Бхиккху Бодхи - Сборник лекций Страница 4

Факторы тренировки, заключённые в этих компонентах Благородного Восьмеричного Пути, действуя сообща, блокируют основу для низменных и разрушительных импульсов человеческого ума и способствуют осуществлению чистого и благого. Несмотря на то, что эти виды действий, которые должны быть исключены, выражены в отрицательных терминах, всё же они имеют положительный эффект, потому что, будучи принятыми в качестве руководства к действию, они стимулируют рост здоровых умственных состояний, которые проявляются в благодетельных видах поведения. С интенсивной позиции эти правила тренировки проникают в самые потаённые уголки ума, притупляют силу неблагого намерения, перенаправляют его к достижению благого. С экстенсивной позиции, они уменьшают беспокойство в социальной жизни человека, умаляют стремление к состязанию, эксплуатации, алчности, жестокости, войне. В своей психологической сфере они даруют умственное здоровье, в своей социальной сфере они способствуют миру, в своей духовной сфере они служат в качестве незаменимого основания для всякого дальнейшего прогресса на пути к освобождению. Если вы постоянно следуете им и практикуете их, то они будут сдерживать умственные состояния, укоренённые в жажде, злобе, заблуждении, и будут способствовать действиям, укоренённым в не-жажде, не-злобе, не-заблуждении, будут вести к чистой жизни в любви и мудрости.

Отсюда можно увидеть, что с точки зрения буддизма сформулированные правила поведения не являются некими избыточными принадлежностями доброй воли, но являются необходимыми принципами правильного поведения. Они представляют собой важнейшую часть тренировки и когда приводятся в исполнение силой намерения, они становятся фундаментальными средствами к очищению. В контексте практики медитации правила тренировки предотвращают извержение омрачённых действий, что губительны для цели медитативной дисциплины. Тщательно следуя предписанным правилам поведения, мы можем быть уверены хотя бы в том, что избегаем как минимум самых грубых проявлений жажды, злобы, заблуждения, и что мы не столкнёмся с препятствием чувства вины, тревоги, беспокойства, которые следуют за безнравственными поступками.

Если вернуться к упомянутому выше сравнению буддийской дисциплины с деревом, корни которого олицетворяют нравственность, то принципы правильного поведения будут схожи с почвой, в которой эти корни произрастают. Подобно тому, как почва содержит питательные вещества, необходимые дереву для роста и цветения, точно также правила поведения содержат питание чистоты и нравственности, которые необходимы для роста духовной жизни. Правила олицетворяют естественное поведение архата, идеального святого. Для архата такое поведение естественным образом проистекает как спонтанное выражение внутренней чистоты. По самой своей природе все его поступки безукоризненны, не имеют пороков. Он не может действовать, исходя из желания, недоброжелательности, заблуждения или страха. И он поступает так не потому, что насильно сдерживает себя правилами, а потому что такова сама природа его существа.

Однако обычный заурядный человек не защищён от возможности совершить безнравственный поступок. Напротив, поскольку неблагие корни плотно укоренены в его уме, он постоянно подвергается соблазну совершить проступок. Он может убить, своровать, изменить супругу, солгать, выпить и так далее, и без отсутствия значимого нравственного кодекса, запрещающего подобные действия, он будет часто поддаваться подобным вещам. Отсюда проистекает необходимость установления для него набора этических принципов, зиждущихся на колоннах мудрости и сострадания, посредством которого он сможет руководить своими действиями и приспосабливаться к естественному спонтанному поведению Освобождённого.

Поэтому с буддийской перспективы правило поведения — куда большее, чем внешний запрет на некие поступки. Каждое правило представляет собой ясное выражение соответствующего состояния ума, принцип, который преобразует луч света внутренней чистоты в конкретное совершаемое действие. Правила поведения делают видимым невидимое состояние очищения. Они делают его доступным, преломляя его через призму тела и речи в особые принципы поведения, которые мы можем применять в качестве руководства для действия. Они защищают нас, когда мы оказываемся в различных ситуациях. Приводя поведение в соответствие с правилами, мы можем подпитывать корни наших духовных устремлений, нашу нравственность. Когда нравственность стала прочной, следующие этапы пути раскроются сами собой по закону духовной жизни и достигнут вершины в совершенстве знания и безмятежности освобождения. Как говорит Учитель:

«Монахи, тому, кто нравственен, наделён нравственностью, нет необходимости порождать волевое усилие: «Пусть свобода от угрызения совести возникнет во мне». Это естественный закон, монахи, что свобода от угрызения совести возникает в том, нравственен, наделён нравственностью.

