Мариан Фредрикссон - Книга Евы Страница 3

Она достала из котомки огниво и щепки. Начни кошка тереться о дерево, надо быстро разжечь щепки и бросить их через пространство между ветвями. Огня коты боятся, как смерти, так что все будет в порядке.

Утром она сделает плот для котомки и одежды и переплывет с ним через реку. Таким образом, она спланировала все до деталей на ближайшее время.

А дальше?

На дальнейшее планов не было, нельзя застраховать себя от того, чего не знаешь. Чувство беспокойства пронзило ее, когда она подумала об этом и еще о той загадочной земле, рядом с которой сейчас находилась.

Но она оттолкнула страх от себя: сатанинские глупости. Ведь она направлялась в страну детства именно потому, что страна эта была ей непонятна, – значит, тем более карта в голове должна быть начертана целиком.

«Потом я справлюсь и со страхом, – сказала она себе, – ведь все идет, как я задумала».

Однако в своем одиночестве у реки она была менее уверенной. Но и сомнения отбросила.

– Завтра, – сказала она громко. – Завтра я восстановлю ясность.

Но утешение казалось слабым.

Неизвестная страна.

И вдруг ее охватило чувство, подобное тому, когда умер мальчик.

Она почувствовала страшную усталость. И голод. Было слишком темно, чтобы разглядеть что-либо в котомке. Пошарив в ней рукой, она ухватила яблоко.

Немного посомневавшись, она все же съела его, терпкое, сладко-горькое.

Возможно, она думала, что хорошо бы подкрепить память, что яблоко вернет ей картинки страны детства сейчас, когда она так близко от нее.

Все равно не удастся поспать как следует, сказала она себе, но, не успев дожевать последний кусочек, уснула.

Правда, лишь наполовину, до пограничной зоны, до полудремы. Появились картины, но не те, на которые она надеялась. Нет, не те, а трудные, из нынешнего дома. Мертвое тело младшего мальчика, глаза старшего, полные страха.

«Ну ладно, пусть приходят, – подумала она. – Мне надо пройти и через это».

Глава третья

Все началось, как в обычный день: яркое солнце светило над полем и лугом, мирно паслись животные. После завтрака мальчики тоже, как обычно, отправились кто куда: старший на хлебное поле и огород, младший на скотный двор поменять воду, разложить соль, навести порядок.

– У нас плохо с мясом, – сказала она мужу. Тот кивнул. Он не любил забивать скот и всегда тянул до последнего. Она это знала и не упрямилась, не хотела нажимать на него.

– Бог пусть решает, – сказал он. Как всегда, она улыбнулась, когда он перекладывал решение на Бога.

Чуть позже она слышала его разговор с небесным Господином в саду, где муж построил алтарь под самой крупной яблоней. Яблони были единственным, что они принесли сюда из царства детства. Не сами деревья, конечно. Она вспомнила и тот день, когда поняла, что пробившиеся из мусорной кучи позади пещеры побеги проросли из последних прогнивших яблок, тех, что ей пришлось выбросить глубокой осенью.

Яблоки из царства детства приобрели детей у нас, осознала она и в восторге от такого счастья показала их мужу. Тот поблагодарил своего Бога, а она взяла побеги и заботливо посадила их в самые первые глиняные горшки.

Побегов было четыре; все, кроме одного, принялись. Когда пришла весна, их можно было высадить в уже обработанном саду. Там же она начала выращивать лекарственные травы и коренья для еды.

Один из побегов оказался особенно сильным, он хорошо вытянулся и даже покрылся кроной, такой прекрасной, что на ней ликовали птицы и пчелы.

Она вспомнила первое цветение, жужжание шмелей, а к осени созрели и первые терпкие сладко-горькие плоды.

Воспоминания наполнили ее покоем, и она заснула, на этот раз глубоко погрузившись в мягкую черноту.

Она проснулась от треска ветвей, предупреждавшего ее об опасности. Желудок сжался, руки покалывало. «Не двигайся», – сказала она себе. И, бесконечно медленно повернув голову, увидела у подножия дерева огромную кошку, сосредоточенно обнюхивавшую ствол и готовую к охоте.

«Сатана тебя возьми», – подумала женщина и в упор посмотрела в узкие, горящие огнем глаза животного. Прищурилась, хотя и знала, что ее-то глаза в темноте не блестят. Медленно и беззвучно нашарила рукой щепки и огниво. Огонь нельзя выбить неслышно, неужели кошка прыгнет на нее только от одного звука? А если ей не удастся выбить огонь или отсыревшая щепка не загорится?

«Спокойно, – подумала она, – тебе всегда удавалось развести огонь с первой искры. Почему сейчас не удастся?»

