу и других духов. Но вышел из этого один пшик: кто же посещает музеи в полночь? Тогда мне стукнула в голову мысль перебраться сюда и немного тут побуянить. Помстилось мне, что если меня толком выслушают, то дело будет сделано: компания у меня как на подбор, лучше ни в одной истории о призраках не сыщешь. Еженощно мы тут просачивались сквозь трухлявые стены, волочили за собой цепи, испускали стоны, перешептывались, сновали с топотом по лестницам туда-сюда – и, честно тебе признаюсь, выдохся я вконец. А сегодня вечером вижу: у тебя в комнате свет горит; ну, поднатужился еще разок покуролесить – и давай опять за старое. Но мочи нет больше – с ног валюсь. Умоляю – хотя бы ты меня не разочаруй!

Я в волнении спрыгнул со своего насеста и воскликнул:

– Ну уж это ни в какие ворота не лезет! Такого сроду еще никто не слыхивал. Эх ты, нескладный ты ископаемый горемыка, зря ты так усердствовал… Зря крутился вокруг гипсовой копии самого себя – ведь настоящий Кардиффский Великан находится в Олбани![22] Тьфу ты, да неужто, прах его побери, тебе и собственные останки распознать невмоготу?

Я в жизни не видел лица, которое столь красноречиво выразило бы стыд, смешанный с самой жалостной пришибленностью.

Окаменелый Человек медленно встал на ноги и спросил:

– Это и вправду так, честно?

– Такая же правда, как то, что я здесь, перед тобой.

Великан вынул трубку изо рта и положил ее на каминную полку, с минуту постоял в нерешительности (машинально, по старой привычке, засунув руки в карманы отсутствовавших панталон и задумчиво повесив голову на грудь), а потом наконец проговорил:

– М-да, никогда еще я не попадал в такую нелепую переделку. Окаменелый Человек втер очки всем и каждому, а кончил этот подлый жулик тем, что околпачил собственное привидение! Сын мой, если в груди у тебя теплится хоть искра милосердия, пожалей меня – злосчастного одинокого призрака – и сохрани эту историю в тайне. Представь только, каково было бы у тебя на душе, разыграй ты этакого осла.

Великан размеренной, полной достоинства поступью спустился по ступенькам лестницы, и шаги его постепенно затихли на пустынной улице. Мне стало жаль, что бедолага ушел, но еще больше жаль, что он унес с собой мои вещи – красное одеяло и тазик для умывания.

Джеймс Брандер Мэтьюз

Вздорные призраки

Перевод Н. Роговской

Красавец-лайнер на всех парах рассекал тихую гладь Атлантики, с каждым часом приближаясь к американским берегам. На листках с расписанием и картой маршрута, отпечатанных пароходной компанией, рейс помещался в графе «туда», хотя почти все пассажиры плыли «обратно» – возвращались домой после заграничного летнего отдыха и считали дни до той долгожданной минуты, когда увидят наконец свет маяка на Файр-Айленде. На подветренной палубе у входа в каюту капитана, которая в дневные часы служила салоном для пассажиров первого класса, уютно устроилась небольшая компания американцев. Герцогиня (в пассажирской ведомости она значилась как миссис Мартин, но друзья и знакомые звали ее Герцогиней с Вашингтонской площади) и Бэби ван Ренсселар (младшая из двух сестер, она навсегда осталась для своей родни маленькой, хотя могла бы уже обладать правом голоса, если бы таковое распространялось на представительниц слабого пола), – так вот, Герцогиня и Бэби ван Ренсселар обсуждали приятный английский голос и не то чтобы неприятный английский акцент бравого молодого лорда, направлявшегося тем же рейсом в Америку за новыми впечатлениями. Дядюшка Ларри и Дружище Джонс затеяли спор – какое расстояние пройдет корабль за следующие сутки; каждому хотелось подбить другого на пари.

– Ставлю два к одному, что четыреста двадцать мы не одолеем, – сказал Дружище Джонс.

– Идет, – с готовностью ответил Дядюшка Ларри. – В прошлом году на пятый день мы прошли четыреста двадцать семь.

Это был семнадцатый по счету вояж Дядюшки Ларри в Европу, его тридцать четвертое трансатлантическое плавание.

– А когда вы приплыли домой? – подала голос Бэби ван Ренсселар. – Мне все равно, сколько миль мы проходим в сутки, лишь бы поскорее доплыть.

– Мы вошли в бухту в воскресенье вечером, через семь дней после отплытия из Куинстауна, и бросили якорь на рейде напротив карантинной станции в понедельник, в три часа утра.

– Надеюсь, это не повторится. Когда корабль стоит, я совсем не могу спать.

– А я могу, только в тот раз мне спать не пришлось, – невозмутимо продолжал Дядюшка Ларри, – потому что моя каюта была первая от носа и якорный мотор тарахтел прямо у меня над головой.

– И тогда вы вышли на палубу и увидели, как над заливом восходит солнце, – подсказал ему Дружище Джонс. – Вдалеке мерцали электрические огни большого города, на востоке, над фортом Лафайет, занималась заря, бледное небо окрасилось нежным румянцем, и…

– Так вы возвращались домой вместе? – удивилась Герцогиня.

– Если кто-то тридцать четыре раза переплыл Атлантику, это еще не значит, что у него монополия на рассветы, – нашелся Дружище Джонс. – Нет, я описал свой собственный рассвет, и, смею вас заверить, картина была восхитительная.

– Я не стану мериться рассветами, но готов помериться шутками, – все так же невозмутимо заметил Дядюшка Ларри. – Ставлю шутку про мой рассвет против двух шуток про ваш.

– Вынужден признаться, что никаких шуток про рассвет я не припомню.

Дружище Джонс был честный малый и не стал бы экспромтом придумывать шутку, лишь бы не ударить лицом в грязь.

– Значит, мой рассвет победил за явным преимуществом, – самодовольно заявил Дядюшка Ларри.

– А что за шутка? – не выдержала Бэби ван Ренсселар, поддавшись женскому любопытству, которое бессильно перед искусной провокацией.

– Извольте. Я стоял на корме, и вместе со мной были еще двое: один американский патриот и типичный бродяга-ирландец. Американский патриот вдруг возьми и брякни: дескать, в Европе такого рассвета вовек не увидишь; но ирландец не растерялся и говорит: «Оно конечно – к вам-то рассвет приходит после нас, когда нам он уже без надобности».

– Да, в чем-то он прав, – задумчиво произнес Дружище Джонс, – там у них кое-что и правда лучше, чем у нас. Хотя бы зонты.

– И