Моника Али - Нерассказанная история Страница 26

– Молодец, – похвалил Грабовски.

Было уже начало шестого, и бар постепенно наполнялся рабочими со стройки. Любопытно, что у всех у них на лбах были красные полосы, оставленные жесткими касками.

Придется придумать, что делать с Лидией. Может ли он что-то сделать, чтобы не отпугнуть ее? При условии, что он не совсем спятил. По крайней мере фотограф, преследовавший Джеки Онассис, не был одержим призраком. Но Грабовски просто не может уехать. Иначе его всю оставшуюся жизнь будет мучить мысль об упущенной возможности. Голубые глаза, зеленое колечко вокруг правого зрачка, знакомая походка, смех, от которого все внутри сжимается. Не так много признаков. Но вместе они удерживали его крепче корабельного каната.

– Не хочу совать нос в чужие дела, – начал Хад. – Коровий язык облизал нижнюю губу. – Я не из таких. Никогда не теснил кого-то машиной. Никогда не вламывался в чужие дома. Просто делаю свое дело. Живи и дай жить другим, вот мой девиз.

Наступил вечер, и Грабовски не знал, как убить время. Сидя на кровати, он перебирал четки. Потом бродил по комнате.

Нужно что-то решать. Стоит ли преследовать ее дальше, или все это глупость несусветная?

– Возможно, это она. Возможно. Но как это доказать? Как выяснить? Если он прав и начнет расспрашивать обитателей города, она исчезнет, как только об этом услышит.

– Терпение, – сказал он себе. – Думай об этом как о повседневной работе. Слежке за мишенью. Конечно, слежка может быть самой длинной в жизни, но все окупится…

Его почти тошнило от возбуждения. Может, Кэти примет его?

Теперь он бежал впереди себя.

Он не мог начать расспросы в городе. Но вполне способен начать расследование дома.

Грабовски позвонил:

– Ник! Знаю, что уже поздно, но мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

Ник служил в полицейском архиве и неофициально подрабатывал у Грабовски. У него был просто талант выкапывать нужные документы, знать, где и что искать. Из всех людей, которым платил Грабовски, – швейцаров, официантов, нянь, пиар-агентов, водителей, – Ник был самым полезным.

– Это тебе дорого встанет, – откликнулся Ник: его стандартный ответ. Хотя Грабовски все эти годы звонил ему в любое время суток, он никогда не заставал его спящим.

– Лидия Снейрсбрук, – коротко бросил он. – Лет сорока пяти-пятидесяти. Найди все, что сумеешь.

– А именно? – уточнил Ник. – Только имя, никакой даты рождения? Ничего больше? Что ты ищешь?

– Сам не знаю. Имя очень необычное. Сначала узнай, сколько существует людей с такой фамилией.

– Значит, проверю главный ЗАГС. Все Лидии Снейрсбрук, рожденные между, скажем, 1955 и 1965 годами. И что потом?

Глава 15

20 февраля 1998 года

Хорошая мать… Да, она была хорошей матерью. (Все чаще и чаще я испытываю искушение писать о ней в прошедшем времени.) Удивительно, но именно в этом заключалась одна из причин ее исчезновения. И здесь есть свои сложности и особенности.

Она считала, что от нее в любом случае избавятся, оставив детей без матери. Конечно, этого было бы недостаточно. Она согласилась бы жить в страхе, будь это во благо сыновей…

Но в ней постоянно росло убеждение, что ее присутствие вредно для мальчиков. Убедила себя, что окружавшее ее безумие разрушает их жизнь. И при этом твердо верила в то, что, как только пыль уляжется, она снова увидит сыновей.

21 февраля 1998 года

Вчера я лежал несколько минут, думая о том, что сейчас сяду за дневник, но заснул, а когда проснулся, мозг словно заволокло туманом, пока не наступило время ложиться спать.

Я все еще валялся в постели, когда пришла Глория. И позвонила трижды (она забыла ключ), потому что я не хотел открывать, пока не надену халат, который оказалось довольно трудно найти и еще труднее надеть.

– Нужно договориться, когда я приду на следующей неделе, – объявила она после того, как мы закончили наш ритуал. – И через неделю тоже.

Я пробормотал что-то насчет того, что, возможно, меня здесь не будет.

– Конечно, будете, – отмахнулась она, считая, что я предсказываю собственную кончину.

Я объяснил, что собрался лететь в Вашингтон закончить свои исследования в Библиотеке Конгресса.

