Фиона Макинтош - Хранитель лаванды Страница 56

Она смотрела на него нежно и испуганно.

– Я люблю тебя. Ни война, ни политики, ни хитроумные планы, ни расстояние, ни твои английские учителя и уж, конечно, ни какой-то там немецкий полковник ничего не изменят. Я тебя люблю. Я никогда не говорил этих слов ни одной женщине. – Он нахмурился. – И сомневаюсь, что скажу кому-то еще.

Лизетта серьезно и пристально взглянула на него.

– Я хотела тебя с того самого вечера, когда ты нахально ввалился к мадам Маршан и ухмыльнулся, глядя на меня. Я тебя возненавидела, но не могла ничего с собой сделать. А потом…

– Что – потом? – прошептал Люк, покрывая поцелуями лицо и шею возлюбленной, пока она не затрепетала у него в объятиях.

– А потом – Горд. Я хотела лишь одного – обнять тебя… и любить. Никогда не отпускать.

Люк зарылся лицом в ее шею.

– Не отпускай меня, – попросил он. – Никогда.

– Закрой ставни, Люк, и раздень меня, – прошептала Лизетта.

Люк никуда не спешил. Он раздевал Лизетту мучительно медленно, одну за другой расстегивая пуговки и целуя каждый дюйм обнажившейся кожи. Тишина и полумрак усугубляли царящее в крохотной квартирке сладкое напряжение. Вслед за платьем на пол полетел лифчик. Лизетта успела оценить, сколь опытен Люк в деле раздевания, но эта мысль тут же улетучилась, едва он прильнул губами к ее спине чуть ниже талии. Опустившись на колени, Люк стянул с Лизетты все остальное, и она осталась полностью обнаженной. Вчера вечером она была бесстыдно-дерзкой в своей наготе, но сегодня оробела, смущенная нежностью Люка и своим желанием подтвердить делом страсть, зажженную в ней одним-единственным поцелуем.

Люк поднялся, все еще одетый, и посмотрел на возлюбленную в слабом свете, пробивавшемся сквозь закрытые ставни.

– Ты прекрасна. Ненавижу его за то, что он тобой обладал!

– Не надо, – взмолилась Лизетта. – Сейчас мы одни. Не думай о нем.

Настал ее черед раздевать возлюбленного. Она наслаждалась каждой секундой, сгорая от желания прильнуть к нему, ощутить его всего – узнать, запомнить. Больше никогда ей не придется гадать, каково это – быть с Люком.

Она неуверенно протянула руку к мешочку у него на шее.

– Можно? Не хочу случайно просыпать хотя бы штучку.

Люк нагнул голову, позволяя ей снять мешочек и положить рядом с кроватью. Интересно, что думали об этом мешочке прежние любовницы Люка?

– Как полагаешь, мы когда-нибудь посадим эти семена? – спросила она, скользя пальчиком по груди Люка. Мышцы у него были скульптурнее и рельефнее, чем у Килиана, однако едва успев подумать об этом, Лизетта возненавидела себя за то, что сравнивает их. В ее груди бушевали противоречивые, сбивающие с толку чувства. Совсем недавно она лежала в постели с Килианом, а теперь таяла в объятиях Люка.

27

Килиан проснулся, очарованный Лизеттой Форестье. После ее отъезда он, не желая возвращаться в опустевший номер, отправился бродить по темным парижским улицам. Следовало обдумать не только предстоящую встречу с Мейстером, но и тот факт, что по какому-то странному совпадению его вызвал к себе Штюльпнагель. Если вчера бесстрастный полковник считал, что окончательно утратил способность чувствовать и переживать, то сегодня его грудь трепетала от надежд – и на любовь, и на щекочущую нервы возможность принять участие в покушении на жизнь главнокомандующего Германии.

Около половины седьмого Килиан вернулся в свой номер, где еще витал аромат духов Лизетты, принял ванну и перечитал послание Штюльпнагеля. Разумеется, Килиан принимал участие в официальных мероприятиях в составе парижского командования, но иных причин встречаться с генералом у него никогда не возникало. Напечатанное на машинке письмо было выдержано в учтиво-формальном стиле. Там говорилось, что в ближайшее время его отделу надлежит оказать помощь церкви в проведении ряда мероприятий. Кончалось письмо предложением встретиться со Штюльпнагелем в девять утра в Люксембургском саду, чтобы не упустить погожий денек после затяжной и утомительной зимы.

Затевать подобную переписку не было ровным счетом никаких оснований, и совершенно не требовалось доставлять это письмо нарочным в ресторан. Внезапное предложение Штюльпнагеля встретиться с Килианом в столь странное время в безлюдном месте наверняка как-то связано с вчерашним визитом Мейстера.

