Когда нет прощения - Виктор Серж Страница 73

вертикальные города, где прохожий чувствует себя незначительным, одним из многих, неожиданно осознает, что реальный мир принадлежит ему и, одновременно, что ему не принадлежит ничто, ибо он сам – ничто, лишь атом во вселенной; эти толпы так хорошо одеты, такие озабоченные, улыбчивые и одновременно суровые… Атомы не ведают о себе и о других атомах, даже в стали, где так тесно соприкасаются друг с другом… Дарья шла по улицам. На углу Бродвея ее поприветствовал Винифред; в тот же день в метро в трех метрах от себя она увидела Островецкого, он ее не заметил. Подобные столкновения атомов должны были насторожить. Путешественница предприняла меры маниакальной предосторожности, забегала в лифты, решительным шагом беглеца проходила по коридорам шестидесятого этажа, с высоты небоскреба смотрела на мегаполис чудесных сталагмитов, зияющие врата континента, куда бы бросилась вся несчастная Европа, если бы могла… Небо и море были серые, как слезы. Если бы в этот момент на железобетонных высотах показался голый череп Островецкого, Дарья бы сбежала по балюстраде и нырнула в огромную человеческую пустоту… Одинокую среди немногих зевак в плохую погоду, ее поддерживал энтузиазм, который сильнее отчаяния. Мощь людей подобна океану. Остается лишь излечить людей…

Она видела равнины, царство злаков; умывальники на маленьких станциях сияли чистотой; газеты на сорока страницах обещали самый изысканный комфорт по самым низким ценам, роскошь стандартизированных туалетов, мельтешение маленьких объявлений рядом с подробными рассказами о голоде и мрачных убийствах на других континентах… Пусть это покажется естественным, приемлемым тем, кто путешествует из одного полушария в другое, это огорчительно, но, возможно, не более загадочно, чем физическое состояние людей, выходящих из жилища, где только что, после напрасных мук агонии упокоился кто-то очень дорогой, очень великий, незаменимый… Или это доказательство тотального абсурда? Неизлечимого безумия нашей души, жаждущей справедливости, покоя, милосердия, понятий, чуждых океанам и планетам? Без равновесия, необходимого ритма, музыкальной гармонии существовали ли бы океаны и планеты? Чем был бы наш разум, милосердие, если бы они не были связаны с поисками ослепительного равновесия, присущего звездам, структуре атома, точным пропорциям переброшенных через реки мостов? Не раз Дарья, проезжая по прекрасным дорогам мимо развешанного рядами белья перед бедными домиками, сдерживала смех и слезы, немыслимо счастливая, отгоняя упорную тоску, по-детски отвечая на все вопросы: «Они живут!

Они живут! Это прекрасно, когда миллионы людей живут, в то время как…»

Ее надежда зиждилась на двух адресах в США. Если обе эти нити оборвутся, что будет? Ничего! Она хранила их в памяти долгие годы, и вот память ее подвела: однажды утром она не смогла их вспомнить, играя сама с собой, потому что была уверена, что записала их, зашифровав, в свою записную книжку и, открытым текстом, но переставив буквы, на обратной стороне стельки. Первый адрес, в Бруклине, уже не существовал, рассеялся, как дым среди дымов Нью-Йорка. От этого Дарья почувствовала себя еще более счастливой, если только это состояние трагической и восторженной эйфории можно было назвать счастьем. «Я согласна исчезнуть…» Здесь я никому не нужна, почти не нужна даже самой себе. Исчезнуть в мире, где ничто не исчезает, где выстрел в висок значит столь же мало, что и чирканье спички, исчезнуть на подъеме переполняющей меня энергии, должно быть, горько, на самом деле это не означало бы утрату надежды.

Она не остановилась. Второй адрес привел ее в маленький городок в Вирджинии, к воротам дома с белыми колоннами, похожего на мелкопоместную усадьбу в России прошлого, во времена Чехова. Дарья позвонила беззаботно, как игрок, бросающий кости в последний раз, почти уверенный, что проиграет, потому, что уже проиграл все. Чернокожий слуга ввел посетительницу в пестрый холл, слишком светлый, слишком богатый, подчеркнуто бесполезный. Нить сейчас оборвется, все это явно неразумно. Дарья осведомилась о хозяйке, и негр, вместо того, чтобы ответить ей: «Вам остается только покончить с собой, мадам, через четыре недели, если быть точным…», – сообщил: «Вас ждут, мадам? Что мне сказать?» Вовсе не ждут, и главное, ничего не говорите! «Минутку! – сказала Дарья. И написала на вырванном из записной книжки листке: «От Д.» Затем вложила листок в конверт. «Передайте, пожалуйста, это хозяйке…» Вышколенный слуга, к счастью, ничему не удивился. Дама с волосами, выкрашенными в ярко-рыжий свет, немедленно приняла Дарью в гостиной, загроможденной подушками и цветами. Дама, явно напряженная, слегка помахивала конвертом, а другой теребила колье с мелкими синими камешками. Зрачки ее расширились от ужаса.

– Что вы от меня хотите? Кто вы?

– Прошу вас простить меня… Не волнуйтесь.

– Какой Д.? Не знаю никакого Д.

«Неловкая ложь, – едва не сказала Дарья – Вам, несомненно, известно много имен, начинающихся на “д”.» Это было глупо. «Вы у меня в руках», – злобно подумала Дарья, она ненавидела эти подушки, цветы, красивый абажур… Дама разорвала конверт и листок из записной книжки на мелкие кусочки, которые бросила в пепельницу. «Вам следовало бы их сжечь», – лицемерно подумала Дарья. Дама была пухлой, с розовой кожей и очаровательным профилем любительницы удовольствий.

– Если бы вы не знали Д., вы бы меня не приняли… Вам нечего опасаться, по крайней мере, с моей стороны… Вы получили его указания. Мне нужен только его адрес…

– Но это смешно! Вы ошибаетесь! Кто вы?

Дарья, как будто ища что-то, достала из сумочки и открыла книгу в кожаном переплете – «Листья травы».

– Ах, – сказала хозяйка, вновь овладев собой, – вы читаете Уитмена?

Никогда, нигде, быть может, автор «Salut au monde» не вызывал такого мрачного беспокойства, как в этот момент. Две женщины просто смотрели друг на друга. «Вы знаете, – сказала рыжая дама, – я потеряла с ним связь много лет назад… Учтите. Он в Мексике… Не храните этот адрес у себя, запомните наизусть…»

Благословенная нить выдержала земные и исторические бури. «Мне не нужно записывать, – сказала Дарья, – у меня хорошая память». Она попыталась установить контакт: «У вас тоже, конечно…» Это означало: мы в чем-то похожи, мы знаем то, чего другие не знают и не понимают, поскольку не прошли некими тайными путями…

– Вы поедете к нему? – доверительно спросила рыжая дама.

«Да». «По тем же причинам?» «А разве могут быть другие?…» Обе женщины одновременно подумали: прошло слишком много лет, чтобы вероятной причиной стало убийство. Рыжая дама взяла в свои сухие ладони руки Дарьи, кожа которых была нежной и шелковистой. Их словно связала невидимая нить. Дама заговорила очень быстро и тихо: «Этот мир ужасен… Я верила всей душой… Не говорите ему обо мне, я больше не представляю ничего интересного. Вам нужны деньги?