В следующее мгновение щепка в руках вспыхнула как молния, и она тут же бросила ее в зеленые глаза. Кошка в ужасе и бешенстве зарычала, что наполнило женщину чувством удовлетворения.

Вот, получай!

Запахло горелым, она немного испугалась: не захватит ли огонь землю и не заставит ли ее спуститься, чтобы погасить его. Но огонь вскоре сам погас в траве, мокрой от росы.

Она мысленно поблагодарила дерево, разбудившее ее, положила огниво на место и послала тысячу приветов удивительным скотоводам, навестившим их зимой. Они тогда нашли в их пещере приют, укрываясь от непогоды, и получили помощь от змеиного укуса. А в благодарность скотоводы подарили им огниво – орудие огня.

В полудреме воспоминания вновь овладели ею; сейчас она уже управляла ими и не позволяла им убежать к яблоневой долине или к чему-нибудь другому, светлому и дружелюбному.

Да, это было тем утром, когда она слышала, как муж разговаривал со своим Богом. Его голос всегда напоминал ей какой-то другой, молящий, тот, что она знала, но забыла.

Потом голос вновь вернулся к ней, величественный и решительный. «Да, надо забить ягненка и пожертвовать Господу», – сказал он.

Она обрадовалась: значит, будет свежее мясо к обеду и солонина в горшке на будущее. Она всегда вдоволь запасалась мясом после мужниных жертвоприношений.

«Мальчики должны заботиться о кострах, – сказал ей муж. Теперь он научит их взывать к Богу, пока дым поднимается к небесам. – Они уже почти взрослые».

Она кивнула и только попросила его проследить за тем, чтобы мальчики не слишком пережигали мясо, и пошла домой заниматься хозяйством. Свернула одеяла, лежавшие на лавках вокруг очага, у южного входа заполнила кувшин свежей листвой, начала сметать золу с очага.

Подумать только, теперь она могла разводить огонь у самого озера и греть воду для стирки белья. И для омовения мужа и сыновей, когда те возвращались после возни с огнем и жертвенным животным. А если позволяла погода, можно было варить мясо прямо во дворе. «Пожалуй, будет жаркий день, – размышляла она, – лучше заняться ягненком сразу же».

Она как раз успела развести огонь под большим котлом у озера, когда увидела идущих через луг. Муж впереди с окровавленным жертвенным животным на руках. Каким же огромным показался ей ягненок. «И почему их только двое?» – успела подумать она.

Потом она помнила лишь то, как медленно и беспощадно дошло до нее, что окровавленным телом на руках мужа была не туша, а тело ее мальчика…

Кто-то кричал, кричал – диким криком боли и бешенства. И только сейчас, этой ночью, она точно осознала, что тогда кричала она сама; она никогда и не предполагала, что в ней мог таиться такой крик.

Муж пытался что-то рассказывать, пытался уговаривать, но она оставалась безучастной. Слез не было, не было и скорби. Сутками сидела она безмолвно, не посмотрев даже на мертвое тело, когда его зарывали в землю. Муж делал все сам.

Она замкнулась, стала бесчувственной как чурбан.

Недосягаемой.

В ней жила лишь одна мысль: «Он умер. А я осталась с осознанием непредвиденности и невосполнимости утраты».

Все напрасно.

Дни и ночи она слышала, как муж говорил со своим Богом под яблоней. Время от времени до нее доходили какие-то слова, из которых постепенно выяснялось, что старший ее мальчик убил младшего.

Но смысл случившегося не доходил до нее. Она не могла осознать весь ужас братоубийства. Ее целиком поглотила единственная мысль – ее мальчик мертв, тот маленький мальчик, который мог бы стать взрослым и не должен был умереть. Тот, ради которого они завоевали жизнь.

Сейчас она была совершенно бодра, слышала каждый шорох в тяжелой кроне дерева, начинала различать птиц, спавших рядом с ней, спрятавших головы под крылья. Она смотрела на них и не могла плакать.

Часом позже начнется восход и она увидит все вокруг. А потом пойдет дальше. Но час перед восходом солнца может оказаться длиной в год, год, захвативший все ее мысли.

От этого было больно, словно что-то разрывало ее изнутри.

«Пошли бы слезы, стало бы легче», – подумала она.

Но слезы не приходили. Вместо них появились гнев и вопросы. Гнев побудил ее собираться в путь.

Но вот появились первые лучи и заиграли на поверхности реки. Пробежал ветер по кроне дерева, погладил траву на земле. Птицы вытянули головы из-под крыльев, зашевелились, заворковали. На вершине дерева черный дрозд запел славу восходу.