Ошо - Суфии. Люди пути. Беседы о суфизме Страница 49

Просто посмотрите на механизм эго. Сначала эго заставляет вас почувствовать себя маленькими, оно создает некое чувство неполноценности, что «я такой крошечный против такого большого мира, и я должен сам стать большим — большим в деньгах, большим во власти. Я должен быть президентом или премьер-министром, или самым богатым человеком в мире, или я должен стать Александром Великим, или кем-то еще подобным». Потому что эго заставляет вас чувствовать себя ограниченными, а ограничения никому не по душе. Тогда возникает желание стать больше. И вы продолжаете надуваться, но чем больше вы надуваетесь, тем более эгоистичными вы становитесь — потому что вы растите в себе лишь эго.

Посмотрите на абсурдность всего этого. Чем больше вы становитесь, тем эгоистичнее вы становитесь — ведь вы начинаете думать: «Теперь я кто-то». И чем более эгоистичными вы становитесь, тем более ничтожными вы себя ощущаете. Это выглядит парадоксально: чем больше вы становитесь, тем более ничтожными вы себя ощущаете. И снова и снова возникает лихорадочное желание стать больше. С эго никто не может стать больше. Это невозможно.

Только отбросив эго, человек действительно становится большим — не просто большим, он становится по-настоящему бесконечным, потому что тогда у вас нет границ. Даже если и можно говорить о каких-то границах, то это границы существования — а их нет. Существование безгранично. Оно не может нигде закончиться, ни во времени, ни в пространстве. В обоих измерениях оно бесконечно, оно бесконечно бесконечно.

Даже не пытайтесь отбросить эго. Вы не можете его отбросить, потому что оно выдумка, не факт. Если вы попытаетесь отбросить его, вы создадите другую фикцию — что «теперь у меня нет эго». Если вы попытаетесь отбросить его, если вы станете скромными, если вы будете практиковать смирение, вы снова придете к эго, только с другой стороны. Вы начнете думать: «Я самый скромный человек в мире, наискромнейший».

Разговаривали три монаха. Один из них был строгим цистерцианцем. Он говорил: «Никто не может соперничать с нами в том, что касается аскетизма». Цистерцианцы действительно очень аскетичны, это самые невротичные из всех разновидностей христианских монахов.

Второй монах был ученым католиком. Он говорил: «Это так. Но никто не может соперничать с нами в том, что касается изучения Писания».

Оба посмотрели на третьего, баптиста. Они хотели, чтобы тот объявил, какими добродетелями обладал он. Баптист ответил: «Мы никто в том, что касается аскетизма, мы никто в том, что касается Писания, но если речь идет о скромности, то мы на первом месте».

Скромность... и «мы на первом месте!»

Так работает человеческое эго. Вы не можете его отбросить — потому что его нет, как вы можете его отбросить? Вы можете что-то отбросить, если оно есть. Вы не можете с ним бороться, как можно бороться с тем, чего нет? Вы не можете его убить, как вы можете убить то, чего нет?

Что тогда можно сделать? Можно только понять. Можно вглядеться в его механизм — как функционирует вся эта фикция. Как только вы рассмотрели фикцию вдоль и поперек, от края до края, от «А» до «Я», не то чтобы вы отбросили тем самым эго — в самом этом понимании эго исчезает. Фактически, говорить, что оно исчезает, неверно, его просто не было. Вы приходите к поразительному пониманию: вы верили в то, чего нет. Его не было с самого начала.

Это так же, как если бы вы находились в комнате, и кто-то сказал вам, что в этой комнате есть привидение. Теперь вы не можете заснуть. Не из-за самого привидения, а только из-за мысли о том, что тут привидение, и если вы заснете, вы окажетесь в опасности — привидение может на вас наброситься, может сесть на вас, может выпить вашу кровь или еще что-то. Привидения — ненадежные товарищи. Никто не знает, что сделает привидение. Вы уже не можете спать, вы не можете себе позволить в такой ситуации спать.

И чем меньше вы спите, тем больше вы устаете, тем более и более вы будете верить в привидение — потому что чем слабее вы становитесь, тем сильнее становится привидение. Посреди ночи, когда весь мир заснул, все стихло, вам станет еще страшнее, теперь вы совершенно одни. Все уснули. Даже движение на дороге остановилось. Теперь никого нет. Если появится привидение, вы одни. Даже если вы закричите, вас никто не услышит. Теперь вы еще более обеспокоены. И маленькая крыса, пробегающая мимо, или просто птица, бьющая крыльями на дереве, или сухой лист, несомый ветром по дороге, — этого достаточно! Вы можете полностью потерять сознание.

