Елена Хотулева - Гравюры на ветру Страница 29

Снова по глазам чиркнуло видением. Девушка возле моих ног, слезы, мольбы… И потом волны моей бесконечной любви, скрытой под маской изощренного тоталитаризма. Воспоминания не проходили, я не мог вернуться в реальное время, хотя был не в силах увидеть хоть что-то конкретное. Я вжился в роль, точнее не в роль, а в себя самого, отделенного от себя же десятилетиями. Отказы мне стали смешны. Я видел Марианну глазами того человека, который разрядил обойму в ее обмякшее беременное тело. И она еще смеет мне отказывать? Презрительная злоба сжала мои руки вокруг ее плеч — она должна отдаться мне. Прямо сейчас. Просто потому что я так захотел.

— Марианна, — я посмотрел ей в глаза и сознательно применил запрещенный прием внушения. — Пойдем в комнату. Не думай о муже. Он уехал. Оставил тебя одну в этом городе. Вспомни, разве он утешил тебя, когда ты плакала в его объятьях? Он никогда не пытался тебя понять. Не хотел хоть что-то сделать для твоего счастья… Ты создана для любви, но чтобы это понять, тебе надо выйти из круга искаженных зеркал, — я внушал ей идеи, и они становились ее собственными мыслями. Я обнимал ее и медленно уводил в спальню. — Ты же ничего не знаешь о любви. Ты принимаешь плескание в хлорированном бассейне за купание в океанских волнах. Пойдем, и ты начнешь новую жизнь…

Она, не мигая, смотрела мне в глаза и уже не сопротивлялась, а лишь кивала, пытаясь преодолеть свою чопорную трусость…

Я изменила своему мужу. Что сказал бы мне отец? Он, такой честный и порядочный, неизменно влюбленный в мать… А она? После того, что она мне наговорила… Страшно даже представить себе, как она отреагировала бы на такую новость. Бедные родители — они воспитали развратную дочь. Я натянула одеяло до подбородка:

— Артис…

— Да, — он лежал и курил, поставив пепельницу на край кровати.

— Ты теперь перестанешь меня уважать?

— С чего ты взяла?

Я провела рукой по его щеке:

— Но ведь мы согрешили.

— Знаешь, — он говорил, глядя за окно на крошечные огни пролетающего лайнера, — совсем недавно ты переступила порог этого дома с одной единственной целью. Ты хотела стать полноценной женщиной, а именно: родить ребенка, создать нормальную семью и перестать испытывать всякие навязчивые идеи. Ты это подтверждаешь?

— Да… — я хотела что-то возразить, но поняла, что он прав. — Все было именно так.

— Тогда не все ли равно, каким способом ты получишь исполнение всех своих желаний?

Мне стало страшно:

— Артис… Но я хотела родить от мужа!

— Разумеется, — он холодно взглянул на меня. — А я разве предложил тебе что-то другое?

— Но почему? Почему ты… — я не знала, какими словами спросить у него, зачем он заставил наши отношения развиваться таким образом. — Скажи…

— Потому что я хочу с тобой встречаться… Такой ответ для тебя слишком банален? — он рассмеялся. — Можешь считать, что и это тоже часть некоей терапии. Ведь ты любишь изъясняться медицинскими терминами.

— Но разве… — вопрос снова оборвался моей нерешительностью. Мне хотелось узнать, неужели я, правда, ему нравлюсь? Ему — такому изысканному, шикарному, богатому и избалованному судьбой? Но произнести эти слова я не могла. — Артис… Ты действительно?…

— Да, действительно… — я с силой затушил окурок. Сигарета сгорела слишком быстро. Мне хотелось курить, разгоняя дымом скверные мысли. — Я действительно увлекся тобой.

— А как же Макс? Что будет с моей семьей? — она говорила, чуть не плача.

— С чем, с чем? — я рассмеялся. — Ты называешь семьей это вот пользование друг другом? Да, ничего не будет. Мало ли жен изменяют своим мужьям… Не ты первая, не ты последняя…

Мне доставляло удовольствие смотреть на выражение ее лица. Мучимая этими мыслями, она выглядела как сидящая на голодной диете кинозвезда возле сладкого торта. Ей хотелось быть и кристально честной и одновременно вкусить запретного плода.

Я отставил пепельницу и повернулся в сторону Марианны:

— Ты очень мила в своем желании быть невинной. Но говорить об этом, лежа в моей постели, слишком поздно. Все уже произошло, и нет смысла казнить себя. Знаешь… Я сегодня действительно неважно себя чувствую… А ты… Ты так помогла мне. Этот ужин, твое согласие, да, впрочем, и этот разговор — все это меня очень поддержало, — я резко встал и надел халат. — А теперь, давай-ка я отвезу тебя домой. А то ты не выспишься рядом со старым избалованным холостяком…

Она так опешила, что не могла сказать ни слова. Да, вот так… Это один из моих многочисленных недостатков. Я не выношу, когда утром рядом со мной просыпается женщина, с которой я был близок накануне.

