Розали Хэм - Месть от кутюр Страница 35

В гостиной Бьюла выбрала кресло в уголке с самым выгодным обзором и уселась в него, уткнув подбородок в шею. Руки она сложила на груди, обтянутой белой блузкой, тощие ноги спрятала под клетчатой юбкой. Остальные дамы устроились на стульях с пластиковыми сиденьями. Они потягивали чай из чашек, едва заметно пахнувших нашатырем, и цокали языком, угощаясь пирожными с кремом. Когда Лоис плюхнулась на кушетку рядом с Рут Димм, в спертом воздухе распространились удушливые волны смрада. Рут закрыла нос платком и отошла к двери. Появление Мюриэль Пратт тоже взбудоражило публику: она пришла в платье, сшитом «той ведьмой». «Просто чтобы показать вам, к чему мы привыкли», – пояснила она Уне, которая окинула платье цепким взглядом, а затем встала поближе к экспозиции.

К открытию «Модного салона» Уна приготовила образец своей работы. В углу гостиной стоял манекен, наряженный в платье на пуговицах в деревенском стиле из легкой ткани в цветочек с воротником-кокилье и короткими рукавами-фонариками. В качестве аксессуаров на манекене были надеты мокасины из искусственной кожи и маленькая соломенная шляпка. Наряд только что прибыл из магазина женской одежды «Рокманс», что на Берк-стрит в Мельбурне, и предназначался для «не слишком худощавой фигуры».

Войдя в гостиную, Перл бросила на стол овальную изогнутую губку и промурлыкала:

– Чудесный денек.

Затем она повернулась к Уне и смерила ее взглядом с головы до ног.

– Устанете от Эвана с Мэриголд, перебирайтесь к нам в бар. – Перл закурила сигарету с фильтром и, оглядываясь в поисках пепельницы, обратила внимание на манекен в углу. – Это первая вещь, которую вы изготовили в школе шитья? – полюбопытствовала она.

Бьюла повернулась к Бомонтам, которые тесным рядком стояли у окна, будто на суровом свадебном фото конца XIX века, и громко сказала:

– Боже, Герти, то есть Труди, ну тебя и разнесло! Когда рожаешь?

Мона вновь обнесла по кругу блюдо с пирожными. Скоро все тарелки были завалены толстыми ломтями лимонного бисквита, чайного кекса с корицей, печеньем в шоколаде, глазурованными лепешками с розовым кремом, и гостьи уже отряхивали с платьев крошки и кокосовую стружку.

Когда Мэриголд, дрожащая и красная как рак, вернулась в гостиную, Мона передала ей чашку чая и кремовое пирожное на блюдце. Нэнси, вошедшая следом, нечаянно толкнула Мэриголд, отчего и чашка, и блюдце с пирожным, и сама Мэриголд оказались на ковре. Лицом хозяйка дома угодила прямо в смесь крема и чая, на ее ушах повисли два пухлых кругляша сдобного теста. Кудахчущие дамы в пестрых платьях отвели ее в спальню и уложили в постель. Когда они вернулись, Элсбет подошла к столу, хлопнула в ладоши и начала формальную церемонию открытия:

– Мы рады приветствовать мисс Уну Плезанс в нашем городе и хотим пожелать…

В этот момент Труди взревела, как раненая корова, и согнулась пополам. Раздался звук, похожий на хлопок разорвавшегося бурдюка. Из-под платья потекло что-то красное, теплое и липкое, ковер под ногами Труди потемнел. Огромный живот ходил ходуном, как будто сам дьявол шуровал в нем раскаленной кочергой. Она опустилась на четвереньки, продолжая реветь. Перл одним глотком допила чай, схватила свою губку и поспешно удалилась. Лесли грохнулся в обморок, Лоис взяла его за лодыжки и оттащила на свежий воздух. Мона некоторое время наблюдала, как невестка тужится прямо у нее под ногами, потом зажала рот ладонью и тоже выбежала за порог, где ее вырвало.

Элсбет побагровела и крикнула:

– Вызовите врача!

– У нас нет врача, – пожала плечами Бьюла.

– Да позовите же хоть кого-нибудь! – Элсбет опустилась на колени рядом с Труди. – Прекрати истерить, – скомандовала она.

Труди вновь испустила вопль.

– Заткнись, безмозглое отродье торгашей! – заорала на нее Элсбет. – Ты рожаешь, и только!

Лесли лежал навзничь на лужайке, Лоис поливала его водой из шланга. Парик, смытый с лысой головы, лежал на траве, как сморщенная мошонка.

Мона села за руль «триумф-глории». Мотор трижды глох, прежде чем она кое-как вырулила на газон, снесла палисадник и, спалив колодки ручного тормоза, с ревом вылетела на дорогу. Сорванная ограда осталась болтаться на одном гвозде. В этот момент Перл трусцой выбежала из-за угла с криками:

– Идет! Идет!

– Идет! – передала Уне Лоис.