Тому, кто свободен от угрызения совести, нет необходимости порождать волевое усилие: «Пусть радость возникнет во мне». Это естественный закон, монахи, что радость возникает в том, кто свободен от угрызения совести.

Тому, кто рад, нет необходимости порождать волевое усилие: «Пусть восторг возникнет во мне». Это естественный закон, монахи, что восторг возникает в том, кто рад.

Тому, кто насыщен восторгом, нет необходимости порождать волевое усилие: «Пусть моё тело станет умиротворённым». Это естественный закон, монахи, что у того, кто насыщен восторгом, тело становится умиротворённым.

Тому, у кого тело умиротворено, нет необходимости порождать волевое усилие: «Пусть я буду ощущать счастье». Это естественный закон, монахи, что тот, чьё тело умиротворено, ощущает счастье.

Тому, кто ощущает счастье, нет необходимости порождать волевое усилие: «Пусть мой ум станет сосредоточенным». Это естественный закон, монахи, что у того, кто ощущает счастье, ум становится сосредоточенным.

Тому, кто сосредоточен, нет необходимости порождать волевое усилие: «Пусть я буду знать и видеть вещи такими, какими они являются на самом деле». Это естественный закон, монахи, что тот, кто сосредоточен, знает и видит вещи такими, какими они являются на самом деле.

Тому, кто знает и видит вещи такими, какими они являются на самом деле, нет необходимости порождать волевое усилие: «Пусть я стану бесстрастным и не-очарованным». Это естественный закон, монахи, что тот, кто знает и видит вещи такими, какими они являются на самом деле, становится бесстрастным и не-очарованным.

Тому, кто стал бесстрастным и не-очарованным, нет необходимости порождать волевое усилие: «Путь я реализую знание и видение освобождения». Это естественный закон, монахи, что тот, кто стал бесстрастным и не-очарованным, реализует знание и видение освобождения…

Так, монахи, один этап перетекает в последующий этап. Один этап становится исполнением последующего этапа по мере путешествия с ближнего берега на дальний».

(АН 10.2)

Взбираясь на вершину горы

Pедакция текста: 22.12.2010

Перевод с английского: SV

Беседа с Бхиккху Бодхи, 2002

источник: www.buddhanet.net

Бханте, вы много лет прожили в лесном монастыре в Шри-Ланке. Что привело вас с Америку?

Вначале я приехал в штаты, чтобы навестить моего отца и сестру. Но в течение 25 лет я страдал хронической головной болью, которую не удавалось излечить всеми доступными и современными средствами. Отец предложил мне проконсультироваться в Нью-Йоркском Институте Головных Болезней — в клинике, что находится на Манхэттане. Поэтому вот уже несколько месяцев я лечусь в этой больнице.

Правда ли, что вы решили остаться в США?

Вначале я хотел остаться здесь только на тот срок, который потребуется на излечение головных болей, а затем вернуться в Шри-Ланку. Но за последние месяцы у меня появилась пара настойчивых мыслей. Во-первых, я хотел быть поближе к отцу, который уже в возрасте. А во-вторых, я могу сделать больший вклад в развитие Дхаммы, будучи здесь в Америке, нежели в Шри-Ланке. В начале этого года я формально оставил должность редактора издательства «Buddhist Publication Society», и потому меня уже ничто не удерживало в Шри-Ланке.

Первые шесть недель в США я жил в многолюдной и шумной Нью-Йоркской Буддийской Вихаре. А в июле случайно встретил старого китайского учителя Дхармы и его переводчика — молодого монаха китайско-канадского происхождения. Они пригласили меня посетить их монастырь в Нью-Джерси. Я думал, что это будет церемониальный храм где-нибудь на захолустных окраинах города, но к моему приятному удивлению выяснилось, что это серьёзный монастырь, где сделан акцент на обучение, и что он располагается на обширной и тихой территории в сельской местности рядом с Нью-Джерси, с холмами и со стадами пасущихся на лужайках оленей. Мы быстро подружились с Мастером Джен Чаном, и он предложил мне пожить здесь столько, сколько я захочу.