— Собирайся… Уже глубокая ночь. А мне везти тебя через полгорода. Я надеюсь, ты не будешь обижаться на меня? А? — я подошел к Марианне и провел рукой по ее растрепанным волосам. — Ты меня не слушаешь?

— Я… Просто… — она потянулась рукой к платью. — Отвернись, пожалуйста…

Рассмеявшись, я забрал свои вещи и вышел из комнаты. Оказывается, она меня стесняется. Невероятная девушка.

Вернувшись домой, я не раздеваясь легла на кровать. Как я могла? Неужели, я оказалась способна на измену? Обхватив голову руками, я свернулась калачиком и заплакала. Зачем я согласилась? Как я посмотрю Максу в глаза? Ах, Артис, Артис… Теперь я знаю, как выглядит искушение. Твои поцелуи… Руки… Красота твоих глаз… Все это переворачивает мое сердце и заставляет твердить слова любви. Артис, милый… Ты околдовал меня и заставил испытать нечто такое, чего я не знала, прожив с Максом несколько лет. Я думала, что замужем за умным, чутким человеком, я была уверена, что мы созданы друг для друга как телом, так и душой… Но теперь… Артис, этой ночью ты лишил меня самой главной иллюзии моей жизни — теперь я знаю точно, между мной и мужем нет и никогда не было даже подобия любви.

Я оплакивала свое падение в глубины прозрения, рыдала, мучаясь от несмелого чувства влюбленности, которое продолжало во мне расти и крепнуть. Мне хотелось гильотинировать себя за нравственный распад, но в тоже время наградить за несвойственную мне смелость. Как жить? Как я буду теперь жить? Слезы раскрашивали белизну наволочки неровными пятнами, а я вновь и вновь вспоминала сегодняшний вечер. Милый мой Артис, как ты несчастен. Ты пугаешься человеческой близости, боишься проснуться рядом с влюбленной в тебя женщиной, заковываешь себя в цепи одиночества… Как мне тебя жаль…

* 36 *

На вокзале терпко пахло смолой, дымом и предвкушением путешествий. Шипели вагоны. Гомон отъезжающих сливался с резкими окриками путейных рабочих, а проводницы, хрестоматийно супя брови, безрадостно и устало кивали, разглядывая предъявляемые билеты.

Мы отнесли вещи в купе и, ожидая отправления поезда, вышли на перрон.

— Зачем ты заставил меня приехать на час раньше? Теперь приходится стоять и ждать, — спросила я Герарда, нервно крутя в руках телефон.

Он развел руками:

— Понимаешь, я боялся, что Карина отправится меня провожать… Перестраховался… Но оказалось напрасно…

Ах, надо же! Бедная Карина! Ради ее душевного спокойствия я должна торчать в вокзальной сутолоке. Вот, спасибо. Великолепные будни романа с женатым мужчиной. Как же это мерзко… Мерзко…И даже более того…

— Поезд отправляется… просьба провожающих покинуть вагоны… — вибрирующий голос громкоговорителя объявил финал моей маеты.

— Ну, наконец-то! — я выдохнула, шумно усевшись на мягкий, покрытый узорчатым покрывалом диван. — Теперь мы одни.

Вместо ответа Герард сел рядом и стал меня обнимать. Казалось, что он не видел меня целую вечность:

— Как же я рад, что ты согласилась поехать со мной… Мой милый детеныш… Мое счастье… — его поцелуи постепенно трансформировали мое напряжение в какое-то легкое душевное тепло.

Перестав злиться, я, наконец успокоилась:

— Знаешь, хорошо, что ты взял билеты в двухместное купе. Теперь у нас будет лишняя ночь, — я обняла его и, сбросив туфли, с ногами забралась на полку. — Скоро девять. Можно поужинать. Ты хочешь есть?

Я рассмеялся:

— Совсем не хочу. Мне нужно только одно — быть с тобой и не страдать от посторонних взглядов. Наконец-то моя мечта осуществилась.

Счастье бурлило во мне шампанским. Как безумный я желал Елену и больше ни о чем не мог думать. Милая моя, родная… Пройдет совсем немного времени, и я сделаю тебя своей женой. Это единственный выход из создавшегося положения… Я гладил ее волосы и смаковал каждую черту ее лица. Какое же это наслаждение, познать бесконечную палитру истинных чувств… Елена, ты даришь мне нереальное блаженство…

Мы пили чай, говорили и говорили, разглядывая сквозь мутное стекло пролетающие в сумерках огни переездов и станции, названия которых мы не успевали читать…