Семь лучей - Эрнест Вуд Страница 26

Художника, который полон физической чувствительности, как никто другой, трогает красота во всём, и она может поднять его до высот сознания, о которых другие просто не догадываются, как о досягаемых с её помощью. Я помню русского художника, который был убеждён, что для Европы нет надежды, пока она не откликнется на русское искусство и не позволит его влиянию придать цивилизации иную форму и преобразить людей. Сознавая эту силу, платоники добавляли к своей философии благоговение и видели, что источником счастья может быть созерцание с глубочайшим почтением и благодарностью трудов вселенского существа, в котором мы живём свою жизнь. Экстаз красоты должен быть одним из составляющих совершенного состояния жизни за пределами сознания, чистой ананды.

Рассматриваемый в этом свете, искусный художник становится сотрудником Бога в эволюции человека. Хотя он может ощущать трепет и излучение от того, что течёт к нему через канал красоты, как и все люди в той мере, в какой они способны к отклику, этот человек обладает волей, чтобы уравновесить свои мысли и чувства так, чтобы они протекали через его руки в форме работы. Это сосредотачивает его в его преданности и помогает ему не обращать внимание на мнения мира. Он первым видит красоту, которой другие видеть ещё не могут, а затем воспроизводит её отдельно от той смущающей массы красоты, с которой она в обычных условиях перемешана, и так представляет её вниманию других.

Поскольку художник никогда не упускает из виду Бога в вещах, ему никогда не может наскучить ни его цель, ни вся его жизнь; и количество постоянной концентрации, которая есть воля, благодаря которой все его способности направляются на служение искусству, трудно оценить. Подумайте, например, о тщательном и предельно преданном труде, вложенном в каждую малейшую деталь великих храмов и мечетей Индии. Почти над всеми городами и большими деревнями южной Индии господствуют огромные храмы с гопарами[9], покрытыми мелкой резьбой и лепниной и украшенными бассейнами, окружёнными изящными стенами, тогда как в центре и на севере Индии почти повсюду возвышаются великолепные мечети с куполами и минаретами, дворцы и мавзолеи, а также храмы не столь крупные, как на юге. Эти великолепные сооружения, прекрасные как в своих очертаниях, размерах и пропорциях, так и в резных деталях, остаются с нами памятниками прежних дней, когда люди искали экстаза и откровения через красоту, и сейчас являются отличными инструментами для очищения, возвышения и расширения сознания всех тех, кто их посещает, или просто живёт возле них, и бывает тронут их превосходной красотой. Поистине, редкая благодать выпала индийскому народу благодаря работе этого луча в их части мира. Кто были эти архитекторы и скульпторы, мы не знаем, но видя их труды, сознаём, с каким терпением и стойкостью они работали год за годом, чтобы сделать каждую деталь точной и совершенной. Писатели многих наций сходятся в хвале и благодарности этим неизвестным художникам, творения которых ещё тысячи и тысячи лет будут вдохновением для почитателей красоты по всему миру.

Нельзя созерцать такую красоту, не становясь и внутри прекраснее, а эта внутренняя красота в свою очередь будет выражаться во внешней форме. Большинство истинных художников и внешне красивы, хотя верно, что карикатуристы и сами зачастую представляют собой карикатуры и выглядят отчасти чудаковато. Если вы будете созерцать красоту великолепного заката, или величие Гималаев, или огромных скал и горных проходов Рио де Жанейро, то обнаружите потом, что их красота и сила влилась в вас, и вы более спокойны и непоколебимы, чем раньше. Эта устойчивость и божественная безмятежность как-то вошли в вас и уравновесили вашу жизнь внутри, сделав её сильной и спокойной.

Как стремление к знаниям развивает ум, так создание красоты через искусство делает творящего красивым в своей форме и движениях. Поистине, на всех путях человек приближается к Богу только становясь им, и на этом пути истинная красота принадлежит тому, кто её творит. Вот почему красота никогда не может быть поверхностной и не достигается безобразными методами. Это возможно не в большей степени, чем воздвигнуть систему знаний без истины в каждой её части. Те, кто ищут поверхностной красоты и довольствуются тем, что прячут безобразное за сцену, подобны тем, кто воображает, что физическое богатство даст им власть и силу, хотя сам их обладатель не силён в богатствах истинного человеческого характера. Но сколько искусства в действии, истинной йоги и красоты в каждом движении в беге лошади, в целом и в каждой части, в каждой мельчайшей мышце! Так и со всеми действиями, которые совершенствовались на протяжении веков эволюции; и сегодня с помощью замедленной съёмки мы можем это видеть более, чем когда-либо раньше.

В этих красивых действиях философ или учёный может обнаружить постоянство принципа красоты, тогда как сам художник может особенно и не интересоваться этим аспектом предмета. Есть равновесие в движении, которое столь же устойчиво, как величайшие творения современной финской архитектуры, и глядя на подобные вещи всякий может сказать: "даже если я отправлюсь на высшие небеса, по крайней мере эти вещи я должен взять с собой". Авторы Пуран не без умысла обрамили дорогу в благословенный город Ямы конями, происходившими от Уччайхшравы и слонами семейства Айраваты, утками на красивых прудах и реках и огромными деревьями, дававшими густую тень. Красота — прибежище совершенного действия в звуке, цвете или форме, и хорошо было сказано, что из всех вещей материального мира лишь искусство вечно. Можно повторить в связи с этим прекрасные слова Эдвина Арнольда о законе труда, демонстрирующем величайшее искусство в действии:

Его касанье на цветущей розе,

На листьях лотоса, в их форме совершенной,

И в тёмной почве, и в семян молчаньи,

И это он наряд весны сплетает.

Его картины в облаках великолепных,

 Его сокровища в хвосте павлина,

 Его обители на звёздах, его слуги —

 И в молнии, в дожде и даже в ветре.

Из темноты он вывел сердце человека,

 Из тёмной скорлупы — изящного фазана.

 Всегда в трудах, он в красоту преображает

 Гнев древности и прежние крушенья.

Его сокровища — и в кладке золотистой птицы,

 И в сотах пчёл,