Барбара Пим - Замечательные женщины Страница 35

В субботу я постаралась встать задолго до восьми часов, но грузчики появились не раньше половины девятого. Их было трое: двое веселых и крепких с виду молодых парней и третий – возможно, как и пристало по должности бригадира, сморщенный и меланхоличный и, по всей очевидности, вообще не способный что-либо поднять.

Увидев большой письменный стол, этот третий покачал головой.

– Нам его никогда через лестничную клетку не пронести, – заявил он.

Я возразила, что стол можно разобрать, но мгновение триумфа бригадира настало, когда тумбы отодвинули от стены и на ковре под ними оказался тонкий слой древесной пыли.

– Древоточец, – сказал он. – Я сразу понял, едва увидел ваш стол.

– Боже ты той, – слабым голосом отозвалась я, точно это была моя вина. – Интересно, а мистер Нейпир про это знает?

– Полагаю, что нет. Никогда не знаешь, что происходит сзади, если только ты не эксперт. Я-то, конечно, уже сорок лет как мебелью занимаюсь.

– Наверное, сейчас уже ничего не поделаешь? – спросила я, вспомнив мать Иврарда Боуна, но решив, что нет смысла ей теперь звонить. Надо будет написать Роки про стол.

– Их тут сотни, – отозвался бригадир, стуча пальцем по дырочкам и глядя, как оттуда сыплется тонкая пыль. – Нам еще повезет, если он не развалится на части. Они, сдается, насквозь тумбы проели.

– Поразительно, куда только не проникают крошечные насекомые, – довольно глупо заметила я. – И дырочки такие аккуратные проделывают.

– Э, мадам. – Тут он впервые улыбнулся. – Как раз этого они не делают. Удивительно, сколько людей так считают. Дырочки получаются, когда жуки лезут наружу.

– Надо же, – пробормотала я. – Как интересно.

– Теперь помедленнее! – крикнул он, когда два парня подняли тяжелую столешницу с такой легкостью, точно она была из картона.

Я с облегчением обнаружила, что стол не развалился на части, но случившееся меня встревожило. Неприятно было думать, что древоточцы или еще какие-то червячки способны тайком проесть твою мебель. «Что-то прогнило в датском королевстве… Люди время от времени умирали, и черви их поедали, но случалось все не от любви…»[26]

– Может быть, хотите чаю? – предложила я.

Это оказалось удачной идеей, и прочие вещи удалось вынести гладко и без инцидентов. Бригадир сумел снести вниз подушку, но в остальном не принимал особого участия в происходящем. Проводив глазами грузовик, я поднялась к себе и меланхолично принялась за ленч. Засохший ломтик сыра, несколько листьев салата, для которых я не потрудилась приготовить заправку, помидор и кусок хлеба с маслом, которые я залила чашкой поддельного кофе из кофейной эссенции. «Настоящая женская еда, – думала я, – без намека на бренди по окончании, пусть даже в бутылке еще чуть-чуть осталось. От спиртного она показалась бы еще большей издевкой».

Не успела я закончить, как зазвонил телефон. Звонила миссис Кловис спросить, не хочу ли я прийти к ней и миссис Нейпир на чай.

– Без сомнения, вам есть что сообщить? – с жгучим интересом спросила она.

– Ну да, мебель только что увезли.

– Что? Всю? – встревоженно спросила она.

– Нет, только вещи самого мистера Нейпира. Квартира вполне пригодна для жилья, если миссис Нейпир захочет вернуться.

Из трубки раздалось фырканье.

– Что за человек! Думаю, это уже запредельно. И вообще, мисс Лэтбери, буду ждать вас часам к четырем.

К зданию научного общества я приблизилась не без опаски и нервозно толкнула тяжелую дверь, темная резьба на которой, вероятно, была работы какого-то примитивного художника. На лестнице мне встретился бородатый старик, и я на мгновение решила, что это старый президент, но потом вспомнила, что он мертв. Старик вежливо посторонился, давая мне пройти, и, благожелательно просияв, закивал:

– Э-э-э… Мисс… э-э… упорный труд, понимаю, понимаю.

– О да! – Я просияла и закивала в ответ.

– В Новой Гвинее сейчас довольно жарко, а? – хмыкнул он, когда я уже поднималась пролетом выше.

– Несомненно, несомненно, – отозвалась я, сочтя это самым безопасным ответом.

– Это вы? Я как раз собиралась заваривать чай. – На площадке возникла мисс Кловис с чайником в руках. – Не стесняйтесь, проходите в гостиную, дверь прямо перед вами.