Килиан бросил взгляд на часы: начало восьмого. Небо просветлело, в коридоре раздавались шаги и голоса, издалека доносился звон фарфора. В Париже занимался новый день, но перед полковником разворачивалась новая эра.

Сидеть взаперти в отеле стало невыносимо. Килиан вышел на улицу и бесцельно побрел вперед, кружа в районе садов, пока точно в назначенное время не приблизился к знаменитому фонтану Марии Медичи в Люксембургском саду. Почти в ту же минуту он увидел знакомые, точно высеченные из гранита черты Карла-Генриха фон Штюльпнагеля.

– Генерал, рад снова видеть вас, притом в добром здравии.

– Взаимно, полковник Килиан. Рад, что вы пришли. Простите за столь ранний час. Все кафе еще закрыты. Ох уж эти французы!

Килиан улыбнулся.

– Если вы не против, я с удовольствием прогуляюсь в вашем обществе.

– Вот и прекрасно. Приятно вырваться из душных кабинетов, от хлюпающих носами подчиненных. Будем надеяться, весна приведет за собой более здоровые времена.

– Сомневаюсь, генерал. Чтобы изменить Германию, одного только потепления не хватит.

Штюльпнагель пронзил его острым взором, откашлялся и жестом пригласил идти. Мог бы и не беспокоиться – вокруг не было ни души.

– Наши общие друзья сообщили мне, что вам случалось не исполнять приказы.

– Мне больно в этом признаваться, генерал. Я родом из семьи потомственных военных и боюсь, что мое поведение позорит моих славных предков. Если мне позволено будет уточнить, я отказался повиноваться нашему вождю, руководствуясь благом Германии.

Штюльпнагель вздохнул.

– Проклятье! Ведь и я принес ему ту же присягу, что и вы. – Генерал кивком головы указал на Люксембургский дворец, расположенный в центре садов. – Мы с вами плетем заговоры под самым носом люфтваффе.

Несколько мгновений они шли молча.

– Признаться, генерал, в Париже я ощущаю себя ненужным, – не выдержал Килиан.

– Каждому из нас отведена своя роль. Наши соратники выжидают благоприятной возможности. Мы сошлись на том, что она представится летом, в Растенбурге.

– Но почему в Польше? Почему бы не ударить в Берлине?

– Последнее время Гитлер там почти не бывает. Когда не отсиживается в «Вольфсшанце» в Пруссии, то отправляется в Баварию, в замок Бергоф. Но главный приз все-таки Берлин. Захватим его – захватим и всю Европу. Тогда-то и необходимо, чтобы в Париже нашлись такие люди, как мы с вами. Будьте готовы действовать.

– Когда, генерал?

– В июне, возможно – в июле. Придется срочно мобилизовать людей, чтобы уничтожить отряды Гиммлера.

– Уж коли на то пошло, неплохо бы за компанию прикончить и его, – мрачно заметил Килиан.

– Если мы достигнем цели, то второму самому ненавистному человеку в Германии тоже придется умереть.

– А кто войдет в правительство?

– Полковник, со всем уважением, не волнуйтесь об административных вопросах. Мы с вами в этой битве – солдаты. Поверьте, операцию планируют нужные люди.

– Да, генерал.

– В Париже можете доверять подполковнику фон Хофакеру и мне, а больше – никому. Идемте, проводите меня до ворот. – Несколько шагов они прошли в молчании, а потом генерал продолжал, понизив голос: – Как только из Берлина сообщат, что задействован план «Валькирия», мы немедленно свяжемся с вами.

– «Валькирия»? – недоуменно переспросил Килиан.

– Гитлеровские спецотделения особой охраны. Предназначены на случай чрезвычайных ситуаций для сохранения структуры командования. Наши единомышленники планируют использовать «валькирий», чтобы взять в свои руки власть в Берлине и нейтрализовать гиммлеровский сброд, что позволит не только арестовать фашистскую верхушку, но и вывести из строя СС. – Голос генерала понизился до еле слышного шепота. – К тому времени тело Гитлера уже остынет, и мы назначим своего канцлера. Новое правительство начнет переговоры о немедленном прекращении боевых действий. – Дойдя до ворот, генерал остановился. – Вам предстоит взять на себя командование в Париже и создать единую сеть по всей Франции. Помимо гестапо и СС, вам придется иметь дело с местной милицией. Очень на вас в том рассчитываю.

Они пожали друг другу руки. Говорить больше было не о чем. К себе в кабинет Килиан вернулся с блаженной улыбкой на лице.

Ближе к полудню на коммутатор поступил звонок от секретаря криминальной полиции фон Шлейгеля из гестапо. У Килиана перехватило дыхание. Точно дурное предзнаменование какое-то.

– Полковник Килиан?