Мария Семпл - Куда ты пропала, Бернадетт? Страница 48

Иногда было настолько замечательно, что я не могла поверить в свое счастье и думала: «Как же здорово быть мной». Мимо нас в океане проплывали айсберги. Гигантские, причудливо изрезанные. Такие странные и величественные, что сердце замирало, хотя на самом деле это были просто глыбы льда, они совершенно ничего не значили. Мы плыли мимо черных пляжей, занесенных снегом. Несколько раз я видела на айсберге одинокого императорского пингвина – большущего, с оранжевыми щеками. Совершенно непонятно, как он туда забрался и как собирается слезать – и собирается ли вообще. На другом айсберге, улыбаясь, грелся на солнышке морской леопард. Он выглядел так, будто в жизни мухи не обидел, а ведь это один из самых страшных хищников на свете, ему ничего не стоит подпрыгнуть, сцапать человека острыми, как бритва, зубами, утащить его в ледяную воду и трепать, пока с него кожа не слезет. Иногда я перевешивалась через борт и разглядывала льдины, похожие на белый пазл, который никогда не сложится. Они звенели, как бокалы с коктейлями. А еще везде были киты. Однажды я видела стаю косаток – штук пятьдесят мам с детенышами. Они резвились и радостно трубили. А пингвины скакали по чернильно-синему океану, как блохи, а потом запрыгивали на айсберг, где их никто не мог достать. Если бы мне предложили выбрать одно самое любимое зрелище, я бы выбрала то, как пингвины выскакивают из воды на сушу. Мало кто видел эту картину, поэтому я изо всех сил старалась хорошо запомнить и подобрать слова, которые бы отражали все это великолепие. Потом всплывало какое-нибудь случайное воспоминание: например, как мама клала мне записки в школьные завтраки. Иногда там была записка и для Кеннеди, чья мама никогда не писала записок, а иногда это были истории с продолжением, которые тянулись целыми неделями. Потом я вставала из-за стола в библиотеке и долго смотрела в бинокль. Но мамы нигде не было. Довольно скоро я перестала думать о доме и друзьях. Когда плывешь по Антарктике на корабле и ночь не наступает никогда, то кто ты такой? Я представляла себя кем-то вроде призрака на призрачном корабле.

Однажды я смотрела «обзор дня». Папа принес мне тарелку сырных чипсов и ушел обратно в холл. Сначала ученый рассказывал о подсчете пингвинят в рамках текущего исследования. Потом настало время объявить о планах на завтра, в которых была экскурсия в порт Локрой, на британскую военную базу, оставшуюся со времен Второй мировой войны. Теперь там Музей антарктического наследия, где живут люди и держат магазин сувениров и почтовое отделение. Нас всех призвали покупать там антарктические марки с пингвинами и посылать письма домой!

Мое сердце запрыгало, я забегала кругами, повторяя «Боже-мой-боже-мой-боже-мой», дожидаясь, когда же вернется папа.

– Итак, дамы и господа, – раздался голос из динамика, – это было, как всегда, чудесно. Шеф Иссей только что сообщил, что ужин готов. Bon appétit.

Я ринулась в холл, ведь папа, может быть, сидит там, лишившись дара речи. В это время люди как раз начали расходиться и толпа протискивалась вниз по лестнице. Мне пришлось вернуться назад, а потом долго бежать до обеденного зала. Папа был там – сидел за столом с каким-то дядькой.

– Би! – обрадовался он. – Поужинай с нами!

– Подожди, ты что, не был на «обзоре дня»? Ты не слышал?

– Слышал! А это Ник, он изучает колонии пингвинов. Он как раз рассказывал мне, что ему постоянно требуются волонтеры для подсчета птенцов.

– Здрасьте… – В этот момент я так испугалась папы, что попятилась и врезалась в официанта. – Простите… Здрасьте… До свидания. – Я развернулась и пулей вылетела оттуда.

Я побежала в штурманскую рубку, где стоял гигантский стол с картой Антарктического полуострова. Каждый день я наблюдала, как члены экипажа отмечают пунктирной линией путь нашего корабля, а потом пассажиры заходят и усердно перерисовывают его на свои карты. Я открыла огромный выдвижной ящик и нашла карту маминого путешествия. Положила на стол и провела пальцем по точкам. Конечно же, ее корабль заходил в порт Локрой.

На следующее утро, когда папа был в спортзале, я вышла на палубу. На скалистом берегу примостилось черное деревянное здание в форме буквы Г, как два отеля из «Монополии», с белыми оконными рамами и веселенькими красными ставнями. Пейзаж был усеян пингвинами. Фоном служило снежное поле, над которым возвышалась большая остроконечная вершина, окруженная семью горами поменьше. Белоснежка и семь гномов.