Ничего не было с самого начала. Вы все это создали. Вы погрузились в идею, и идея стала реальной. Теперь вы не можете бороться с этим привидением, вы можете только напряженно всматриваться, есть призрак или его нет. Вы должны просто понять. Вы должны увидеть механизм — как мысль о привидении управляет вами. Это только мысль — ваша мысль.

В случае с эго все точно так же. Эго — это призрак. Оно не реально, оно совершенно не реально. Но оно глубоко укоренилось в вас, по определенным причинам. Во-первых, это нужно обществу. Если в вас не укоренить эго, вы будете опасны. Благодаря эго вами можно манипулировать. Только подумайте: если у вас нет эго, никто не может вас напугать — невозможно, потому что нечему умирать. Напугать вас можно только смертью.

Вот почему Иисус не боялся, вот почему Мансур не боялся. Многие суфии были убиты. Когда Мансура распяли, сто тысяч людей собралось, чтобы посмотреть на это. Кто-то спросил — потому что он смеялся, смеялся, как безумный, — кто-то спросил: «Мансур, ты сошел с ума? Тебя распяли, почему ты смеешься? Это смерть. Ты не осознаешь этот факт?»

Мансур сказал: «Поэтому я и смеюсь. Они убивают того, кого нет. В этом вся нелепость всего этого, поэтому я и смеюсь!»

Это то же, что убить волну. Может быть, волна исчезнет, но как можно убить волну? Она будет существовать в океане, она все еще будет там, она будет точно так же, как была и раньше. Нет только формы, но форма не имеет значения. Мансур говорит: «Они пытаются убить того, кого вообще не существует, поэтому я и смеюсь».

Многие суфии были убиты, и они принимали смерть с радостью. Откуда приходит эта радость и эта смелость?

Это не смелость солдата. Нет, вовсе нет. Это смелость человека, который пришел к пониманию того, что эго нет, что «я не существую, так как меня можно убить?». Смелость солдата отличается от смелости святого. Смелость солдата — это всего лишь искусно сдерживаемый страх, глубоко внутри он все равно боится, глубоко внутри он дрожит как маленький ребенок. Но его на протяжении долгих лет учили быть храбрым. В армии его учили быть храбрым: храбрость — это сформированное свойство. Быть храбрым — это привычка. Но глубоко внутри осталось сомнение, глубоко внутри гнездится страх. Даже величайшие солдаты испытывают страх. Это естественно...

Отличие между храбрым солдатом и трусливым солдатом — не в страхе, отличие только в том, что храбрый солдат идет на войну, на фронт, в смерть, в огонь, несмотря на страх. Трус не может пойти, он убегает. Но страх сидит в обоих. У смелого человека просто есть представление о смелости, его обусловили. Его эго укрепили таким образом, что он должен оставаться храбрым. Сбегать — против его эго, убегать — против его эго, вот и все. А так он трясется и дрожит, как лист на сильном ветру.

Смелость святого совершенно иная. Она не имеет ничего общего со смелостью солдата. Он знает, что его нет, так как его можно убить? Он знает, что смерти нет, потому что никогда не было никакого рождения. Он отбросил ложное представление о рождении, поэтому исчезло ложное представление о смерти. Он отбросил ложное представление об эго, поэтому вся другая ложь исчезает. Все остальные заблуждения витают вокруг обманчивости эго.

И как же его отбросить? — просто осознавая его методы, то, как оно появляется. Вы тащите его с одной стороны, вы выталкиваете его за дверь, оно входит через другую дверь, через заднюю дверь, замаскированным, чтобы вы его не узнали.

Обществу необходимо эго, иначе люди будут неуправляемыми, эго нужно государству, иначе люди будут такими бунтарями, люди будут настолько подлинно самими собой, что будет почти невозможно сохранять рабство, создавать робопатологию, управлять машинами, которых вы видите, идущих по улице, работающих в офисах, на заводах, и так далее и тому подобное. Это политическая хитрость.

Оно также и практически полезно. Вы должны как-то себя называть. Будет странно, если вы начнете называть самого себя по имени.

Свами Раматиртх, индийский мистик, делал так. Он никогда не использовал слово «Я», он говорил «Рам» — так его звали. Если он хотел есть, он говорил: «Рам очень голоден».

Но это создает трудности. Тогда начнут спрашивать: «Кто такой Рам? О ком он говорит?»

Однажды он приехал в Нью-Йорк, и какие-то люди оскорбили его. Должно быть, он выглядел чудаковато в оранжевом одеянии в Нью-Йорке — это происходило шестьдесят-семьдесят лет назад, когда оранжевых людей еще совсем не знали. Он был первым саньясином, добравшимся до Америки. Люди смеялись над ним, высмеивали его. Он также смеялся, возвращаясь домой.