Джон Кутзее - Медленный человек Страница 31

– Простите, я вас не навещаю, мистер Реймент, – говорит она, – но у нас тут всякие проблемы. Бланка – вы знаете Бланку – попадает в беду.

И следует длинная история о серебряной цепочке, которая даже не из настоящего серебра и которую можно купить за один доллар пятьдесят центов на китайском рынке. Какой-то лавочник, какой-то еврей обвиняет Бланку в том, что она взяла эту цепочку, хотя Бланка ее не брала, взяла ее подруга и сунула ей, а Бланка хотела положить цепочку обратно, но не успела; и еврей говорит, что эта цепочка, которая не из настоящего серебра, стоит сорок девять долларов девяносто пять центов и он хочет подать на нее за это в суд, в суд для несовершеннолетних. Так что теперь Бланка отказывается есть, отказывается ходить в школу, а у нее через неделю экзамены, сидит весь день в своей комнате, только вчера вечером разоделась и ушла куда-то и не говорит куда. А Мэл не знает, что делать, и она не знает, что делать. Так не знает ли он, Пол Реймент, кого-нибудь, с кем он может поговорить о Бланке, а тот, в свою очередь, поговорил бы с евреем, чтобы еврей не подавал в суд.

– Откуда вы знаете, что это еврей, Марияна? – спрашивает он.

– О’кей, еврей – не еврей, это неважно.

– Может быть, я еврей. Вы уверены, что я не еврей?

– О’кей, забудьте. У меня сорвалось с языка. Неважно. Вы не хотите со мной говорить, так и скажите – кончено.

– Безусловно, я хочу говорить. И безусловно, я хочу помочь. Для чего же я существую, как не для того, чтобы помогать? Расскажите мне детали. Расскажите, когда это случилось – эта история с серебряной цепочкой. И расскажите о подруге Бланки – той, с которой она была в магазине.

– Вот, у меня записано. «Магазин “Хеппен-станс”, – название она произносит раздельно, – на Рандл-Мэлл, управляющий – мистер Мэтьюз».

– А когда случилась эта история с «Хеппен-станс»?

– В пятницу. Днем в пятницу.

– А ее подруга?

– Бланка не хочет сказать имя подруги. Может быть, Трейси. Я не знаю.

– Давайте-ка посмотрим, что я могу сделать. У меня нет особого опыта в подобных делах, но я подумаю, что можно сделать. Как я могу с вами связаться?

– Вы можете позвонить, у вас есть мой телефон.

– Позвонить вам домой? Я думал, вы у вашей золовки. Я написал вам на адрес вашей золовки. Разве вы не получили мое письмо?

Следует долгая пауза.

– Все кончено, – наконец говорит Марияна. – Вы можете мне позвонить.

Что Марияне нужно – так это влиятельное лицо, а он не влиятельное лицо, он даже не уверен, что одобряет подобный феномен. Но, наверное, именно так делаются дела в Хорватии, поэтому ради Марияны и ради ее несчастной дочери, которая, несомненно, уже усвоила урок – быть более осторожной, когда крадешь вещи, – он готов попытаться. В конце концов, почему бы Марияне не верить в то, что человек с приятной фамилией Реймент, комфортабельным домом в фешенебельном районе города и лишними деньгами может повернуть события так, как не сможет автомеханик со смешной фамилией Йокич?

– Мистер Мэтьюз? – осведомляется он.

– Да.

– Могу я переговорить с вами наедине?

Однако «Хеппенстанс» не то место, где можно перемолвиться словечком наедине. Здесь самое большее пять квадратных метров. Плотно забитые стойки с одеждой, прилавок и кассовый аппарат, над головой гремит музыка – вот и все. Поэтому то, что он собирается сказать мистеру Мэтьюзу, придется говорить при всех.

– Здесь поймали девушку, совершившую кражу, – начинает он. – В прошлую пятницу. Бланку Йокич. Вы помните этот случай?

Мистер Мэтьюз, который либо еврей, либо нет и который до этого момента был сама любезность, прямо на глазах становится чопорным. Мистеру Мэтьюзу лет двадцать с небольшим, он высокий и стройный, у него широкие темные брови и обесцвеченные волосы, которые торчат сосульками.

– Меня зовут Пол Реймент, – представляется он. – Я друг семьи Йокич. Могу я кое-что рассказать о Бланке?

Мальчик – кто же он, как не мальчик? – осторожно кивает.

– Бланка никогда прежде не делала ничего подобного. С прошлой пятницы она совсем измучилась – измучила себя. Она стыдится того, что сделала. Не хочет показываться на людях. Я бы сказал, что она получила хороший урок. Она еще ребенок. Не думаю, что стоит возбуждать против нее иск. Я пришел, чтобы сделать предложение. Я хочу заплатить за вещь, которую она взяла; насколько я понимаю, это серебряная цепочка стоимостью в пятьдесят долларов.

