Ларри Розенберг - Жизнь в свете смерти. Об искусстве быть живым Страница 13

Маха Боова доказал мне, что болезнь дает великолепную возможность для духовной практики и прекрасно демонстрирует непрочность нашего тела.

Медитация над физическими ощущениями, их ежесекундное сознавание — наилучший способ справиться с болезнью. Я считаю, что это своего рода лекарство. Наш мозг и тело тесно связаны. И когда человек начинает думать о последствиях своей болезни, о том, что она — признак старения и приближающейся смерти, это неизбежно вызывает у него напряжение. Такая реакция не дает энергии струиться свободно и мешает естественному самоизлечению. Поэтому медитация во время болезни помогает человеку выздороветь.

В Бирме ходит множество легенд о чудодейственной исцеляющей силе медитации. Эти легенды собраны и записаны сотрудниками Центра медитации Махаси Саядав Випашьяна в Рангуне. Этот центр — не место лечения, а место медитирования, интенсивной духовной практики и пробуждения. На протяжении многих лет сотрудники центра вели записи случаев исцеления с помощью медитации от всевозможных болезней, даже опухолей. Если человек соберет свою разбросанную энергию воедино и употребит ее при медитации, его возможности станут безграничны.

Но не в этом цель настоящей медитации. Рано или поздно, учил Будда, мы состаримся, к нам придут болезни и смерть. Все, что произойдет с нами, даже сама смерть, может послужить материалом для духовной практики. Один из моих учителей, индиец Вимала Тхакар, рассказал мне в связи с этим поучительную историю о монахе, который практиковал до самой смерти.

«Я вспоминаю эпизод из жизни святого старика по имени Тукроджи, очень мною чтимого. Он болел раком. Я пришел навестить его в ашрам. Он был абсолютно неграмотен. Как и все вокруг, он чувствовал, что конец его близок. Но, несмотря на это, он до последнего дня, как всегда, вставал в три часа утра и с полным самообладанием просил доктора и сиделку: «Усадите меня, обмойте тело губкой, поменяйте белье и простыни, зажгите лампу и благовония: пришло время для медитации». Перед смертью я снова пришел его навестить. Медсестра помогла ему принять сидячее положение. Он воспитывался в традициях вайшнавы, а в Махараштре такие люди обычно мажут себе лоб сандаловой мазью после купания. Он приказал слуге принести сандаловую мазь. Когда слуга вернулся, он спросил его: «Где зеркало? Неужели ты думаешь, что из–за того, что мой конец близок, я стану накладывать мазь как попало? Принеси зеркало. Покуда я жив, я жив полностью, а когда умру — весь умру. Но сейчас я абсолютно жив и исполню все молитвенные песни». Он не мог обойтись без зеркала, хотя знал, что смерть уже близка. Он знал день и час, когда она придет. Его положение было безнадежным. Он превратился в скелет, его рвало кровью. Но с каким величием он произнес слова: «Покуда я жив, я жив полностью. Принеси мне зеркало». И надо было видеть, с каким достоинством он мазал себе лоб сандаловой мазью. Это зрелище потрясло меня до глубины души. Даже перед лицом смерти он не забывал о жизни».*

* Vimala Thakar, Life as Yoga (Delhi: Motilal Banarsidass, 1977).

Глава 3

Третий Вестник

СМЕРТЬ НЕИЗБЕЖНА

Без сознавания смерти любая практика Дхармы будет поверхностной.

Я ПОДВЕРЖЕН СМЕРТИ. СМЕРТЬ НЕИЗБЕЖНА

Несколько лет назад Кембриджский центр медитации пригласил выступить Тара Тулку Ринпоче. Перед выступлением он потрогал четки и трижды произнес какие–то слова. Я решил, что это какая–то особая мантра. В конце концов я поинтересовался, что такое он говорит, и он объяснил, что всего–навсего трижды повторяет фразу: «Я все равно умру». Это помогает ему победить излишнее самомнение и не считать себя гениальным проповедником. Ведь, в конце концов, все наши знания и способности превращаются в прах.

И я взял за правило окружать себя различными предметами, напоминающими о смерти, — череп умершего ламы, четки из его костей. Кости остались после так называемого небесного погребения, когда тело покойного из сострадания отдается на корм грифам. Четки, которые перебирал Тара Тулку Ринпоче, тоже были сделаны из человеческих костей. Четки из костей человека или животного служат нам напоминанием о неизбежном конце.