– Прекрасно, – одобрила она, словно я заговорил о поездке в Диснейленд, отложила ручку и опустила руки на лежащий на коленях ежедневник. Ладони были почти такими же большими и квадратными, как страницы.

– А что по этому поводу говорит доктор Пател?

Мой уклончивый ответ заставил ее поджать губы.

– Надеюсь, вас кто-то будет сопровождать?

Я ответил, что было бы неблагоразумно лететь в одиночку, тем самым избежав прямой лжи.

– Ваша сестра… Патрисия, верно?

Я объяснил, что она звонит мне каждый день. Так оно и было. Я постоянно оттягивал ее приезд, но, возможно, сдамся, перед тем как лететь в Штаты.

22 февраля 1998 года

Изучил ли я собственные мотивации? Возможно, недостаточно. Разве не волнительно выполнять тайную операцию, вместо того чтобы проводить последние дни погребенным под грудой книг? Мою заключительную операцию, с тех пор как в юности я был переведен из МИДа в Интеллиджент Сервис.

Я воспользовался скромной маскировкой (бородка и очки, и то и другое – мои собственные) на Ресифи, пока ждал подходящего момента. В городе было полно папарацци, и, вполне возможно, кто-то мог узнать во мне бывшего личного секретаря.

С одним я столкнулся на причале, когда нанимал шлюпку. Не будь я уже мокрым как мышь (солнце просто жарило), наверное, весь бы покрылся потом. Первой мыслью было, что если я узнал его, значит, и он узнает меня (совсем, как ребенок, уверенный, что если он закроет лицо, то станет невидимым).

Но в этот момент включилась моя выучка. Я не мог уйти, не выяснив, существовала ли хоть какая-то возможность, что меня разоблачили.

Я подошел к нему и показал на камеру:

– В соседней бухте пеликан кормит птенцов. Полагаю, вам это интересно. Вы снимаете животных?

Он быстро оглядел мою рубашку с гавайским рисунком, голые коленки… увидел перед собой бородатого, очкастого орнитолога, не интересующегося человечеством.

– Нет, приятель. Поболтайтесь тут немного и найдете нечто более волнующее.

Я рассказал Лидии об этом маленьком приключении. Она способная ученица. Любо-дорого было поглядеть, как она показала журнал своему пластическому хирургу. Думаю, с ней все будет хорошо.

23 февраля 1998 года

Книга не идет. Вчера я прочитал первые три главы и поморщился от шаблонных фраз.

Мне все равно. Мое наследие – не то, что покоится между обложками книги. ОНА живет в этом мире, и я вполне могу этим довольствоваться. Я все сделал правильно. По крайней мере мне так кажется.

Что она будет делать?

Мы обсуждали возможные области работы.

– Я ни на что не гожусь, – пожаловалась она.

Я категорически не согласился и попросил вспомнить обо всем накопленном опыте, о всех приобретенных умениях, о всех природных талантах.

С финансовой точки зрения (я разработал бюджеты, и она действительно слушала, когда я все объяснял) ей не придется работать долгое время, но я полагал, что работа поможет ей адаптироваться. Без нее Лидия начала бы растравлять свои раны, впала бы в очередную одержимость или просто умерла от скуки.

Мальчики… я собирался писать о них и отвлекся. Они были главной причиной.

Я увижу ее менее чем через две недели. Мои вещи уже собраны.

24 февраля 1998 года

Этот день я опять провел у окна. Размышляя. Вспоминая давно прошедшие времена. Сцены из своего детства… Школа, прогулки по саду, рождественские праздники, выложенные голубыми изразцами стены анкарского консульства, обед из паштета с хлебом в Провансе вместе с Гейл в наш первый отпуск.

Смешно, как всякие мелочи долго сохраняются в памяти! Ничего не значащие, не имеющие формы и смысла, и все же это жизнь!

Мальчики. Как может любая мать покинуть своих детей? А она преданная мать. Нет. Не игра на камеру. Хотя иногда приходилось изображать веселую добрую мать в кругу семьи. А муж по сравнению с ней выглядел таким чопорным!

Она страшилась самой мысли потерять их.

– Лоуренс, неужели вы не понимаете, что происходит? Они стараются разлучить меня и мальчиков.

В первое Рождество после официального разъезда ей пришлось оставить мальчиков в Сандрингеме. Она провела праздники одна в Кенсингтонском дворце.

– Они дали знать, когда я могу забрать мальчиков, а когда не могу. Словно они не мои дети, а собственность короны.

И она, по-своему, была права.

– Сначала они отняли мой титул, теперь пытаются забрать мальчиков.

25 февраля 1998 года