Семь лучей - Эрнест Вуд Страница 24

является его лучшим учителем. Он ясно видит — что бы и когда бы ни изобрёл человек, природа на опыте заставит внести в это усовершенствования. Например, он создаёт автомобиль, но испытывая его, узнает о нём что-то новое, чего без помощи природы он знать не мог, кроме того, в процессе этого он несколько дальше развивает свою познавательную способность.

Если бы учёный немного пофилософствовал (что для него не очень обычно), мы бы услышали, как он говорит себе, что его малый ум совершенно приспособлен к божественному разуму, представленному законами природы, и благодаря этому учится, становясь богаче и могущественнее от упражнения в столь совершенно подходящей для него среде. А будь ему также свойственно и религиозное устремление, он бы добавил к этому, что мир знакомит нас с природой Бога, а также всё более уподобляет ему. Он приближает нас к всезнающему настолько, насколько он учит ум большему охвату живой реальности в каждый момент времени и выявляет для нас ту истину, что для мудрого человека всё имеет бесконечную важность, хотя это и может показаться маловажным дураку. Применив немного философии, он также осознал бы, что благодаря знаниям человек не обретает власть над силами природы, а становится союзником этих сил, и в какой мере он работает с ними, в той мере и они будут действовать в сотрудничестве, которое открывает один из величайших законов — что во всех царствах природы нет настоящих конфликтов, и всё вместе идёт к лучшему.

Иногда постижение важности закона в природе производит на человека такое впечатление, что он не может убежать от него даже в мелочах жизни, и тогда он склонен делать фетиш из планов, правил и установлений даже тогда, когда в них вообще нет необходимости. Однажды я слышал о человеке, который пронумеровал все свои рубашки и прочую одежду и вёл по ней картотеку, так что в любой момент мог посмотреть, где, например, находится рубашка № 9 — в прачечной, в починке или в таком-то ящике!

Полагаю что животное этого луча — верно служащая человеку лошадь, которая будь то под седлом, или впряжена в плуг или повозку, всегда учится жить упорядоченной жизнью и уважать правила и форму, закон и порядок, как вещи неизбежные в материальной жизни.*

Глава XVI

ШЕСТОЙ ЛУЧ

Как пятый луч демонстрирует искусность в мысли, так шестой выражает искусность в чувстве, ибо это мысли и чувства, направленные к вещам. И как вера учёного ведёт его к проникновению в принцип закона в мире, так вера человека шестого луча ведёт его к проникновению в благость, проникающую мир или стоящую за ним и вверению со всей преданностью и послушанием тому, что большинство людей обозначают словом Бог.

Во все века были благоговейные мистики, чьи молитвы не содержали и тени материальных просьб, а изливались в постоянной благодарности и восхищении к великой Благости, которая влекла их своей побуждающей силой и озаряла их жизнь сверхчеловеческой радостью. Эти люди прямым чувствованием осознавали то, к чему другие могли прийти путём логики — тот факт, что опыты жизни не хороши и не плохи только потому, что они приятны или болезненны, но все в высшей степени полезны, поскольку пришли прямо из руки божьей. "Всё, что принимается, есть дар", — гласит индийская пословица, и бхакте шестого луча воистину это видится так. Настоящий бхакта должен чувствовать в вещах и опыте больше благого, чем другие люди, потому что он в большем соприкосновении с сердцем мира. По крайней мере он уловил проблеск присутствующей в мире божественной благости, и его преданное служение есть стремление осознать ещё больше.

Хотя он обычно этого и не знает, его путь — великое средство победить боль, обильно порождаемую неуёмным воображением человека, которое на ранних стадиях заставляет его есть больше, чем он может переварить, хватать больше, чем он может удержать, и желать несовместимых вещей. Это средство столь сильное, что физическая боль становится незначительной рядом с радостью его видения и честью его служения. Он знает — что бы ни пришло, это благо, даже когда он не знает, чем именно это хорошо. Его кредо можно сформулировать подобно символу веры учёного: "Я верю в мир как место доброты божией, и что чувства сердца, если питать их, приведут к её ещё большему раскрытию, и когда люди верят в Бога и не боятся, их вера сторицей вознаградится даже в материальном мире".

Простота этой веры иногда очень трогательна, как могут вспомнить читатели "Цветочков" св. Франциска. Я очень хорошо знал одного индийского джентльмена, одного из ведущих юристов в своей области, который был ярким представителем этого типа. Он удивительно сильно верил в судьбу, и часто мог с опозданием прийти на свой поезд. Я не знаю, что за симпатия существовала между ним и событиями, но мне точно известно, что когда он опаздывал на поезд, оказывалось, что и сам поезд тоже опаздывал. Мне известен лишь один случай, когда он опоздал на поезд, и тогда он сказал мне с улыбкой, которая, думаю, была самой сладкой из виденных мною на земле: "О, замечательно, то, что делает Бог и есть лучшее для нас!". Это было его постоянной присказкой во всех его неприятностях, которые были весьма многочисленны. И всё же этот человек никогда не был невнимателен в том, что касалось помощи другим — сотни людей имеют основание быть ему глубоко благодарными, и когда он умер, целый город, где он жил, как бы лишился света.

В простоте преданности и есть её великая духовная сила. Не показными дарами достигается Бог в его мире, но предельной чистотой поклонения. Что говорит Вишну, обращающийся к нам через Бхагавад-гиту? "Если кто с благоговением приносит мне в жертву лист, цветок, плод или воду, я принимаю то от подвигающегося, как дар благоговейной любви. Что бы ты ни делал, что бы ты ни ел, что бы ни приносил в жертву или в дар, какой бы подвиг ни совершал ты, о Каунтея, всё это делай, как приношение мне." (IX.26–27). Нет лучшего повествования об этой простой преданности, чем рассказ о деревенской женщине из "Света Азии", обратившейся к Будде с такими словами:

Она ему в ответ: "Не скрою,

Моя душа невелика,

 Но долго ль влагой дождевою

 Наполнить чашечку цветка!

Пусть дождик чуть лишь сбрызнет поле:

 Им полон лилии цветок,

 И для моей смиренной доли

 Довольно счастия дал рок.