Мэнли Холл - Феникс или возрождённый оккультизм Страница 3

Эта вереница не имеет конца, ее продолжают Мастера других времен. Это были люди, стоявшие выше кланов и символов веры, выше тех различий, исходя из которых мы разграничиваем общие устремления человечества. Они служили идеалам, а не идолам. Они обрастали теологиями, и все же каждый из них был более велик, чем основанный им орден. Все они явились из одного и того же места. Их доктрины были проникнуты одним и тем же духом, и каждый в конечном итоге слил собственное малое «я» с общим достижением. Среди великих Учителей человечества не было ни превосходства, ни второстепенности. Существовало же простое различие — различие не в цели, а в методе, расхождение не в конечной цели, а в путях ее достижения. Рука об руку шли они сквозь века. Каждый глубоко уважал остальных, потому что всякое истинное величие любит величие, а ненависть свойственна только ничтожеству. Одинаковое снизошедшее на них осознание, сделавшее их по-настоящему великими, открыло им не только братство, но и, более того, тождественность всего сущего.

Тайные доктрины древних как никогда прежде увлекают людей с философским складом ума. Неудовлетворительные символы веры и догмы, пережившие эпоху Возрождения, быстро рассыпаются под сокрушительным натиском рационализма, и люди, когда-то принадлежавшие различным вероисповеданиям, ныне объединяются в общем поиске более разумного кодекса жизни. Хотя объекты поклонения человека могут меняться, он остается по существу религиозным животным. Он может избавиться от ограничений и бесполезности церковных ересей, но не способен отделаться от врожденного стремления поклоняться своему Создателю. Вечно окруженный неопровержимыми доказательствами неизменности судьбы, думающий человек не в состоянии противиться владеющему им желанию каким-нибудь подобающим образом умилостивить таинственного Духа, пребывающего вовне и глубоко внутри.

На протяжении первых веков существования человечества мистерии, учрежденные, определенно, божественным образом, выполняли функции посредника между человеком и его Творцом. Эти величественные институты были хранителями высшего знания, побуждавшего человеческий разум следовать путем истины и понимания. Но по мере того как нации склонялись к материализму и народы земли переставали чтить Высшее Благо, эти священные школы постепенно развращались. Те же из них, которые, пойдя на компромисс, избежали полного уничтожения, сохранились как ренегаты, мешавшие тому самому прогрессу, который они некогда поддерживали.

С политической точки зрения мы утрачиваем иллюзии относительно права помазанника божьего применительно к временным монархам, а с церковной — относительно передачи апостольской благодати духовных избранных. Приведенные таким образом в уныние софистикой непросвещенного века, мы отворачиваемся от экстравагантностей, чтобы возобновить свои бесконечные поиски существа Истины. Мы с удовольствием пошли бы по стопам тех пророков стародавних времен, которые, восходя на горные вершины мудрости, видели среди молний своего Создателя и слышали низкое рокотание его голоса даже сквозь раздающееся повсюду эхо грома. Пророк ислама Мухаммед молился в скалистой пещере на склонах горы Хира о том, чтобы чистая религия первых патриархов вновь была открыта человечеству, согнувшемуся в раскаянии и смирении под тяжестью бесчисленных несчастий. Этот властный человек из Аравии простирал руки во тьму и умолял ночной мрак, чтобы мудрость, пребывающая в Пространстве, появилась и увела людей от идолопоклонства обратно к почитанию единого Бога, который есть Дух и которому должно служить в Духе и Истине.

Мы слишком долго блуждали в долине теней, пресмыкаясь перед нами же созданными фантомами и поклоняясь духам и призракам, слишком долго боялись поднять глаза к лучезарному лику нашего Создателя, чтобы не ослепнуть от внушающего благоговейный страх света Истины, слишком долго униженно припадали к ногам позолоченных людей, преклоняясь перед смертными так, как должно преклоняться лишь перед богами; из-за слабости нашего зрения мы слишком долго делали богов из людей и людей из богов.

Самые мрачные страницы истории содержат летопись вероисповеданий людей. В пышной процессии наций и религий смерть всегда ехала верхом в первых рядах, сея на земле ужасы, описанные Мильтоном. Мужчины пели свои «гимны ненависти», хотя в душе пресытились обагренным кровью величием. Довольно со всех и такого Бога, который марширует с оружием амбиций и стоит на поле битвы в окружении тел павших. Утратившее иллюзии человечество, уставшее от собственных ошибок, в отчаянии снова обратилось к таинственной пустоте над своей головой — пустоте, которая, видимо, и есть то место, где обитает могущественный Дух.

