Андрей Васильченко - Миф о вечной империи и Третий рейх Страница 20

О том, насколько тесно в творчестве Мёллера переплетались приобретенные им идеи и собственное критическое мышление, могут показать две цитаты, которые взяты из одной и той же части «Немцев». В седьмом «томике» «Немцев» мы наталкиваемся на утверждение, что «только немцы остались истинными носителями германского мышления». Но позже мы находим другое утверждение: «Это еще не дает права говорить о нас как о германцах; сегодня мы являемся немцами». Мёллер возражал Чемберлену: в XX веке нельзя было говорить о германцах как о некой единой расе. «Раса прямо-таки стала понятием безрасовости. Она больше не фиксирует в каждом отдельном случае что-то отличительное, а скорее устанавливает некие интернациональные расовые признаки». По мнению Мёллера, раса давно уже индивидуализировала себя в рамках различных наций.

В 1908 году Артур Мёллер вновь обратился к расовой проблеме. Тогда в прессе он вел дискуссию с Рихардом Демелем. Накануне этого спора Мёллер решился на открытую критику своего друга. Его статья была перепечатана в сентябре 1909 года в «Политико-антропологическом ревю». Мёллер утверждал, что Демель («может быть и невольно») встал на правильный путь, когда заявил, что только смешение рас способно породить высшие человеческие ценности. Демель в ответ в своем «Открытом письме» заявил, что ему не может быть безразличным, когда в научном журнале появляются невежественные заявления. Мёллер парировал: «Расовое воззрение покоится на вере в силу расы». Демель возразил: «Я больше верю в телесную силу, преисполненную любви». До момента этого диспута позиция Мёллера ван ден Брука была предельно ясна. Но внезапно Мёллер изменил свою позицию, мало того что он заговорил о положительном влиянии рас, он еще и провозгласил «человека не рабом обстоятельств, но полноправным господином своих собственных сил». Подобное непостоянство в расовом вопросе, видимо, стало следствием его специфического понимания слова «раса». Он явно переоценивал это понятие. Он вкладывал в расы чрезмерно гигантское духовно-культурное значение. Наверное, данный спор с Демелем и не состоялся бы, если бы Мёллер внимательнее следил за употребляемыми им терминами.

Но тем не менее на рубеже уходящего XIX века и наступающего XX столетия расовое учение Гобино и Чемберлена нашло массу приверженцев. В те дни Британская империя находилась на высоте недосягаемого величия, Германия активно боролась за место под солнцем. Романские страны (Франция, Италия, Испания), казалось, полностью истощили себя. Где-то вдалеке мерцала грядущая слава России. Однако мировая война разрушила эту картину. Именно под влиянием книг Гобино накануне мировой войны Мёллер ван ден Брук считал, что немцы достойны стать повелителями земного шара. Под впечатлением от мировой бойни он написал следующие строки: «Рухнуло представление о расах… Крушение произошло и в политических воззрениях, которые накануне войны возлагали надежды на расовую теорию, что история сможет использовать антропологические основы для группировки наций и создания на их основе государств… Противоречия, которые мировая война выявила в расовой теории, всегда были присущи ей. Они выражались уже в том, что мы всегда говорили о многочисленных расовых теориях, но не об определенном учении. Расовое мировоззрение не стало четко оформленной системой, но лишь способствовало накоплению необходимого материала. Для человека, преданного материализму, она была материалистичной, лишенная какого-либо единообразия, которое может наступить только тогда, когда материал обобщает метафизика. Хотя метафизические потребности всегда находились поблизости, но они противостояли механическому представлению… Но даже эти метафизические потребности были вторичными… Даже научное представление о расах было полностью противоречивым. Если сегодня мы попробуем обобщить полученные результаты, то обнаружим, что вообще не обладаем никакими знаниями, а только гипотезами». Сложно не согласиться с подобной критикой расового учения. Если в «Современниках» Мёллер выражал полное пренебрежение к биологическим аспектам расовой теории, считая ее заблуждением, то затем он высказывался за необходимость складывания «расы духа», выступая с позиций Гегеля и Гумбольдта.