Я вошла было в указанную комнату, но тут же попятилась, решив, что по ошибке попала в библиотеку или какую-то кладовую, поскольку пол был завален книгами, словно сползшими с высоких стеллажей, которые целиком занимали три стены. Еще тут было несколько фигурок и масок из темного дерева, кое-какие с варварским и пугающим выражением на лицах. Среди книг и масок сидела Елена Нейпир в мятом хлопчатом платье, занятая, по всей видимости, разбором кипы страниц, заполненных машинописным текстом и исписанных размашистым почерком.

– Вы как будто заняты? – начала я.

– Он забрал мебель? – без обиняков спросила она.

– Да, увезли сегодня утром.

Вернулась мисс Кловис с заварочным чайником, который поставила на низенький столик. Кто-то предпринял небрежную попытку накрыть его к чаю: тут разместились три разномастные чашки с блюдцами, буханка хлеба, горшочек с джемом и кусок маргарина в обертке. «Елена здесь, наверное, как дома», – язвительно подумала я.

– Налетайте, – пригласила мисс Кловис. – У меня где-то есть кекс, оставшийся с последнего чаепития Общества.

Из-за какой-то маски она достала жестянку. Я задумалась, устраивали ли в Обществе чаепитие после того, на котором я присутствовала весной, поскольку кекс на вид оказался многонедельной, а то и многомесячной давности. По счастью, он был заводским, испеченным из заменителей, а я по собственному опыту знала, что такие способны храниться практически вечно.

– Я встретила на лестнице какого-то милого старика, – попыталась я завязать разговор. – С седой бородой и очень похожего на старого президента, того, что скончался.

– Так это, наверное, старый Хорнибрук. Новая Гвинея, девятьсот пятый.

– Как грустно, что старый президент умер.

– Ну, среди жизни в смерти пребываем[27], – небрежно отозвалась мисс Кловис, отрезая толстый ломоть хлеба.

– Да, конечно, он скончался так скоропостижно.

– Скоропостижно, с мясом во рту, – сказала мисс Кловис.

– Но, право…

– О, вижу вы не любительница древностей, мисс Лэтбери, – победно заявила мисс Кловис, – не то лучше бы знали Энтони Вуда. «В начале сего месяца мне сообщили, что прошлым летом скончался Генри Мартен, скоропостижно, с мясом во рту, в Честоу в Монмутшире», – процитировала она. – Но они так и умирают. Президент был у себя в библиотеке и как раз потянулся снять с полки «Динамику клановых отношений у талленси», как его хватил удар.

– Какое прекрасное название, – заметила я. – Но, возможно, старикам за ним лучше не тянуться. Кто станет новым президентом?

– Тирелл Тодд, – сказал Елена. – Вы его, возможно, помните по заседанию с нашим докладом.

– Ах да, он потом читал лекцию о пигмеях.

– Молодой человек, – вставила мисс Кловис. – Новая метла чисто метет, или как там говорят?

Разговор перешел на обмен мнениями о различных членах Общества, чьи имена для меня ничего не значили. Боюсь, мисс Кловис рьяно вытаскивала на свет самые крохи скандальных новостей, и они с Еленой как будто получали огромное удовольствие от их обсуждения. Я спросила себя, почему меня вообще пригласили, если я им так явно не интересна.

Наконец возникла пауза, и я сделала замечание о книгах и масках, спросив, принадлежат ли они мисс Кловис.

– Господи всемогущий, конечно же нет! Их подарила Обществу вдова покойного президента. Не могла дождаться, когда сумеет выставить их из дома. Наверное, для нее это просто старый хлам.

– Ах да, кажется, я ее помню.

Старушка тогда кивала в плетеном кресле и задремала над вязаньем. Как же она, наверное, ненавидела эти маски! Злобного вида создания, у некоторых были даже пыльные негигиеничные гривы! Возможно, они встали между ней и человеком, за которого она когда-то вышла замуж. Интересно, приходилось ли ей держать их у себя в гостиной? Но, даже будь они сосланы в его кабинет, все равно, наверное, служили для нее источником постоянного беспокойства, особенно в пору весенней уборки.

– Полагаю, вы были рады получить его реликвии, – сказала я. – Имя его жены появится на доске в списке жертвователей?

– Вероятно, придется вписать, – откликнулась мисс Кловис, – хотя сомневаюсь, что она будет иметь удовольствие его увидеть. Уверена, теперь, после смерти мужа, она не придет ни на одно наше собрание.

– А может, она испытывает потрясающее ощущение свободы, – сказала я скорее самой себе, чем собеседницам. – Вероятно, она никогда не понимала докладов, и ей было неинтересно, а теперь не придется их слушать. Или, возможно, она чувствует себя потерянной без дисциплины, какую требовали от нее заседания, и ей нечем будет занять образовавшуюся пустоту.