Владимир Бошняк - Мальчики для девочек, девочки для мальчиков Страница 17

Наконец она добралась до человека, который лет тридцать играл в кино злодеев, а теперь пребывал на заслуженном отдыхе, посвятив себя пятой жене, женщине на тридцать с лишним лет его моложе, а также их приемному сыну и дочери.

– Они ведь нравятся тебе, правда же? – сказала женщина.

– Ну, против ничего не имею.

– Мы так здорово проводили с ними время, когда были в Нью-Йорке. Оба такие обаяшки, да и от тебя в восторге. Почему бы не позвонить им, чтобы прилетели с нами вместе выпить? Они живут недалеко от Бербанка, самолеты оттуда летают каждый час. Они были бы здесь к часу или к двум, и можно было бы пить до четырех или пяти. А спать их можно уложить наверху или отправить в отель. Ты можешь съездить, привезти их из аэропорта на машине. А я дома подожду. Бояться не буду: ворота будут заперты. Давай им позвоним.

– О’кей.

Женщина принесла из коридора телефон, водрузила на кухонный стол перед собой. И через несколько секунд уже вовсю болтала с подружкой. Из их разговора было понятно, что отставной злодей не много устал, но жена, похоже, сумеет его уговорить.

– Она пошла спросить его. Только бы они приехали! И уж повеселимся тогда на славу, у нас ведь еще скотча целых три бутылки.

Отставной злодей колебался, ему эта идея не очень улыбалась, и тогда женщина упомянула то обстоятельство, что утром из Нью-Йорка к ним прилетает еще пара их общих знакомых и они смогут всей компанией позавтракать, а потом устроят совместный шопинг, потом пойдут куда-нибудь пить коктейли, а потом будут обедать и опять где-нибудь пить и болтать. Жена отставного злодея снова пошла его уговаривать, после чего сказала, что они, так уж и быть, попробуют позвонить в аэропорт и в отель в Сан-Франциско, а потом перезвонят.

– Как здорово! – сказала женщина. – Я знаю, они приедут. Я буду в новом платье, а ты побреешься и наденешь темный костюм. Сейчас много не пей, тебе ведь еще ехать в аэропорт. Можешь уже идти бриться, и я тоже с тобой, приму ванну. Пить начнем, когда они будут здесь.

– О’кей.

Он допил третью стопку и пошел в ванную бриться. Стоя под душем, услышал, как женщина объявила:

– Они едут! Будут в аэропорту в час пятнадцать. А если на этот рейс не успеют, будут здесь в четверть третьего. Давай скорей, мне нужна ванна.

– О’кей.

Глава 19

Побритый, в темном костюме, он ехал их встречать в аэропорт, начиная ощущать действие трех порций виски, которые выпил перед душем, и еще двух, которые выпил после. Чувствовал себя при этом хоть куда.

