Прем Шуньо - Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра Страница 30

Ожидая, когда нас выпустят, мы сидели в тюремном коридоре и смотрели телевизор. По телевизору показали Ошо, и один из полицейских, смотревших передачу, произнес: «Да, в этом человеке что-то есть. Вне зависимости от обстоятельств он всегда выглядит расслабленным и умиротворенным».

Я хотела прокричать на весь мир, что этот человек – самый настоящий Мастер, обвиненный в преступлениях, которых он не совершал, оскорбленный американской системой правосудия, страдающий от сильной физической боли, человек, которого должны везти через всю страну под дулом пистолета, – этот самый человек сказал нам: «Не волнуйтесь и будьте счастливы». Разве эти несколько слов не говорят о том, что за человек перед нами?

У меня внутри что-то перевернулось: я перестала плакать и смотрела на Ошо во все глаза. В энергии счастья есть сила, и именно ощущение счастья было его посланием. «Я буду счастливой, – пообещала я себе, – буду сильной». Внутреннюю силу я в себе нашла, а вот счастье мое все же было поверхностным, как повязка после хирургической операции на сердце.

Мы вернулись в Раджнишпурам, оставив Ошо в руках людей, жаждущих его смерти. Дорога до Портленда, которая должна была занять не больше шести часов, продлилась семь дней. Ошо помещали в разные тюрьмы. Именно в это время его облучили радиацией и отравили таллием{ Джулиет Формен. Двенадцать дней, которые потрясли мир; Макс Бречер. Путь к Америке.}.

Мы ждали в Раджнишпураме целую вечность. 6 ноября нам сказали, что он приземлился в Оклахоме. Мы ничего не слышали о нем с 4 ноября. Лететь было всего шесть часов! А прошло уже три дня, с тех пор как мы вылетели из Шарлотты.

Тюремные власти отказывались нам сообщать о его местонахождении, и Вивек пришлось очень громко и много кричать, чтобы поиски все же начались. Билл Дейл, наш адвокат в Шарлотте, который так «любезно» обошелся с Ошо, вылетел в Оклахому. Ошо нашли уже после того, как он побывал в двух разных тюрьмах. Выяснилось, что его заставили подписаться фальшивым именем – Дэвид Вашингтон. То есть, если бы с Ошо что-то случилось, не было бы никаких документов, подтверждающих, что он был в тюрьме.

Лишь через двенадцать дней Ошо вернулся в Портленд и был выпущен под залог.

Следующие несколько дней он отдыхал, спал целыми сутками. Слушание было назначено на 12 ноября в четверг. Накануне вечером мне сказали, что сразу после слушания Ошо уедет из Америки в Индию.

После четырех лет отсутствия в коммуне вновь появилась Лакшми. Она встретилась с Ошо и рассказала ему о прекрасном месте в Гималаях, в котором можно было бы организовать новую общину. Я тоже присутствовала на этой встрече. Лакшми говорила о великолепной реке с островом посередине. «Там, – воскликнул Ошо, – мы построим наш новый Будда-холл». Лакшми сказала, что в этом месте много маленьких бунгало и большой дом для Ошо, и добавила, что без труда получит разрешение на дополнительное строительство.

Ошо был готов начать все заново. Несмотря на предательство некоторых саньясинов и очень плохое здоровье, Ошо продолжал работать. Я была потрясена тем энтузиазмом, с которым он обсуждал детали новой общины.

Я упаковала не меньше двадцати огромных тюков, думая, что если мы будем жить высоко в горах, то нам понадобятся теплая одежда, защитная косметика, особенная еда и много чего другого. Я хотела собрать как можно больше одежды Ошо. Когда еще будет возможность сшить ему что-то новое?

На следующий день Вивек и Деварадж уехали первыми, предоставив мне сопровождать Ошо в Портленд. Было больно и грустно расставаться с коммуной, несмотря на то, что говорила Лакшми, и на то, что мы вскоре вновь будем вместе. Все же мне было больно.

Собирая вещи, Ошо достал статую Шивы, о которой не раз говорил на дискурсах, и сказал: «Отдай ее в коммуну, они смогут ее продать». Затем он подошел к статуе Будды, которую очень любил, и тоже велел ее продать. «Ой, нет! – заикаясь от волнения, сказала я. – Пожалуйста, только не эти статуи, это же твои любимые», но он настаивал. И добавил: «Когда ФБРовцы вернут мои часы, пусть их выставят на подиуме в зале для медитаций, чтобы все могли ими любоваться, а потом деньги от их продажи могут пойти на перелет до Индии».

Тогда мы еще не знали, да и не могли знать, что правительство их попросту украдет. Когда нас арестовали в Шарлотте, все наше имущество было конфисковано. Кое-что было возвращено после нелегких баталий с властями год спустя, но часы они так и не вернули. Просто откровенный грабеж!