В 1924 году Мёллер ван ден Брук в последний раз обратился к расовой проблеме. На этот раз он еще убедительнее критиковал опрометчивые выводы, которые распространяли результаты сравнительной антропологии на психологическое и умственное поведение отдельных «типов людей». Он писал: «Совершенно не важно, обладал ли Бисмарк продолговатым или круглым черепом. Но он был непреклонен, «селекция нордической элиты» была для него полнейшим вздором». В ответ на критику Мёллер ван ден Брук обращал внимание на многочисленные «неарийские» личности, которые сыграли выдающуюся роль в истории Германии. При этом он задавал вопрос: «Что должно происходить со всеми этими «составными» немцами? Мы должны выдворить их из Германии? Но сможем ли мы?» Далее следовал однозначный ответ: «Нет… Духовная расовая принадлежность повинуется совершенно другим законам, нежели биологический аспект расовой принадлежности. Представление о расах не должно вести к созданию проблемы, когда люди, выбравшие расу по духовным причинам, по биологическим показателям должны из нее исключаться».

Есть словосочетание, в котором звучит и сакральное происхождение, и фанатизм миллионов немцев, и возвышенные надежды, и канонада новой мировой войны. Это словосочетание — Третий рейх. У него есть два корня, которые отчетливо прослеживаются в имперских концепциях современности. Один лежит в христианском ожидании Тысячелетнего царства. Второй корень отыскивается в более позднем времени. Впрочем, даже тогда он был связан с христианской традицией, так как речь шла об универеализме Священной Римской империи германских народов.

Третий рейх (Третье царство) был уже известен во времена раннего христианства. Впервые это понятие употребил Монтан, глава раскольнического движения, возникшего во II веке нашей эры во Фригии. Затем упоминание о Третьем царстве мы можем встретить уже в Средневековье. Иоахим Флорский разработал трехчастное деление мировой истории и провозгласил наступление Третьего рейха. Согласно его пророчеству, Третий рейх должен был стать царством Святого Духа. Подобное средневековое ожидание привязывалось к христианскому учению о троичности Бога. Богу-Отцу соответствовали Ветхий Завет и Божественное царство, Богу-Сыну — Новый Завет и Христианское царство, а Святому Духу — Третье царство (Третий рейх). Христианская троичность оказала сильнейшее влияние на всю европейскую философию, так что отголоски идеи о Третьем рейхе мы можем найти и у Отто фон Фрайзинга, Томаса Мюнцера, Лессинга, Фихте, Шиллинга, Ибсена. Этот список можно было бы продолжать едва ли не до бесконечности.

Первоначально немецкие теоретики никак не связывали рождение новой немецкой государственности с тоской нации по утраченной Священной Римской империи германских народов. В качестве предпосылок видели лишь политические условия и недовольство широких слоев. В основании империи, созданной Бисмарком, лежал ее «малогерманский», сугубо немецкий, национальный вариант. Параллельно с этим национализм постепенно сращивался с имперской идеей и в других странах. Вспомним хотя бы Сореля во Франции, близкого нам Достоевского, Альфредо Ориани в Италии. Но надо заметить, что эсхатологическую окраску имперская мысль в те дни получила только в России. Только у нас можно было найти созвучие идеи Третьего Рима с идеей о Третьем царстве.

На рубеже веков имперское мышление в Германии испытало новый расцвет, что было прежде всего связано с литературой. В 1889 году увидел свет роман Иоханнеса Шлафа «Третий рейх». В 1905 году в соседней, но тем не менее германоязычной Австрии выходит работа Мартина Вуста «Третий рейх. Попытка обоснования индивидуальной культуры». В 1916 году в Берлине была напечатана философская работа Герхарда Мутиуса «Три царства». Причина подобной активности крылась в недовольстве интеллектуалов тем, как в кайзеровской Германии реализовывалась имперская идея. Но изобилие литературы никак не повлияло на свое время. Мёллер ван ден Брук вообще отказывался считать упомянутых выше авторов идеологами новой империи. «Им была понятна их эпоха, но они вновь и вновь пытались грезить социальными и эстетическими утопиями, которые громко называли Третьим рейхом».

После того как в 1918 году рухнула империя, созданная «железным канцлером» Бисмарком, многие вновь занялись поиском имперской альтернативы. Как бы ни хотел того Мёллер ван ден Брук, но на него оказали сильнейшее влияние теории Герхарда фон Мутиуса, немецкого посла в Осло, который также входил в состав немецкой делегации, которая должна была подписать мирный договор. Но именно ему, Мёллеру ван ден Бруку было суждено сделать словосочетание Третий рейх сначала ключевым понятием «мифа немецкой революции», затем символом «немецкого национального движения», а затем синонимом гитлеровской диктатуры.