А сделаю я это так, произнес он почти вслух. Возьму деньги, которые выиграл сегодня. Половину опять поставлю на бегах. Если проиграю, пущу в игру остальное. Если выиграю, на денек сделаю передышку. Послезавтра сделаю то же самое. Думаю, выиграю. Ведь все, что нужно, – это правильно угадать. Что же я – не сумею правильно угадать? Поставлю опять «на все случаи», чтобы, если абсолютно правильно угадать не получится, все-таки что-нибудь да выиграть или хотя бы не проиграть. Мне всегда везло, повезет и завтра, и послезавтра тоже. И никогда мне везти не перестанет. Мне всегда нравилось писать, но никогда это не нравилось мне больше, чем радоваться жизни. Я понимаю, что надо работать в поте лица, вкалывать серьезнее, чем это делаю я, но зачем? Сейчас у меня нет на это настроения. Множество людей вкалывают вовсю, но им не везет, и их результаты куда скромнее моих. Вкалывать-то они вкалывают, а получают шиш, потому что нет у них моего везенья. У них, кстати, и вид соответствующий. Выглядят как черт-те что, а уж как себя чувствуют, это можно только догадываться. И настоящей радости от жизни никогда не получают. На это у них нет ни времени, ни энергии. С жуткой серьезностью они бьются над работой, а удачи нет как нет, поэтому они быстро стареют и умирают, не вкусив вообще никакой радости жизни. И зачем все эти труды? Чтобы критики (тоже, между прочим, невезучие и никогда в жизни, наверное, не решавшиеся чем-нибудь рискнуть) собрались всей своей немногочисленной невезучей кучкой и сказали, что все написанное этими неудачниками дрянь? И дело не в том, что это не так. Что, как не дрянь, может сочинить писатель, который не знает вкуса удачи и ни разу в жизни не пошел на риск? Конечно дрянь, но они над этой дрянью еще и в поте лица работают – в надежде, что кто-нибудь внезапно выдумает новое мерило, согласно которому эта их дрянь и гадость, именно по причине выдающейся гадостности, как раз и окажется великим искусством. Писатель, не знающий, что такое удача, может и впрямь, наверное, найти себе в подобных мыслях утешение. Вдруг его писанина окажется настолько вялой, скучной и безнадежно нечитабельной, что ее признают великой литературой? Любой писатель-неудачник может спросить: а что такое великая литература? И ответить так, как ему будет угодно. А я вот как раз удачник, и мне эти вопросы ни к чему. Все, что мне нужно, – это перестать волноваться о детях. Дети ведь чьи? Они ее и одновременно мои, и мои волнения о них никакой пользы им не принесут. Все, что могут эти волнения сделать, – это спугнуть удачу. Вообще-то, уже семь лет они держат ее от меня на расстоянии, но у меня еще не все потеряно. Все, что я должен сделать, – это перестать волноваться. О детях вообще забыть. Забыть о литературе. Забыть о семье. Забыть о том, что я хочу еще детей. Хотеть можно и дальше. Если я перестану волноваться, они у меня скоро будут. Забыть о ссорах. Забыть обо всем и положиться на удачу. Глянуть на результаты предыдущих забегов, позвонить Лео, сделать ставки, выиграть и забрать деньги. Нельзя ждать от Дейзи, чтобы она шла по стопам жен писателей-неудачников. Зачем ей это? Она красивая женщина, которая чутьем понимает, что в жизни важно, а что нет. И подделку она тоже распознает чутьем. Зачем ей пытаться жить так, как живут жены писателей-неудачников? Они садятся на пол, посасывают шерри и болтают. Их мужья всегда вымотаны: работали в поте лица и все скудные запасы своей энергии растратили. Их несчастные дети без психоаналитика не могут одолеть даже начальной школы. А мы с Дейзи как-нибудь друг к другу притремся. Я просто не буду слишком многого от нее требовать. Как и вообще от жизни. Не буду так переживать, и удача ко мне вернется. Сегодня она уже немножко вернулась, несмотря на то что я все время дико переживал. Надо же, все равно вернулась! Ведь без удачи у меня все равно ничего не получится. А единственный способ вернуть удачу – это перестать волноваться.

Он отыскал место для парковки, пошел в бар аэропорта, одним глотком выпил полстакана и усмехнулся той своей усмешкой, которая появлялась на его губах то и дело во времена, когда удача была при нем и ему не надо было в нее верить.

– Горный Лис, – сказал он бармену. – Не знаете, Горный Лис завтра бежит в Бэй-Медоуз?

– Щас гляну, – сказал бармен.

– Третий забег, по-моему…

Он помнил этого жеребца, к тому же ему нравилась картинка, которую рисовала его кличка: лис в пустынных горах, бежит и улыбается. Он загадал: если тот вообще бежит, значит в третьем забеге – безо всякой на то причины.

– Что-то я нигде его не вижу.

– Эх, если бы он завтра бежал и к тому же в третьем забеге, я бы на него поставил. А если бы он бежал в первом или пятом, я бы все равно на него поставил, но не так много.

– А дистанция?

– Да ну, любая. Это там что, приземлился тот, который час пятнадцать из Голливуда?

– Да, думаю, это он.

– Налейте, пожалуйста, еще одну, прокину по-быстрому.

Он залпом выпил вторую порцию и вышел. Сразу увидел знакомые лица и пошел навстречу, улыбаясь, как положено счастливцу.

Они выглядели прекрасно и сами, а про него сказали, что он выглядит просто на редкость.

– Погодите, вы еще детей не видели, – сказал он и тут же, все еще смеясь, почувствовал, как в душе что-то больно сжалось, да так, что он чуть не сблевал. Но смеяться не перестал, нет, и им не позволил.

Они хохотали почти всю обратную дорогу, потому что кругом все действительно было очень забавно – лица, голоса, слова…

Так и приехали.

Глава 20

Отставному злодею было за шестьдесят, он отяжелел, утратив атлетическую стройность, которая была ему присуща в дни его наибольшей славы, когда он плотоядно поглядывал, а бывало, и накладывал лапу на красивейших женщин киноиндустрии.

– А я всегда был расположен к полноте, – сказал он. – Просто я был целеустремлен – очень уж хотелось стать знаменитым. Поэтому не толстел.

– Какой же вы толстый? Вы не толстый, – возразила женщина. – Правда же? – обратилась она за поддержкой к жене злодея. – Тебе, конечно, виднее.

Жена киноактера была иного мнения:

– Он толстый, и ему это нравится. Более того: я тоже толстая!

– Да ну, перестань. Уж кто толстый, так это я. А у тебя просто пышные формы. Правда же, у нее роскошная фигура, а, дорогой?

– Что? – вскинулся мужчина.

Он в это время думал о горном лисе, как тот скачками движется по склону вверх и победительно улыбается. Никакой боли писатель уже не чувствовал и был рад гостям. Да и люди-то, люди-то какие! Милейшие люди в мире.