Я попрощалась с друзьями и отправилась поклониться «моей» горе, у подножия которой в последние четыре года я спала, на которую любила забираться, а иногда просто сидеть и смотреть на нее. Затем я позвала Авеша и попросила его подать машину.

Авеш вел, а я сидела сзади вместе с Ошо. Мы проехали мимо пруда Басе, мимо Ошо Мандира и затем через весь Раджнишпурам в направлении аэропорта. И вдоль всего нашего пути на дороге стояли люди, одетые в красное. Они играли музыку, пели и танцевали, желая проститься со своим Мастером. Помню их лица! Какие у них были лица! Музыканты следовали за машиной всю дорогу до аэропорта, некоторые бежали, таща за собой огромные бразильские барабаны. Я видела лица этих людей. Еще несколько лет назад это были скучающие, разочаровавшиеся в жизни люди, теперь же они выглядели преображенными. Они светились оттого, что их переполняла энергия. Ошо сложил ладони в намасте и в последний раз в Раджнишпураме приветствовал своих учеников. Меня сковала боль, но я не позволяла себе плакать, не хотела, чтобы со мной случился эмоциональный взрыв. Момент был абсолютно неподходящим. Мне нужно было заботиться об Ошо. И тогда я сказала себе: «Позже я смогу выплакаться, только не сейчас».

Так мы доехали до маленького самолета. Поднимаясь по трапу, Ошо обернулся и помахал всем, кто пришел его проводить. Перед самолетом собралось очень много людей, воодушевленных, сияющих, играющих музыку, желающих своему Мастеру всего самого-самого лучшего. Когда самолет стал набирать высоту, я в последний раз посмотрела в окно, а потом взглянула на Ошо. Он сидел молча, оставляя позади своих людей, свою мечту.

Глава 9

Распятие по-американски

Было уже темно, когда мы ехали по мокрым от дождя улицам Портленда тем ноябрьским вечером. Целая кавалькада полицейских машин сопровождала наш «роллс-ройс». Вся эта процессия была похожа на президентский картеж. Там было, по крайней мере, пятьдесят мужчин, похожих на огромных гигантов в блестящих черных одеждах, шлемах и очках, несущихся на мощных «Харлеях». Все перекрестки были перекрыты. Мотоциклисты ехали с обеих сторон от машины и периодически совершали поразительные хореографические маневры, когда одна пара плавно сменялась другой. Делали они это, как профессиональные каскадеры.

Мы прибыли к зданию суда. Под оглушительные визги сирен Ошо вышел из машины и в сопровождении шести или восьми мощных телохранителей в штатском, как всегда спокойный (его никогда не трогало то, что происходило «снаружи»), мягко проследовал в зал суда. Я вышла с другой стороны машины и оказалась посреди безумства и хаоса. Меня окружила толпа толкающихся людей, среди них были журналисты и телевидение. Мне не разрешили войти в ту же дверь, что и Ошо, и на мгновение я остановилась, наблюдая за тем, как он растворяется в море серых и черных костюмов, заполонивших судебный коридор. Я протиснулась сквозь толпу и нашла другой вход. После долгих препирательств меня впустили, и я все же оказалась рядом с Ошо. Ошо сидел расслабленный и умиротворенный, наблюдая за разворачивающейся драмой с высоты птичьего полета.

Позже Ошо сказал:

– Правительство шантажировало моих адвокатов. Обычно власти не проявляют инициативу в организации переговоров, но прямо перед заседанием они позвонили моим адвокатам и настаивали на встрече, на которой было сделано множество разных намеков. Более того, они сказали открытым текстом: «У нас нет никаких доказательств вины Ошо. Мы знаем, и вы знаете, что если заседание пройдет по всем правилам, то вы выиграете. Но мы вынуждены отметить, что правительству невыгодно, чтобы дело решилось в пользу одного человека. Мы не допустим, чтобы личность одержала победу над властью. Судебный процесс может растянуться на десятилетия, а Ошо все это время будет сидеть в тюрьме. Вы же понимаете, что это большой риск для его здоровья». Нирен плакал, когда вышел с этой встречи. «Мы ничего не можем сделать, – сказал он, – мы бессильны. Нам стыдно просить вас признать себя виновным. Вы ни в чем не виноваты, но мы просим вас согласиться с обвинением, иначе вашей жизни грозит большая опасность».

– Они сказали мне, – продолжил Ошо, – что если я возьму на себя вину по двум незначительным пунктам, то меня освободят и попросту депортируют из страны. Я был готов остаться в тюрьме и умереть. Для меня это не было бы большой проблемой, но когда они стали говорить: «Подумайте о ваших людях», я решил, что к этому (к признанию вины, хотя я был ни в чем не виноват) не стоит относиться слишком уж серьезно.