Линди Вудхед - Мистер Селфридж Страница 12

Случались дни, когда казалось, будто Гарри Селфридж несется на гребне волны, в другие его будто выбрасывало на берег. Дом Роуз и Гарри настигло несчастье, когда их первенец – дочка по имени Вайолет – умерла через несколько месяцев после рождения. Селфридж скрывал горе, еще глубже зарываясь в дела, а Роуз тихо приходила в себя. Учитывая, каких успехов она добилась с «Виллами Розали», можно было ожидать, что она вернется к работе. Но этого не произошло. В эпоху, когда женщины всеми силами стремились к независимости, Роуз, похоже, не тяготило положение домохозяйки. Она вышла замуж за настоящий вихрь энергии, и, по всей видимости, порой ее это изматывало.

Городские чиновники суетливо разрабатывали стратегию в связи с заявкой Чикаго на принятие «Всемирной выставки Колумба» – американского празднования четырехсотлетия со дня прибытия Колумба на берега континента. Чикаго не скупился на расходы, чтобы победить в жесткой конкуренции с Нью-Йорком, Вашинг-тоном и Сент-Луисом. В апреле 1890-го президент Гаррисон подписал акт конгресса о проведении «Всемирной выставки искусств, предприятий, производств и продуктов почв, гор и морей в городе Чикаго» и пригласил «нации мира принять участие в мероприятии». В 1851 году лондонская Большая выставка зародила тенденцию потребительства, теперь же Всемирная выставка в Чикаго превратила его в неотделимую часть повсе-дневной жизни.

Чикаго давно ждал подобного события – не в последнюю очередь из-за спекулянтов в области недвижимости, бросившихся скупать там землю. Харлоу Хиггинботем (старший партнер, отвечающий за финансы в «Маршалл Филд») был назначен президентом выставки, а Дэниел Бернем стал директором всего предприятия. Они знали, когда должна состояться выставка – в 1892 году, – и вскоре решили, где она состоится, выбрав обширный участок площадью в двести пятьдесят пять гектаров в Саут-Сайде, на котором располагались парки Джексон и Мидвэй-плезанс. Труднее было решить, как именно все будет происходить. Для планировки выставочных павильонов собрали группу, в которую вошли ведущие архитекторы страны. Под началом Бернема в этой команде работали Ричард Моррис Хант (известный своими проектами отеля «Астория» в Нью-Йорке, особняка Вандербильта и здания «Маршалл Филд»), Чарлз Макким из знаменитой нью-йоркской компании «Макким, Мид и Уайт», Фредерик Лоу Олмстед (спроектировавший Центральный парк в Нью-Йорке) и почетный выходец из Чикаго Луис Салливан. Судя по всему, споры между ними начались уже на первом собрании – восточная группа ратовала за классицизм, Луис Салливан – за модернизм. Более того, вскоре стало очевидно, что разработанные планы нет возможности воплотить в задуманное время, и открытие выставки перенесли на 1893 год.

Впереди было много работы, и величайшие умы Чикаго взялись за дело. В первую очередь был переизбран мэр Чикаго Х. Харрисон. Он уже отслужил четыре срока подряд, так что жители знали, чего от него ожидать, – Харрисон был пылким человеком, алкоголиком и заядлым игроком. Неудивительно, что, победив на выборах, хотя и с минимальным отрывом, он объявил, что «постановил подготовить двести баррелей отличного чикагского виски, который охмеляет за милю» для приема официальных лиц. Когда это сообщение докатилось до Нью-Йорка, Уорд Макаллистер[8], свято верящий в нормы этикета «известнейшей миссис Астор», пришел в ужас и написал в газете «Уорлд», что «гостей из рядов нью-йоркского общества будет волновать не количество, а качество». Беспокоясь о меню, не говоря уже о содержимом винных карт, Макаллистер рекомендовал городу «выписать нескольких отличных французских поваров, поскольку джентльмен, привыкший к черепаховому супу и фуа-гра, не станет обедать бараниной с репой». Его заявления, что в Чикаго якобы не смогут организовать достойный банкет, произвели эффект взорвавшейся бомбы. В местной прессе его называли «главным дворецким» и «нью-йоркским лакеем». Макаллистер, не желая сдаваться, обрушил на Чикаго новую волну критики: «На то, чтобы научиться жить по правилам, уходит почти целая жизнь. Этим чикагцам не стоит притворяться, будто они могут потягаться с восточным побережьем в вопросах вкуса, их развитие было слишком быстрым, чтобы вместе с богатством нажить культуру».