– Идет! – по цепочке крикнула Уна Элсбет.

Труди ревела и выла.

– Прекрати орать! – взвизгнула Элсбет.

В паузе между схватками Труди прорычала сквозь стиснутые зубы:

– Это все из-за твоего сынка, старая карга! Уберись от меня, не то я всем расскажу, что ты собой представляешь!

Не прошло и двадцати минут, как Фелисити-Джой Элсбет Бомонт скользнула между липкими бедрами своей матери на свет божий и приземлилась рядом со стерильными полотенцами Мэриголд в присутствии мистера Олменака, который, впрочем, старался сохранять дистанцию.

Бьюла Харриден склонилась над ухом Лоис:

– Они женаты всего восемь месяцев!

Вернувшись домой в тот вечер, Эван обнаружил, что его газон перепахан, ограда палисадника сорвана, все двери и окна открыты нараспашку, а в доме ощущается странный запашок. На ковре растеклось большое пятно и валялась куча испачканных полотенец, а поверх них темнел послед, похожий на протухшее заливное из печени. Мэриголд, полностью одетая, лежала в постели без чувств.

23

Три жительницы Уинерпа стояли перед воротами Тилли. Крохотные чешуйки пепла с тлеющей свалки кружились в воздухе и оседали на плечи и шляпки. Женщины восхищенно разглядывали сад. Глициния была в полном цвету: дом утопал в свисающих побегах нежно-лилового оттенка. Толстые ветки мирта обвивали угол, пробивались сквозь глицинию к веранде, закрывая доски сетью из глянцевитых зеленых листьев и ослепительно-белых цветов. У стен росли пышные кусты красных, белых и голубых рододендронов, на всех четырех углах дома пылали вишневым и малиновым массивные олеандры. Тут и там виднелись кустики розового волчеягодника, а наперстянки колыхались, напоминая прощальные взмахи пассажиров отплывающего корабля. Гортензия, жасмин и дельфиниум сплелись в хороводе вокруг садовой бочки, в теньке раскинулся ворсистый ковер из ландышей. Заросли бархатцев, выстроившихся в ряд, точно часовые, обозначали место, где когда-то стоял забор. Воздух был тяжелым, сладкие ароматы сада смешивались с едким дымом и вонью горящих отбросов. Огород располагался с южной стороны: блестящие зеленые листья шпината с белыми черешками терлись друг о друга, чуть слышно поскрипывая на ветру, лохматые хвостики моркови соседствовали с высокими прямыми стеблями чеснока и лука, сочные кустики ревеня топорщились под живой изгородью из бирючины, которая полностью окружала сад. По внешнему краю изгороди росли травяные кустарники.

Молли открыла дверь и крикнула в дом:

– Тут какие-то кошелки приперлись, верно, с той стороны, из-за «Пердячих ветров».

Тилли вышла на веранду.

– Что вам нужно?

– Ваш сад… – смущенно сказала самая старшая из трех. – Так буйно все цветет, весна сюда еще не добралась.

– Ну, почти, – кивнула Тилли. – Зола – отличное удобрение, и у нас тут много солнца.

Симпатичная женщина с малышом, усаженным на бедро, посмотрела на свалку.

– Почему городские власти не тушат пожар?

– Пытаются нас выкурить, – фыркнула Молли. – Только ничего у них не выйдет, мы привыкли к дурному обращению.

– Чем могу помочь? – спросила Тилли.

– Вы ведь все еще шьете, так?

– Шьем, но наши услуги обойдутся вам недешево.

Тилли улыбнулась и накрыла рот матери ладонью.

– А что бы вы хотели?

– Крестильную рубашечку…

– Повседневное платье…

– Новый вечерний наряд… если, если возможно.

Молли стряхнула руку Тилли, извлекла из недр пледа сантиметр и объявила:

– Беремся за все. Раздевайтесь.

Молли опять разбудило щелканье портновских ножниц, стук лезвий о деревянную поверхность стола и хруст разрезаемой ткани. Выйдя на кухню, она не обнаружила завтрака; Тилли сидела, согнувшись над швейной машинкой. На полу валялись обрезки двойного атлас-дюшеса с рельефным узором, шерстяного крепа, букле, фая, зеленой шелковой тафты и розовой тафты-шанжан – все это идеально подходило для украшения кресла-каталки. Маленький домик вибрировал от глухого жужжания колеса и ритмичной работы педали машинки. Время от времени звякали ножницы, которые Тилли то использовала, то откладывала в сторону.

Однажды вечером Молли сидела на веранде и смотрела на заходящее солнце. Едва последний луч погас над горизонтом, на вершине холма показалась худая фигура, которая волочила два чемодана. Перед домом женщина остановилась. Молли внимательно осмотрела острый «вдовий мысок» на лбу незваной гостьи, бородавку над верхней губой, темную помаду. Мелкие хлопья пепла налипли на выпуклости сосков, проступавших сквозь свитер, и юбку-карандаш, которая обтягивала острые бедра.