Стендаль - Жизнь Наполеона Страница 7

[1] Эти записки хранятся у Кольберна в Лондоне. Как и записки Карно или Тальена, они могут в любой момент появиться в печати.

ГЛАВА XIX

Правление десятка трусливых казнокрадов и предателей сменилось военным деспотизмом; но не будь этого деспотизма, Франции в 1800 году пришлось бы пережить события 1814 года или же террор. Теперь Наполеон "вдел ногу в стремя", как он говорил в пору своих итальянских походов; и надо признать, что никто из полководцев, никто из монархов не знавал такого блестящего года, каким явился для Франции и для него последний год XVIII века. К тому времени, когда Наполеон стал во главе правительства, французская армия, потерпев ряд поражений, пришла в сильное расстройство. Завоевания Наполеона в Италии были утрачены, за исключением горных областей и генуэзского побережья. Большая часть Швейцарии незадолго перед тем ушла из-под влияния Франции. Произвол и хищничество агентов республики[1] вызвали возмущение швейцарцев; с этого времени аристократия взяла верх в стране; швейцарцы превратились в жесточайших врагов Франции; их нейтралитет стал пустым словом, и наиболее уязвимая из французских границ оказалась совершенно открытой. Все виды ресурсов Франции были окончательно исчерпаны, и, что хуже всего остального, энтузиазм французов иссяк. Все попытки создать конституцию, основанную на свободе, потерпели неудачу. Якобинцев презирали и ненавидели за их жестокость и за дерзкий замысел установить республику по образцу древности. Умеренных презирали за их бездарность и продажность. Роялисты, открыто бунтовавшие в западных областях, в Париже по обыкновению выказывали нерешительность, страсть к интригам, а более всего трусость[2]. Если не считать Моро, никто, кроме генерала, возвратившегося из Египта, не пользовался ни авторитетом, ни популярностью. А Моро в то время намеревался плыть по течению; руководить каким бы то ни было движением он никогда не умел.

[1] По странной случайности, самый отъявленный из этих мошенников носил фамилию Рапина (Rapine - добыча). [2] Осторожно! Главное - мало предприимчивы. For те (для меня) самая прекрасная их черта: лионское восстание 1817 года.

ГЛАВА XX

Сам Вашингтон затруднился бы определить ту степень свободы, которую можно было, не создавая этим опасности, предоставить народу, в высшей степени ребячливому, народу, который так мало использовал свой опыт и в глубине души все еще питал нелепые предрассудки, привитые ему старой монархией[1]. Но ни одна из тех идей, которые могли занять ум Вашингтона, не остановила на себе внимания первого консула, или, по крайней мере, он с чрезмерной легкостью счел их несбыточными мечтами для Европы (1800). Генерал Бонапарт был чрезвычайно невежествен в искусстве управления. Проникнутый военным духом, он обсуждение всегда принимал за неповиновение. Опыт изо дня в день вновь доказывал ему огромное его превосходство, и он слишком презирал людей, чтобы позволить им обсуждать меры, признанные им благотворными. Восприняв идеи древнего Рима, он всегда считал худшим из зол не положение человека, дурно управляемого и притесняемого в его частной жизни, а положение покоренного. Если бы он обладал умом более просвещенным, если бы ему была известна непобедимая сила общественного мнения, - я уверен, что природа не взяла бы в нем верх и деспот не проявился бы. Одному человеку не дано соединять в себе все таланты, а он был слишком изумительным полководцем для того, чтобы быть хорошим политиком и законодателем. В первые месяцы своего консульства он осуществлял подлинную диктатуру, в силу обстоятельств ставшую необходимой. Человеку, которого внутри страны тревожили якобинцы и роялисты, да еще память о недавних заговорах Барраса и Сьейеса, которому извне угрожали готовые вторгнуться в пределы республики армии королей, нужно было продержаться во что бы то ни стало. Эта необходимость, на мой взгляд, оправдывает все самовластные меры, принятые им в первый год консульства. Постепенно размышление, основанное на тщательных наблюдениях, привело окружающих к выводу, что он преследует исключительно свои личные цели. Тотчас им завладела свора льстецов; как это обычно бывает, они стали доводить до крайности все то, что считали мнением своего властелина[2]. Людям этого склада, вроде Маре или Реньо, оказывала содействие нация, привыкшая к рабству и хорошо себя чувствующая только тогда, когда ею повелевают. Дать сначала французскому народу столько свободы, сколько он мог усвоить, и затем постепенно, по мере того, как партии утрачивали бы свой пыл, а общественное мнение становилось бы все более спокойным и просвещенным, расширять свободу, - этой задачи Наполеон себе отнюдь не ставил. Он не задумывался над тем, какую долю власти можно, не совершая этим неосторожности, доверить народу, а старался угадать, какой крупицей власти народ удовлетворится. Если конституция, которую он дал Франции, была составлена с каким-либо расчетом, - это был расчет на то, чтобы незаметно вновь привести эту прекрасную страну к абсолютной монархии, а отнюдь не на то, чтобы довершить ее приобщение к свободе[3]. Наполеон мысленно видел перед собой корону; его ослеплял блеск этой обветшалой побрякушки. Он мог установить республику[4] или хотя бы двухпалатную систему управления; вместо этого он все свои помыслы устремил на то, чтобы положить начало династии королей.