Во всей этой панораме путаницы и ошибок одно лишь Пространство кажется доступным спокойному пониманию. На примере перегибов, с которыми ныне сталкивается человечество, века наглядно показали, что для более серьезного человека естественно отойти от коммерции и промышленности и обратиться к философии; отказываясь от материальной собственности, он склоняет свой ум к удовлетворяющему во всех отношениях здравомыслию. Наши деньги приносят слишком слабое утешение, когда речь идет о действительно жизненно важных вопросах. Мудрый человек знает, что романтический ореол так называемой «фортуны» вносит лишь еще большую неопределенность в земные дела.

Мы вглядываемся в спокойное лицо мудреца со жгучей завистью. Как получается, что лишь очень немногие достигают спокойствия мудрых, тогда как уделом большинства становится беспросветное страдание? Что же составляет сущность того таинственного знания, которое не только позволяет человеку обрести покой, но и наделяет его такими исключительными свойствами, что мы склонны приписывать ему качества, лишь немногим уступающие качествам бога? Каким образом достигается мудрость, не только раскрывающая цель, к которой непреоборимая судьба влечет все натуры, но и преображающая человеческую душу светом всепроникающего блага?

Существует наука, реальная для избранных и мифическая для большинства, сохранившаяся со стародавних времен для того, кто стал, по выражению розенкрейцера Джона Хейдона, «слугой Бога и наперсником Природы». В египетском ритуале — «Книге Мастера» — утверждается, что в конечном итоге смерть поглощается светом и что с помощью философских дисциплин человечество можно заставить восстать подобно Фениксу из мертвого пепла материальности и слить свой малый разум с Вечным Разумом. Составляющие подобного достижения и образуют естественную религию человека — ту неписаную доктрину, которая всегда была духовным хлебом мудрых, и, раз вкусив его, человек уже больше не испытывает голода.

ЛЕСТНИЦА ДУШ

Рассуждая о таинстве рождения, или вхождения эго в сферу воспроизводства, халдеи, а за ними египтяне и греки описывали процесс нисхождения душ через различные сферы, составляющие тело мира. Символически изображая божественного человека в виде прекрасного создания, чье тело покрыто множеством звезд, они были недалеки от истины, поскольку человек, облаченный в состоящую из девяти компонентов вселенскую субстанцию, поистине сам становится вселенной и, подобно вселенной, воспроизведенной в его частях, являет собой многообразие, вместе образующее единое целое.

Об этой тайне Юлий Фармик Матери[6], философ-платоник, пишет так: «Надо прежде всего понять, что Бог, как «изготовитель» человека, создавал его форму, его физическое состояние и всю его сущность по образу и подобию мира, а природа указывала способ; тело человека, как и тело мира, он составлял из смеси четырех стихий, а именно огня, воды, воздуха и земли — таким образом, чтобы путем соединения этих элементов, смешанных в надлежащей пропорции, можно было изготовить живое существо, имитирующее божество. Следовательно, Демиург[7], проявив мастерство, присущее божеству, создал человека так, что сумел наделить маленькое тело силой и сущностью всех этих четырех элементов, которые природа ради этого замысла соединила воедино, а также подготовить из божественного духа, изошедшего из небесного интеллекта в поддержку бренного тела, обиталище для человека, которое, будучи весьма хрупким, тем не менее подобно миру. С этой точки зрения пять звезд, а также солнца и луна поддерживают человека постоянным движением огня так, как если бы он был малым миром, с той целью, чтобы живым существом, созданным в виде копии мира, можно было бы управлять посредством божественной же сущности».

Над семью планетарными сферами, образующими лестницу мира, простирается то, что герметисты называли небесным сводом с неподвижными звездами. В своих эзотерических наставлениях египтяне различали три состояния, или аспекта, этого эмпирея, которые в совокупности они называли «Трижды Глубокой Тьмой». Высшая область представляет Океан Вечности, который пронизывает все пространство и по которому рассеяны неисчислимые массы не вызванных к жизни звезд. Эта область и есть тот самый Шамайим каббалистов — небо огненной воды. Средняя область — это Млечный Путь, почва, подготовленная для посева семян душ; и, наконец, последняя область, состоящая из 1122 неподвижных звезд, которую сирийские мистики символически изображали в виде хоровода херувимов, заполненного внутри множеством глаз. Эти три области эмпирея соответствуют трем отделам ЭЙН СОФА в каббале и трем ипостасям Атмана в восточной метафизике. Именно из этого тройного небесного свода заимствованы три божественные составляющие души. Самое нижнее кольцо этого небесного свода образует стену небес, которую греки называли горой Олимп, а индусы — горой Меру. В экзотерической системе Птолемея земную сферу разделяют семь концентрических окружностей, которые считаются орбитами планет, но в нее не включен эмпирей, поскольку он никоим образом не является частью низшего мира и представляет обиталище принципов, а не средство проявления. Парацельс называет его (эмпирей) духом мира, в отличие от семи планетных колец, которые образуют душу мира, и субстанций четырех стихий, составляющих тело мира.