Евгений Щукин - Коса и камень. Зелот о Масонстве (сборник) Страница 53

В Москве К. С. Станиславский и А. Ф. Федотов организовали Общество искусства и литературы, а А. Чехов написал подчеркнуто отстраненный и хроникальный, но леденящий душу посильнее романов о привидениях рассказ «Спать хочется».

Для исследователя эзотерической традиции и истории оккультных учений в Европе интереснее, конечно, узнать, что в этот год также близилось к завершению формальное объединение уставов Мемфиса и Мицраима, начало которому было положено волей и словом великого Джузеппе Гарибальди в 1881 г. Сам он умер на острове Капрера 2 июня 1882 г., оставив только планы по соединению, которые претворяли в жизнь уже его преемники на посту Великого Командора Пессина и Яркер. Окончательно единый Устав Мемфиса-Мицраима был сформирован в 1889 году.

В Пенджабе в это время выдающийся английский теолог Генри Джозайя Уимпер выпускает книгу «Религия франкмасонства», в которой впервые ставит ребром вопрос об изначальной вероисповедной основе Братства – христианский ли у масонства фундамент или, как он выражался, «космополитический», то есть основанный на Заповедях Сыновей Ноя и, соответственно, межконфессиональный и даже деистический. Честно признаться, общепринятого ответа на этот вопрос с тех пор так и не появилось в масонской или масоноведческой средах.

В это же время впервые встретившиеся в Париже в 1884 году Огюстен Шабосо и Жерар Анкос, опознавшие друг в друге посвященных традиции Сен-Мартена, пришли к выводу о необходимости создания особой посвятительной организации этого мистического направления. К 1888 г. они составили проект учредительной конституции Ордена Мартинистов, принятый на вооружение созданным в 1890 г. первым его Верховным Советом. Также в 1888 г. впервые увидел свет журнал «Инициация», которому было суждено на многие годы стать ведущим мартинистским печатным изданием.

И в тот же год, работая в Орлеанской библиотеке, антиквар и хранитель библиотеки масонского Великого Востока Франции Жюль Дуанель сделал среди полузабытых фондов главное открытие своей профессиональной карьеры и совершил самое выдающееся из деяний в своей эзотерической биографии. К сожалению, из всех доступных источников только один, да и то не особенно заслуживающий доверия, указывает, что это произошло летом. Остальные хранят молчание и не позволяют датировать событие более точно.

Жюль-Бенуа Станислас Дуанель дю Валь-Мишель (1842– 1903) много лет посвятил мистическим практикам в духе набиравшего в то время популярность спиритизма и утверждал, что неоднократно становился свидетелем явления в этот мир феномена женской ипостаси Божества, а также что ему предначертано возвратить ее культу должное влияние и уважение. С некоторой натяжкой можно сказать, что в откровениях Дуанеля, спроецированных на наше неспокойное время, можно увидеть первые структурно оформленные предпосылки псевдокатарской концепции М. Бейджента и Р. Ли, столь широко популяризованной во всем мире Дэном Брауном и его «Кодом Да Винчи».

В Орлеанской библиотеке Дуанель обнаружил оригинал документа, датированный 1022– м годом, за авторством каноника Стефана Орлеанского, школьного учителя и предшественника катаров, впоследствии казненного. Проникнувшись трагической историей движения катаров и его глубокой гностической философией, Дуанель приступил к систематическому изучению гностических и парагностических ересей Средневековья, все более убеждаясь в истинности этого религиозного учения, если принимать за основу гипотетическую общность философских и теологических положений разных религиозных групп этого направления.

То ли в нашей реальности, то ли в параллельной реальности его мистического опыта (истории это достоверно не известно), однажды ночью в том же году Дуанелю явился в видении Эон Иисус, который при помощи двоих богомильских епископов рукоположил библиотекаря в священники и миропомазал его в сан Епископа Монсегюра и Примаса Альбигойского. В наш циничный век можно по-разному относиться к такого рода информации, однако необходимо признать, что ни дух, ни буква повествования ни в чем здесь не отличаются от любых других историй создания религиозных учений любого рода и вида.

