Люси Кларк - Единственный вдох Страница 5

По щекам Евы катятся слезы, и Кейли, наклонившись вперед, сжимает ее руки.

– Я не вынесу, Кейл, не вынесу одиночества. Мне так плохо без него. А в квартире… просто ужасно. Так тихо, будто все вымерло. Я обитаю в какой-то пустоте. – Ева высвобождает руку и вытирает лицо. – Ночью я лежу одна в нашей спальне… и все кажется настолько пустым… Черт, да я не могу уснуть без радио, а в постель кладу бутылку с горячей водой, завернутую в вещи Джексона! – Ева делает большой глоток вина. – Мне хотелось – даже требовалось – вернуться в больницу, занять себя, чтобы не сойти с ума. Но сегодня, господи, сегодня было… Стыдно перед той парой. – Она снова качает головой. – Не уверена, что я готова к работе.

С наступлением вечера бармен приглушает свет в зале и делает музыку громче.

– Ты замечательная акушерка. – Кейли наклоняется поближе, чтобы подруга ее расслышала. – Молодые матери посылают тебе столько букетов, что хоть цветочный магазин открывай. Хотя, наверное, пока слишком рано. Дай себе немного времени.

– Но что мне делать с этим временем? Я чувствую себя… оторванной. Знаю, звучит нелепо: естественно, я оторвана от него – ведь он умер! Просто мне не с кем поделиться. В смысле, я благодарна, что могу поговорить с тобой, но рядом нет никого, кто знал бы Джексона – по-настоящему. У него замечательные друзья, они его обожали, и маме он нравился, но она оплакивает не самого Джексона, а мою потерю. Мне нужно побыть среди людей, которые действительно любили его так же, как я.

– Ты про его семью?

Ева кивает.

– Папа Джексона так и не перезвонил. Я все набираю, а он не отвечает.

– Наверное, ему трудно говорить с тобой.

Ева допивает вино.

– Я тут подумала, – говорит она, проводя пальцем по ножке бокала, – может, мне поехать туда?

– Куда, в Тасманию?

Ева кивает.

– Хочу увидеться с Дирком, со старыми друзьями Джексона. Посмотреть, где он вырос. Мы собирались поехать туда вместе осенью. И от Мельбурна недалеко…

– Так что заедешь ко мне! – с широкой улыбкой подхватывает Кейли.

Подруге Евы предложили новый контракт, и в феврале Кейли предстояло перебраться из Лондона в Мельбурн на полгода, но она была готова все отменить, если Ева попросит остаться.

– Или я встречу тебя в Тасмании, – предлагает Кейли, – и мы вместе полетим в Мельбурн. Квартиру мне оплачивают: там две спальни – есть где разместиться.

– А как же Дэвид?

– Ему дальние поездки не по душе, говорит, весь режим сбивается. Вот они, издержки жизни с мужчиной за сорок.

Ева хочет улыбнуться, но печаль сомкнула губы, оставила темные круги под глазами.

– Маме еще не говорила?

– Она будет не в восторге. – Жизнь матери была отмечена горем: младшая дочь умерла при родах, а спустя двенадцать лет от удара скончался муж. Всю свою любовь – и все страхи – она выплеснула на Еву.

– Надо делать так, как кажется правильным тебе, а не твоей маме. – Кейли замолкает. – Что бы посоветовал Джексон?

Не раздумывая, Ева отвечает:

– Ехать. Он бы сказал: «Езжай».

Мы планировали поехать в Тасманию. Ты хотела познакомиться с моей семьей, посидеть с друзьями, про которых так много от меня слышала, увидеть хижину в Уотлбуне, где я раньше жил каждое лето.

Тасманию часто считают этаким бедным родственником Австралии: погода там прохладнее, города меньше, люди живут проще. Никто не забывает, что когда-то остров был Землей Ван-Димена, безжалостной колонией каторжников, но поэтому я и люблю Тасманию: за ее дикость и суровость, за темное прошлое, за необитаемые места, где легко затеряться.

Показать бы тебе зловещие красоты горы Крейдл, заросшие мхом деревья, вомбатов, шныряющих по тропкам вблизи залива Уайнгласс. Мы могли бы погулять, проехаться на лодке вдоль восточного побережья, чтобы посмотреть на китов, или отправиться в Хобарт[1] и поесть непрожаренное жаркое с подливкой в «Баггис».

Ты задавала столько вопросов о Тасмании, будто, поняв этот остров, могла собрать воедино мою прежнюю жизнь, но я многое не рассказал тебе о прошлом – словно выбросил целые отрезки времени, людей, о которых я хотел забыть, все то, о чем не желал упоминать.