[1] В 1814 году генералы предпочитают наименования "генерал-лейтенант" и "полевой маршал" названиям "дивизионный генерал" и "бригадный генерал", освященным столькими победами. [2] Каррион-Низа в 1801 году или Ферран в 1815 году. [3] Действия консула имеют такое же значение для истории Европы, как и для истории Франции. [4] Назначаемая Сенатом, охраняющим закон, Директория из пяти человек, состав которой обновляется по одному человеку в год; две палаты, непосредственно избираемые народом: первая - из числа людей, платящих тысячу франков налога, вторая - из числа тех, кто платит десять тысяч, и также обновляемая по одной пятой общего числа членов в год. Такого рода правительство - самая верная защита от опасности завоевания.

ГЛАВА XXI

Первые мероприятия диктатора были величественны, разумны и благотворны. Каждому была ясна необходимость твердой власти, такая твердая власть была создана. Все возмущались продажностью и произволом последних правительств, - первый консул сделал хищничество невозможным и всячески содействовал лучшему отправлению правосудия. Все скорбели о том, что существование множества партий препятствует единению и ослабляет Францию, Наполеон призвал к руководству делами талантливых людей всех партий. Каждого страшила мысль о реакции, - Наполеон железной рукой пресек все попытки реакционного переворота. Правительство Наполеона одинаково охраняло всех тех, кто повиновался законам, и беспощадно карало всех тех, кто дерзал их нарушать. Под влиянием преследований последние искорки католицизма разгорелись вновь, Наполеон взял религию под свое покровительство и вернул священников к церковным алтарям. Западные департаменты страдали от гражданской войны, снова вспыхнувшей вследствие закона о заложниках, - Наполеон отменил этот закон, прекратил составление списков эмигрантов и мудрым сочетанием кротости и твердости водворил на Западе полное спокойствие. Франция единодушно желала мира, - Наполеон сделал врагам мирные предложения. Когда Англия и Австрия пренебрежительно их отвергли, он своей изумительной победой при Маренго добился от Австрии покорности, а затем с безрассудным великодушием все ей простил. Английский кабинет, эта зловредная олигархия, применяющая для страданий всего мира и для порабощения людей все те силы и знания, которыми она обязана свободе[1], - этот кабинет, самый могущественный и самый искушенный из всех врагов первого консула, видя себя покинутым всеми своими союзниками, был в конце концов вынужден заключить мир и признать республику.

[1] Длинно, Затемняет главную мысль. Перенести в другое место, так же как и то, что по ту сторону Ламанша свобода внушает страх английской аристократии. Англичане, боявшиеся нашего оружия при Наполеоне, теперь боятся нашей свободы.

ГЛАВА XXII

Наполеон уже не имел соперников среди великих людей нового времени; он достиг вершины славы, и если бы он захотел даровать родине свободу, он уже не встретил бы препятствий. Особенно его восхваляли за то, что своим конкордатом он вернул мир и спокойствие церкви. Этот конкордат - великая ошибка, которая на целое столетие задержит раскрепощение Франции; Наполеону надлежало ограничиться прекращением всяких преследований[1]. Частные лица должны оплачивать своего священника так же, как они платят своему булочнику. Наполеон всегда придерживался широчайшей терпимости по отношению к французским протестантам; в годы его правления того, кто осмелился бы заговорить о возможности нарушения этого основного права человека, сочли бы сумасшедшим. Безошибочно определив, в чем зло, препятствующее очищению католичества, он просил папу отменить безбрачие священников, но не встретил сочувствия в римской курии. Как он сказал Фоксу, вздумай он настаивать на своем предложении, все с негодованием сочли бы это протестантизмом чистейшей воды. Наполеон ускорил судопроизводство и сделал его более справедливым. Он работал над самым благородным своим творением кодексом Наполеона. Таким образом, - пример, единственный в истории! - самому великому из своих полководцев Франция обязана устранением путаницы и противоречий, царивших в несметном множестве законов, которыми она управлялась. Наконец, один вид жандармов, набиравшихся Наполеоном из числа лучших его солдат, устрашающе действовал на преступников.