Макаллистер, который положил начало знаменитой концепции «Четырех сотен» миссис Астор (именно столько людей могли с удобством разместиться в ее бальном зале), был одержим этикетом, танцами и антуражем. Не сомневаясь, что богачи из Чикаго не способны танцевать кадриль, он особенно ядовито проходился по дизайну особняков миллионеров, где бальный зал часто располагался на четвертом этаже, до которого – о ужас! – нужно было подниматься на лифте. «В Нью-Йорке бытует мнение, что путь, ведущий к бальному залу, должен быть столь же художественно оформлен, как и сам зал. Мы не приезжаем на танцы в лифтах».

Жители Чикаго, гордившиеся своими мясными меню и лифтами, пропускали мимо ушей большинство этих шпилек, но замечания о танцах их все же задели. Помощь подоспела в виде танцевальной академии Юджина Бурника, который, хотя больше привык обучать детей первым балетным па, теперь день и ночь преподавал родителям правила бального этикета.

По всему городу разносился гул строительства. Возводились отели, перестраивались старые, открывались рестораны, расширялись игорные дома – спрос на рулетки взлетел до небес, и, чтобы справиться с заказами, пришлось открыть новую фабрику.

Миссис Поттер Палмер, главная женщина города, была назначена председательницей «Совета управляющих леди», который отвечал за постройку женского павильона. Даже с учетом набирающего обороты движения за права женщин такой проект был для Америки радикальным шагом, и миссис Палмер была твердо намерена сделать все, чтобы он не остался без внимания. Совет нанял архитектора Софию Хейден, чтобы она спроектировала их павильон, в залах которого будет представлено все – от кулинарных мастер-классов до выставки высокотехнологичной домашней утвари, предметов дизайна интерьера, искусства, ремесел и даже модель детского сада. Было решено, что на концертах в зале будут исполняться только произведения композиторов-женщин, а на экспозициях будут представлены достижения женщин в культуре, науке и различных профессиональных областях. И, наконец, в павильоне будут выставлены последние новинки в сфере моды, а также редкие украшения и предметы антиквариата, которые миссис Палмер одолжила у своих богатых, титулованных подруг в Европе. В планах было продемонстрировать все, чего хочет и в чем нуждается женщина, кроме косметики.

Дело было не в том, что предприниматели в области зарождающегося косметического бизнеса не хотели по-участвовать. Мадам Йель, известная лекциями «Религия красоты, грех уродства», была бы рада представить свою продукцию на выставке. Но миссис Палмер и ее комитет твердо верили, что этого делать не стоит. Румяна и помады, говорила миссис Палмер, «это не то, на чем следует заострять внимание». Запретив участие миссис Йель, Берта Палмер следовала нравственным нормам эпохи, в соответствии с которыми использование косметики было чем-то недостойным. Такие дамы, как миссис Палмер, ухаживали за своей кожей с помощью воды и мыла и делали маски для лица из овсянки. Быть может, они и попробовали эксклюзивный крем «Рекамье» от Гарриет Хаббард Айер – сама миссис Айер происходила из хорошей чикагской семьи, – но в повседневной жизни им вполне хватало жирного ланолинового крема из местной аптеки. Учитывая, как суровы в Чикаго зимы, скорее всего, они использовали бальзам для губ (один отличный местный рецепт включал в себя боровий жир, полезный побочный продукт скотных дворов Чикаго). Бровям придавали форму с помощью пинцетов и воска. Наконец, тонкий слой пудры помогал избежать жирного блеска. Больше никакой косметикой дамы пользоваться не желали.

В результате в универмагах, таких как «Маршалл Филд», косметическому отделу внимания уделялось мало. Там продавались ручные зеркала, щетки и гребни, одеколон и богатый ассортимент красиво упакованного ароматического мыла. Филд не пытался добавить к этому парикмахерскую или предлагать такие процедуры, как маникюр и массаж, – они оставались в ведении маленьких, отдельных салонов красоты. Филд долгое время сопротивлялся натиску косметического бизнеса, хотя другие вскоре сдались. Еще в 1897 году в каталоге «Сирс» появилась их собственная косметическая линия, включавшая румяна, карандаши для глаз и пудру для лица, а сам Гарри Селфридж в 1910 году открыл первый в Англии крупный косметический отдел.

Зная, что на выставке ожидается двадцать пять миллионов посетителей, Маршалл Филд предприимчиво разработал план по развитию розничного департамента. В начале 1892 года он начал скупать здания к востоку от универмага и нанял Дэниела Бернема, чтобы тот за полтора года спроектировал новую девятиэтажную пристройку. Несмотря на невероятную нагрузку – Бернем руководил строительством более двухсот зданий для выставки, – архитектору удалось сдать проект Филда с опозданием всего на два месяца, и в августе 1893 года состоялось открытие нового крыла.