Продолжая работать в русле спиритической традиции, Дуанель приступил к налаживанию постоянных контактов с катарскими и иными гностическими учителями веры, в чем немало преуспел, по мнению современников-теософов. Его сеансы посещали как самые заметные фигуры европейского оккультного Ренессанса, звезды духовно-эзотерических салонов Парижа и Лондона, так и десятки рядовых масонов, теософов и спиритов, составлявших питательный бульон – где действительно в эти годы размножились и разрослись клетки Западной эзотерической традиции, со временем распространившейся далеко за пределы кафе Монмарнтра и Сохо и гостиных Обсерватуар и Белгравии.

К 1890 году религиозное учение, транслированное Дуанелю средневековыми ересиархами потребовало организационного оформления. По-другому и быть не могло в Париже тех лет, где оккультные кружки и эзотерические организации плодились с астрономической скоростью, хотя в них входили, в основном, одни и те же люди, каждому из которых требовалось собственное поле для деятельности, где его авторитет был бы неоспорим. Дуанель объявил этот год началом Эры Возрожденного Гнозиса и принял сан Патриарха Вселенской Гностической Церкви под именем Валентина II в честь великого религиозного учителя II в. н. э. Тогда же была проведена хиротония первых гностических епископов (и софий, как именовались первосвященники-женщины) из числа друзей и единомышленников Патриарха. Все они взяли себе новые имена, первой частью которых обязательно являлось слово «Тау» – символ тау-образного Креста, египетского Анкха, ставшего эмблемой гностического исповедания и духовного христианства. В число этих первых иерархов Гностической церкви вошли:

Жерар Анкос (Папюс), Тау Винсент, Епископ Тулузский;

Поль Седир (Ивон ле Луп), Taу Павел, Коадьютор Тулузский;

Люсьен Шамуэль (Мошель), Taу Вардисан, Епископ Ла Рошели и Санта;

Луи-Софрон Фугэрон, Taу Софроний, Епископ Безье;

Альбер Жоне, Тау Феодот, Епископ Авиньона;

Мари Шовель де Шовени (Эсклармонда), София Варшавы;

Леон-Эжен Жозеф Фабр Дез Эссар, Тау Синезий, Епископ Бордо.

Имя Тау Иоанна впоследствии носил Жан Брико, друг Папюса и мартинистский реформатор, пошедший по пути жесткой привязки духовной традиции мартинизма к ритуалистике и догматике германско-тамплиерского масонства Виллермоза. Надо сказать, что сам Дуанель вскоре с радостью вошел в Орден Мартинистов Папюса и был введен в состав его Верховного Совета. Как уже говорилось, члены эзотерических организаций активно поддерживали друг друга и участвовали в предприятиях друг друга с неспадающей энергией. Особенно ярко это демонстрировал сам Папюс.

По мнению современных исследователей (T. Apiryon), «Гностическая церковь Дуанеля объединила теологические доктрины Симона Мага, Валентина и Марка… с приобщениями святых тайн, ведущими свое начало от Катарской церкви и выражавшимися в ритуалах, которые были сформированы под влиянием Римско-католической церкви. В то же время Гностическая церковь представляла систему мистического масонства». В некоторой степени можно считать предшественницами Гностической церкви Дуанеля вероисповедные европейские кружки и группы прошлых лет, носившие названия «Элиатская церковь Кармеля», «Работа Милосердия», «Иоаннитская Церковь Первоначальных Христиан» и др. «Иоанновская» духовная традиция в религии появилась не вчера, и ее последователи оставили довольно обширное наследие как в области источников, так и в сфере организационного созидания.

В этой связи хотелось бы в особенности выделить монументальную фигуру Жерара Анкоса – Папюса, чье наследие в самых разных эзотерических сферах так до конца и не оценено современными исследователями. В основном, внимание уделяется его «Учению и ритуалу высшей магии», действительно значимому труду, однако наполненному, наряду с действительно вдохновенными прозрениями и детально проработанными данными из серьезных источников, также и многочисленными заблуждениями, порожденными как эпохой в целом, так и пылкой натурой самого Папюса. Поэтому практически каждый второй специалист, упоминающий Папюса, обязательно говорит о его «неоднозначной репутации» как эзотерика и ученого. А между тем лишь волей Папюса, его неуемной энергией и обширным кругом знакомств увидел свет феномен беспрецедентной популяризации оккультных учений в Европе. На этот счет могут существовать различные мнения, многие вполне законно могут осудить великого француза за ничем не прикрытое метание бисера и введение этого метания в общепринятую среди оккультистов практику. Но остается вопрос: выжила бы ли и сохранилась в Европе тяга к исследованию темных материй Духа на протяжении страшного ХХ века, если бы не он?