Вот бы показать тебе каждый уголок Тасмании: я знаю, ты влюбилась бы в этот маленький остров. Однако по правде, Ева, я вовсе не собирался этого делать – разве я мог тебя туда отвезти?

Глава 4

Автобусом до Гатвика, томительное ожидание в душном и переполненном зале вылета, грязные подголовники, сквозь сон – дозаправка в Дубае, еще двенадцать часов в тесном кресле, бегом к терминалу внутренних рейсов в Мельбурне и наконец небольшим самолетом до Тасмании.

В поцарапанное стекло иллюминатора видно, как самолет, снижаясь, пронизывает белые облака. Сплошные фермы, леса, заросшие деревьями холмы и совсем немного домов. Больше всего Еву поражает простор. Почти четверть земель Тасмании признана национальным парком: по-настоящему дикая природа, отделенная проливом от материковой Австралии.

Таким же маршрутом два года назад летел Джексон, только наоборот, в Британию. В самолете они и познакомились: Ева возвращалась домой из Дубая, побыв недельку у Кейли – подруга работала там на съемках.

Еву мучило жуткое похмелье, а еще хуже становилось от гнетущей мысли о возвращении в Дорсет, где она до сих пор жила с матерью, стараясь накопить на собственное жилье. Ева устроилась и достала книгу, практически не обратив внимания на мужчину в соседнем кресле. Повернулась, только когда тот представился, и внимательно посмотрела на него: ясные светло-голубые глаза, загорелое лицо, ослепительная улыбка.

Пожав Еве руку, он добавил:

– Должен предупредить вас, я не терплю скуки, а лечу уже с самой Австралии. Можете пересесть, пока не поздно. – У него был приятный акцент с растянутыми гласными.

И тогда, отвечая на его рукопожатие, Ева тоже улыбнулась.

Как любой путешественник, Джексон хотел говорить не о своей родине, а лишь о том, куда направляется. Он засыпал Еву вопросами об Англии. Она рассказала о бешеном ритме жизни столицы, которая разрастается с каждым днем. Рассказала, что Биг-Бен – это на самом деле название колокола, а не башни с часами, и что некоторым постройкам лондонского Тауэра уже больше девятисот лет. Рассказала, за что любит Англию: за культуру, за историю, за соседство городов с деревнями. И за что ненавидит: за голубей, погоду и помешательство на политкорректности.

Джексон оказался морским биологом и увлек ее рассказами о проекте по восстановлению кораллов на Большом Барьерном рифе, куда он на водолазном боте возил туристов. А еще он три месяца провел в подростковом лагере на восточном побережье Тасмании, где учил ребят нырять.

Когда стюардесса развозила напитки, Джексон взял миниатюрную бутылочку и налил Еве красного вина, затем откинулся на кресле и спросил:

– А что тебе нравится в работе акушерки?

Еву порадовал этот вопрос и то, как внимательно он ее слушал.

– Люди считают, все дело в детях – что все акушерки обожают новорожденных. Но для меня главное – сами женщины, я разделяю с ними самый сокровенный и важный момент их жизни. Это честь для меня.

Джексон не отрывал взгляда от нее и в особенности от ее губ.

У Евы вспыхнули щеки.

– А ты почему выбрал морскую биологию?

Он ответил не сразу. Подумав, улыбнулся и сказал:

– Все началось с одной книги. – Ева была заинтригована. – По субботам мы с братом часто копались в комиссионном магазине в поисках интересных вещей, иногда находили старые пленки или детали от велосипеда. И вот однажды в субботу я купил старый рюкзак цвета хаки – за один доллар. Уже дома я увидел, что в нем лежала книга – «Море вокруг нас» американского морского биолога Рейчел Карсон. Наверное, звучит глупо, но в тот момент – а мне было тринадцать – я подумал, будто книга предназначена мне, будто она специально спряталась там. Я написал на ней свое имя и прочитал от корки до корки. Клянусь, после этого я стал совсем по-другому относиться к морю. – После паузы Джексон продолжил: – Как к тайне, которую надо раскрыть.

Именно в тот момент, в тесном самолете, у Евы что-то дрогнуло внутри.

Они продолжали болтать, когда приземлились в Лондоне, затем стали в разные очереди на паспортном контроле, но снова встретились после таможни. Ева думала переночевать в пустующей квартире Кейли, и они с Джексоном вместе сели в такси: он с нескрываемым восхищением разглядывал город сквозь мокрое от дождя стекло, восторгаясь великолепием Лондона. Прощаясь, Джексон попросил у Евы номер телефона.

Он позвонил утром, и следующие три дня они провели в постели, вылезая только за круассанами и свежим молоком. Ева наконец поехала домой в Дорсет, только чтобы собрать вещи и перебраться жить в Лондон с мужчиной, которого она едва знала.