Папа записался в первую группу на каяки, а затем во вторую группу в порт Локрой. Дождавшись, пока он уедет, я оторвала ярлыки с красной куртки и зимних штанов и оделась. Смешалась с потоком пассажиров, которые топали, как астронавты, вниз по лестнице в раздевалку. В ней было много шкафчиков, а по обеим сторонам – огромные проемы. Около них были пришвартованы плавучие причалы. Я спустилась по трапу к «зодиаку», чихавшему мотором.

– Порт Локрой? – уточнил член экипажа. – Вы просканировались? – И показал на стойку с компьютером. Я провела ID-картой по сканеру. На экране выскочило мое фото и слова: «ЖЕЛАЕМ ХОРОШО ПРОВЕСТИ ВРЕМЯ НА БЕРЕГУ, БАЛАКРИШНА!» Я почувствовала досаду на Манджулу, которая должна была позаботиться, чтобы меня называли Би, но потом вспомнила, что она интернет-бандит.

Дюжина красных курток набилась в «зодиак», которым управлял Чарли. В основном это были женщины, которые уже насмотрелись пингвинов на всю оставшуюся жизнь и мечтали о шопинге. Они наперебой спрашивали, что там можно купить.

– Не знаю, – отвечал Чарли с легким презрением. – Футболки.

Я впервые оказалась на улице в такой мороз. Жесточайший ветер задувал со всех сторон. Все мое существо моментально съежилось. Стоило пошевелиться, как к коже прикасался новый холодный кусочек костюма, так что я застыла в неподвижности. Совсем чуть-чуть повернула голову, только чтобы видеть берег.

Чем ближе мы подходили к порту Локрой, тем меньше и меньше почему-то становилось здание. Тут я в первый раз испугалась. Чарли дал газу, и «зодиак» причалил к скалам. Я перекатилась через надувной борт и уронила спасательный жилет. По большим скалам, обходя поющих папуанских пингвинов, которые охраняли свои каменные гнезда, добралась до деревянных мостков, ведущих к входу. На холодном сером ветру полоскался британский флаг. Я дошла первой и распахнула дверь. Меня приветствовали две девушки-студентки. Вид у них был глуповатый и восторженный.

– Добро пожаловать в порт Локрой! – сказали они c британским акцентом.

Я оказалась в комнате с бирюзовыми стенами. Внутри было так же холодно, как снаружи. Это была сувенирная лавка. С потолка свисали разноцветные флаги, столы ломились от книг, мягких игрушек и открыток. На стеклянных полках громоздились толстовки, бейсболки и все, на чем можно вышить пингвина. Никаких следов мамы, но с чего бы ей там быть? Это всего лишь сувенирная лавка.

В конце комнаты был проход в остальную часть порта Локрой, но англичанки его загородили. Я не растерялась и сделала вид, что интересуюсь доской объявлений. Другие пассажиры к тому времени тоже просочились внутрь и теперь охали и ахали над своей добычей. Ради этой вылазки даже женщина-судоку оторвалась от библиотеки.

– Добро пожаловать в порт Локрой, – вступили девушки. – Добро пожаловать в порт Локрой.

Казалось, мы стоим там уже целый час.

– А где люди, которые тут живут? – спросила я, наконец. – Где вы живете?

– Вот тут и живем, – сказала одна из них. – Давайте подождем, пока все соберутся, и начнем лекцию. Добро пожаловать в порт Локрой, – начали они снова.

– Но где вы спите? – не отставала я.

– Добро пожаловать в порт Локрой. Все подошли? А, нет, вон еще идут.

– Тут есть что-нибудь типа столовой? Остальные там?

Но девушки смотрели поверх моей головы.

– Добро пожаловать в порт Локрой. О’кей, кажется, все здесь.

Одна из них затараторила:

– Во время Второй мировой войны порт Локрой был секретной базой британских вооруженных… – Она прервалась, потому что вошла группа японских туристов, неся с собой, как обычно, легкую сумятицу. Я не вытерпела и протиснулась мимо англичанок.

Там оказались две маленькие комнатки. Я шагнула налево, в старинный командный пункт: столы и ржавые машины с циферблатами и рычагами. И никого. В дальнем конце была дверь с табличкой «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Я прошла мимо целой стены ветхих книг и потянула дверь на себя. Меня ослепил свет: дверь вела наружу, в снежное поле. Закрыв ее, я прошла в другую комнату.

– В тысяча девятьсот девяносто шестом году Британский фонд антарктического наследия выкупил порт Локрой и превратил его в музей живой истории, – говорила одна из девушек.

Другая комната служила кухней: ржавые плиты, полки, уставленные чудными продуктами и британскими консервными банками. Там тоже была дверь с табличкой «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Я метнулась к ней и распахнула настежь. То же самое… Cнежное сияние, такое, что глазам больно.