– Сорок девять долларов девяносто пять центов.

– Кроме того, если вы откажетесь от своего иска, я готов купить у вас товаров на сумму, скажем, пятьсот долларов. В качестве жеста доброй воли.

Юный Мэтьюз отрицательно качает головой.

– Это политика фирмы, – заявляет он. – Каждый год мы теряем пять процентов от оборота во всех филиалах из-за магазинных воров. Мы должны дать понять магазинным ворам: только украдите у нас – и на вас подадут в суд. Вас накажут по всей строгости закона. Никаких послаблений. Такова наша политика. Мне жаль.

– Вы теряете пять процентов, но возвращаете те же пять процентов за счет цен. Я вас не критикую, я просто указываю на этот факт. Ваша политика направлена против магазинных воров. Это довольно справедливо. Но Бланка – не магазинная воровка. Она всего лишь ребенок, по-детски глупая. «Невезение – это то, что бывает у других, – думает она, – а со мной этого не случится». Ну вот, теперь она знает, что и с ней может приключиться плохое. Если вы хотели ее проучить, то вы ее проучили. Она не забудет этот урок. Она больше не будет воровать, оно того не стоит, она слишком много из-за этого выстрадала. Итак, вернемся к моему предложению. Вы делаете телефонный звонок и отказываетесь от своего иска. Я плачу за цепочку и, кроме того, покупаю товар на пятьсот долларов, прямо здесь, прямо сейчас.

Мистер Мэтьюз явно колеблется.

– На шестьсот долларов. Вот моя карточка. Полиция не очень-то любит заниматься такими делами. У них есть дела поважнее.

– Я не могу принимать такое решение единолично. Я побеседую с управляющим.

– Вы же управляющий.

– Я всего лишь управляющий этим филиалом. У нас есть главный управляющий. Я поговорю с ним. Но не могу ничего обещать. Как я сказал, политика нашей компании – преследовать воров по закону. Это единственный способ, которым мы можем дать понять, что настроены серьезно.

– Поговорите со своим главным управляющим сейчас. Позвоните ему. Я подожду.

– Мистера Де Вито сейчас нет в городе. Он вернется в понедельник.

– Пусть мистера Де Вито нет в городе, но с ним же можно как-то связаться. Позвоните ему. Уладьте это дело.

Юный мистер Мэтьюз отступает за кассовый аппарат, поворачивается к Полу спиной и вынимает свой сотовый телефон. День у юного мистера Мэтьюза испорчен, и все из-за какого-то инвалида. Пол по натуре не задира, но найти у этого мальчишки слабое место, а потом надавить на него было не так уж и неприятно. Бланка Йокич. Мэтьюз не скоро забудет это имя.

Продавщица, девушка с мертвенно-бледным макияжем и фиолетовыми губами, исподтишка за ними наблюдает. Он делает ей знак, чтобы она подошла.

– Помогите мне что-нибудь выбрать, – просит он. – Самый писк, для четырнадцатилетней девушки.

Друг семьи. Вот как он представился в «Хеппенстанс», вот каким видит его «Хеппенстанс»: пожилой джентльмен с физическим недостатком, который бог знает по какой причине заботится о благе девочки со смешной фамилией. Это правда. Но не вся. Если он пробивается сквозь толпу на Рандл-Мэлл, если торгуется, уговаривает и покупает товары, которые ему не нужны, это не ради или не только ради ребенка, которого он никогда в глаза не видел.

Как воспринимает Марияна это желание давать, которым он так упорно ее преследует? Были ли у нее клиенты, похожие на него, – такие же приставучие старики? «Конечно же, вы должны знать. Конечно, женщина всегда знает. Я люблю вас». Как это, должно быть, ее рассердило и покоробило: слова любви от объекта медицинского ухода, всего лишь от пациента. Рассердило, но в конце концов она не придала этому большого значения. Фантазия, вырвавшаяся наружу у человека, который слишком долго сидел в одиночестве взаперти; слепое увлечение, ничего истинного.

Что же нужно, чтобы Марияна увидела в нем истинное? Что такое истинное? Физическое желание? Сексуальная близость? Они были близки, он и Марияна, какое-то время были – дольше, чем длятся некоторые любовные романы. Но вся близость, вся нагота, вся беспомощность были лишь с одной стороны. Одностороннее движение, никакого обмена; даже ни разу не обменялись поцелуем – хотя бы просто легкий поцелуй в щеку. Два бывших европейца!

– Вы о’кей? – звучит рядом голос.

Прямо на него смотрят глаза, очень добрые глаза молодой женщины в синей форме. Полисмен.

– Да. Почему бы мне не быть о’кей?

Она обменивается взглядом с мужчиной, стоящим рядом, – тоже полисменом.

– Где вы живете?

– В Северной Аделаиде. На Конистон-Террас.