Меня часто спрашивают: зачем постоянно напоминать себе об этом печальном факте? Анусая на языке пали обозначает наши тайные чувства. Одно из них — страх смерти. Он живет в нашем подсознании и проявляется в виде других, менее значительных страхов. Он отравляет нам жизнь. Это форма хронического беспокойства.

Анусая постоянно подпитывается ежедневными впечатлениями: умирает кто–то из наших близких, мы видим мертвое животное на улице, внезапно узнаем, что наш друг серьезно болен, или после долгой разлуки обнаруживаем, что он сильно постарел. Задача духовной практики — прогнать эти страхи: образно говоря, открыть двери и окна и впустить свежий воздух, перестать говорить о них шепотом, подавлять и замалчивать их. Так очень тяжело жить — подавление страха требует большого количества энергии, которая, в сущности, тратится впустую.

Если мы постараемся поглубже вникнуть в этот вопрос, то поймем, что на самом деле боимся не смерти, а идеи смерти. На первый взгляд разница небольшая, но весьма важная.

Момент смерти ничем не отличается от любого другого. Это очередной жизненный опыт, который нужно встречать бодрствуя. Наше тело и наше сознание в это время меняются. Но если мы попытаемся заглянуть вперед, то наши представления, скорее всего, не будут иметь никакого отношения к реальности.

Так происходит в жизни часто — реальное событие оказывается совсем не таким, как мы его себе представляли. Думая о смерти, мы пытаемся выйти за пределы мышления, поскольку именно мышление создает всевозможные проблемы. Никто не знает, что нас ждет после смерти. Смерть — это великое неизвестное, а мысль, которая является выражением известного, не может познать то, что неизвестно. Это факт. Мы называем смерть неизвестным, потому что ничего о ней не знаем.

Я не против того, чтобы при мысли о смерти испытывать страх, — ведь нам близко это чувство. Но сумбурные мысли, возникающие спонтанно во время страхов, приносят мало пользы. Размышляя о смерти, мы не стараемся проникнуть за пределы того, что нам известно. Мы просто пытаемся оценить то, что находится рядом с нами. Смерть присутствует сейчас рядом с нами.

Смерть — это тема, к которой ведут многие философские рассуждения. Основные положения буддизма связаны с переменами и непостоянством нашего существования. Старение и болезнь — одно из выражений непостоянства. Это естественные процессы. Смерть — тоже естественный процесс. Рано или поздно наше тело изнашивается и перестает функционировать.

Но, несмотря на неизбежность смерти, человек не всегда желает размышлять на эту тему. Бывают трудные минуты в жизни, периоды депрессий, когда такие размышления не очень уместны. (Будьте внимательны по отношению к своим друзьям и любимым — если они тяжело больны или при смерти, не стоит рекомендовать им это занятие, особенно если у них мало опыта духовной практики.)

Если у вас уже есть такой опыт и в особенности если вы достигли определенной степени самадхи, это облегчает дело. Кроме того, я по себе знаю, что даже люди, не достигшие самадхи, способны сконцентрироваться на простой мысли типа «Я должен умереть», потому что эта тема достаточно интересна. Концентрации не получится, если мысль внушает нам страх, который мы не можем побороть. При этом вовсе не обязательно быть искушенным в медитации.

Для того, кто считает себя подготовленным, практика размышления о смерти может оказаться бесценной. Таким образом мы изгоняем страхи наружу, чтобы познакомиться с ними поближе. При этом неизменно обнаруживается непостоянная природа страха. Каким бы неприятным на первый взгляд он ни казался, его существование непродолжительно: страх возникает и через некоторое время уходит. Энергия страха присутствует, но она не наша — это не наше «я».

Поняв это, можно извлечь из страха массу энергии. Теперь страхи не будут прятаться в нашем подсознании. Они прожили отпущенный им срок. Они могут вернуться, но в нас уже живет уверенность, что мы с ними справимся. Мы видели, что страх можно наблюдать, а значит, работать с ним.

Таким образом, страх учит нас ценить жизнь. Он позволяет видеть жизнь во всей ее красе — ведь мы понимаем, что она рано или поздно кончится. Мы добровольно вошли в жилище смерти. И мы поняли, что жили в обмане и неведении. Мы делали вид, что жизнь будет длиться вечно. А значит, мы не осознавали ее полноту и великолепие.

Умом мы понимаем, что умрем. Но нужно познать это сердцем. Нужно, чтобы это дошло до мозга костей. Тогда мы поймем, как жить.