Олег Шишкин - Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж Страница 2

В 1888 году тибетская Брабунская мистическая академия присвоила 33-летнему буряту монаху Агвану Доржиеву титул Цанид-Хамбо-лама. С этого момента ему в обязанности вменялись упражнения по богословию с Далай-ламой и проведение с монархом философских диспутов. Трудно назвать более влиятельную в то время фигуру в Лхасе, чем Доржиев. Таинственный бурят играл в жизни Далай-ламы специфическую роль. Он был ассистентом монарха в философском диспуте Цанид— это странное развлечение буддийских монахов и монархов внешне напоминало нечто среднее между авангардистским балетом, бесконтактным каратэ и логическим спором.

Русский секретный политический агент «Шамбала» был внедрен в окружение Далай-ламы XIII в конце прошлого века. В Доржиеве долго боролись его российский патриотизм и этика буддиста. В один из моментов этой битвы конфессиональное начало одержало верх, и бурят признался Благородному Тубдену в своей тайной миссии. Повелитель Тибета, пораженный раскаянием своего друга, не только не репрессировал его, но сделал главным порученцем в секретных и явных переговорах с Россией— страной, называвшейся Белой Северной Шамбалой. Одно время глава буддистов даже подумывал о своем переезде в пределы империи. Далай-лама рассчитывал на покровительство могущественного северного монарха в борьбе с британцами. Доржиеву были доверены и переговоры с французским принцем Генрихом Орлеанским, который предпринял попытку проникнуть в Тибет. Его почему-то приняли за русского царевича. Принц через Агвана предупредил Далай-ламу об истинных британских намерениях в Тибете и посоветовал искать покровительства белого царя.

В 1898 году, когда угроза со стороны Британии стала для Тибета более ощутимой, Доржиев по поручению Далай-ламы отправился в Санкт-Петербург. Кратчайший путь к белому царю шел через… Британскую Индию, где были железные дороги и морские порты. На границе английских владений Доржиева арестовали, и на вопрос, кто он такой, посланник Далай-ламы ответил: «Я китайский подданный». Доржиев предъявил билет за 25 лан, полученный от представителя Пекина в Тибете. Английская полиция понимала, кем в действительности был этот монах. Но все же британцы закрыли глаза на его путешествие — они считали: чем дальше Доржиев от Лхасы, тем оно и лучше.

Прежде чем достигнуть Санкт-Петербурга, Доржиев пересекает Китай, где в Тяньцзине ищет помощи у русского консула Солнцева. Волей обстоятельств в посольстве России оказался князь Эспер Ухтомский, снискавший славу защитника бурят от миссионерских притеснений и считавший себя буддистом. Советский дипломат Леонид Берлин в статье «Хамбо-Агван-Доржиев»[2] пишет, что именно благодаря князю Доржиев был принят царем. Это утверждение точно: Николай II холодно относился к тибетским проблемам, но «кавалерийский» напор Ухтомского помог тому, чтобы эта встреча состоялась.

Придворный лекарь тибетской медицины Бадмаев также способствовал земляку. К 1898 году Петр Александрович стал одной из главнейших фигур при дворе. Князь Юсупов в своих мемуарах писал о Бадмаеве, что тот «выдавал себя за высокообразованного врача, но по русским законам медицинская практика ему не была разрешена. Тем не менее он тайно принимал больных, и так как очень дорого брал за свои советы и за лекарства, которые, кстати, сам и изготовлял, то составил себе довольно большое состояние». Это утверждение отчасти неверно. Бадмаев закончил не только Восточный факультет, но и Медико-хирургическую академию, что позволяло ему успешно практиковать. С другой стороны, были у врача и тайные пациенты. В основном высокопоставленные особы, страдавшие импотенцией, венерическими заболеваниями и алкоголизмом. За посещения такого рода Бадмаев брал действительно дорого. Перед ним обнажались многие государственные мужи и фрейлины или, точнее сказать, они все, все без исключения ходили перед ним со спущенными штанами — надо ли говорить, каким влиянием пользовался этот человек? Единственным его конкурентом был «святой старец» Григорий Распутин, да и тот в конце концов пришел к нему за помощью.

На аудиенции в Зимнем дворце Николай II заявил Доржиеву, что поддержка Тибета со стороны России возможна только при наличии письменного обращения Далай-ламы, которое в таком случае должно иметь характер официального документа. Царь намекал, что на большее рассчитывать не стоит.

Шестого ноября 1903 года правительство Британской империи приказало начать вооруженное вторжение на территорию Тибета. Причиной для военной операции послужил арест тибетцами двух английских подданных. Война продолжалась несколько месяцев, и к 26 июля 1904 года, когда английские войска вступили в долину Брахмапутры, Далай-лама решился тайно покинуть Лхасу. Он предполагал направиться в Монголию и оттуда просить о покровительстве белого царя России.

Небольшой отряд тибетцев попытался остановить рейд английского полка. Но командовавший операцией генерал Макдональд действовал решительно и коварно. Войска сторон встретились у источника Хрустальный глаз. В решающий час, когда стало ясно, что бой будет кровопролитным, британцы выслали парламентеров, предложивших тибетцам затушить фитили их допотопных кремневых ружей и начать переговоры. Как только это было сделано, трехтысячный английский отряд при поддержке горной артиллерии открыл огонь по простодушным горцам, и большая часть их армии была истреблена. В этом бою погиб командующий тибетской армией генерал Лхаван; после битвы английский солдат вырвал у трупа из уха огромную жемчужную серьгу — туземный символ высокого воинского звания.

Но властелин Тибета, предупрежденный об опасности, ночью в сопровождении Агвана Доржиева, врача, трех придворных и восьми человек прислуги устремился на север, впервые сменив трон на седло. Скрываясь, он долго путешествовал по стране в отчаянии и полном бессилии. В маленьком городке Нагчу он был узнан на улице каким-то монахом. Вскоре его свиту окружила толпа тибетцев — они рыдали. Когда люди голосили вслед печальному каравану, Далай-лама и сам был на грани истерики.

Весь путь до Урги Доржиев ехал впереди обоза беглецов, заботясь о ночлеге и пропитании. Ургинский хутухта (перерожденец) Богдо-геген, занимающий в ламаистской иерархии третье место после Далай-ламы и Панчена Эрдени, встретил изгнанника холодно. В то время он, подобно Далай-ламе, был духовным и светским правителем Монголии и видел в главе Церкви мощного соперника. Тибетская миссия остановилась в монастыре Гандан, где ей отвели двухэтажный дом. Весть о прибытии живого бога быстро разлетелась по Гоби— и вскоре тысячи степняков хлынули в долину Толы на богомолье.

Короткое время в Тибете хозяйничала английская колониальная армия. Она принесла с собой новый оккупационный порядок, иллюстрацией к которому служит диалог из «Учебника разговорного тибетского языка» Ч. А. Белла, выпущенный издательством баптистской миссии в Калькутте в 1905 году:

«Офицер-переводчик: Там за холмом есть солдаты? У них есть огненная стрела (оружие)?

Тибетец: У большинства из них только мечи и копья. У некоторых из них есть луки и стрелы.

Офицер: Стрелы отравлены?

Тибетец: Да, аксамитом.

Офицер: Конница у них есть?

Тибетец: Сейчас нет. Но я слышал шум. Похожий на шум приближающихся лошадей.

Офицер: Правда, что тибетцы обычно нападают ночью?

Тибетец: Да, сэр.

Офицер: Какая у них пушка? Насколько далеко она стреляет? Как они переправляются через реку? Все оружие должно быть сдано мне до завтрашнего утра. Любого, у кого найдут оружие после этого, строго накажут».

В 1909 году Агван Доржиев вновь посещает Санкт-Петербург с поручением Далай-ламы, которое касается сооружения в столице империи буддийского храма.

Властитель Тибета пребывал в эти дни в монастыре У-Тай-Шань, возле Пекина. В подтверждение своих лучших намерений в отношении России Далай-лама выделил из казны необходимую сумму для постройки в Санкт-Петербурге храма Калачакры-Шамбалы — символа освободительной войны. И хотя сооружение дацана можно было рассматривать как обычное строительство, Доржиев придавал событию совершенно мистический смысл.

Вновь благодаря посредничеству Ухтомского и Бадмаева посланец Далай-ламы без проволочек приобрел территорию под строительство; разрешение шло через самого Столыпина, который поставил на документе чрезвычайную резолюцию. И храм должен был быть чрезвычайным— единственная в Европе буддийская молельня, посвященная культу Калачакра-тантры, смыслом которой является миф о Шамбале.

Художником, оформившим витражи буддийской кумирни, стал Николай Рерих. Здесь живописец впервые услышал из уст доверенного человека Далай-ламы слово, определившее жизнь духовидца и розенкрейцера-мартиниста — Шамбала!