Я. Зуев - Большой план апокалипсиса: Земля на пороге Конца Света Страница 55

Взбешенный Луи XVI велел взять под стражу незадачливого кардинала, его предприимчивую любовницу и графа Калиостро, рисовавшего векселя. Но время было упущено, драгоценное ожерелье уплыло в Англию вместе с мужем графини Ламотт, видать, у супругов был семейный подряд. Разразился грандиозный скандал, а за ним и громкий судебный процесс. И хотя Мария-Антуанетта категорически отрицала, будто когда-либо встречалась с де Роганом, на ее и без того небезупречной репутации появилось очередное пятно. До падения Бастилии оставалось всего пять лет, до нового, уже якобинского суда над королевой – семь. На нем ей попомнили историю с ожерельем, перед тем как вести на эшафот. Если на то пошло, не поздоровилось и прочим фигурантам того грязного дела. Из них одному «наивному» кардиналу де Рогану (мы, конечно, не знаем, был ли он столь наивным, как божился на суде) посчастливилось умереть своей смертью. Едва грянула революция, он слинял в Германию (1790), где и скончался через тринадцать лет. Графа Калиостро, просидевшего четыре года в кандалах, отравили в тюрьме летом 1795-го. Энергичной графине Ламотт, в свою очередь схлопотавшей пожизненное заключение, при загадочных обстоятельствах удалось бежать. Осев в Лондоне, она занялась сочинением памфлетов, оскорблявших французскую королеву и безусловно сказавшихся на ее судьбе. Правда, пережить Марию-Антуанетту графине Ламотт не удалось, в 1791-м она свела счеты с жизнью, выбросившись из окна своей квартиры. Вероятно, ей кто-то помог…

XIV. Хлеба и зрелищ

Париж – это всего лишь продавцы денег или те, кто деньгами ворочает, – банкиры, спекулирующие на ценных бумагах, на государственных займах, на общественном несчастье.

Ла Платьер, министр внутренних дел Франции, 1791

Как известно, народ нуждается в хлебе и зрелищах. Так вот, со зрелищами накануне революции проблем не возникало, примером чему служит история, изложенная выше. С хлебом же во Франции была напряженка. Цены на него росли как на дрожжах, а в начале лета 1791 г. он вообще исчез с прилавков, совсем как в СССР, когда заговорщики из политбюро отстраняли от власти Никиту Хрущева. Людовик XVI выгнал своего министра швейцарца Неккера. В ответ банкиры приостановили работу бирж. Хозяйственную жизнь парализовало, власть Бурбонов закачалась желтым листком на осеннем ветру. И понеслось.

Королевский кузен герцог Орлеанский338, руководитель самой могущественной масонской ложи «Великий Восток Франции», лично вооружил повстанцев, отправившихся штурмовать Бастилию, в которой, к слову, не было ни единого политзаключенного. Была срочно создана Национальная гвардия, на первых порах ее возглавил маркиз де Лафайет339, герой североамериканской Войны за независимость. Людовику XVI ничего не оставалось, как уступить. Революция распространилась по стране бенгальским огнем. Уже в августе были отменены феодальные повинности и церковная десятина, принята знаменитая Декларация прав человека и гражданина, замечательный документ, предполагавший всеобщее равенство перед законом и многие другие славные демократические принципы, кто бы их только соблюдал. За Декларацией последовала Конституция, первая писанная в Европе.

Параллельно Учредительное собрание аннулировало все действующие торговые ограничения, ликвидировав и цеховые гильдии, и государственную регламентацию предпринимательства, при этом, однако, не позабыв категорически запретить забастовки340. Во Францию пришел британский либерализм, который больше нечего не сдерживало. Чем это обернулось для Франции? Ответ дает Александр Пасынков341, приводящий слова современника революционных событий Ла Платьера, занимавшего кресло министра внутренних дел (1791): «Париж – это всего лишь продавцы денег или те, кто деньгами ворочает, – банкиры, спекулирующие на ценных бумагах, на государственных займах, на общественном несчастье». Ничего себе революционная Франция! Последствия не замедлили сказаться. Как указывает все тот же Пасынков, к 1796 г., всего за пять лет, потребительские цены выросли в среднем на 2000 %: «Например, воз древесины в цене вырос с 2 долларов до 250 (в пересчете на курс 1991 г.), фунт мыла – с 18 центов до 8 долларов, дюжина яиц – с 24 центов до 5 долларов. Ситуация была столь драматична, что из-за хронического недоедания десятая часть населения не могла заниматься регулярным трудом, просто сил не хватало, а еще 10 % могли по своим физическим кондициям работать не более 3 часов в день». Ну, тем, кто пережил постсоветскую гиперинфляцию и шоковую терапию начала 1990-х, не надо разжевывать, о чем речь…

Тем временем тучи над отстраненным от власти, но еще остававшимся номинально королем Людовиком XVI продолжали сгущаться. Может, и правы те историки, что твердят, будто он замышлял переворот, рассчитывая на верные войска в провинции, а может, Людовик хотел одного – бежать, только в июне 1791 г. его с семьей схватили при попытке пересечь госграницу. Это событие стало началом конца, незадачливые беглецы угодили под арест, их участь была предрешена. В особенности после совместного выступления австрийского и прусского монархов в защиту Бурбонов. Оно лишь распалило бушевавшие во Франции страсти. Людовика XVI обвинили в измене. В этих условиях он безропотно подписал новую конституцию, но и это его не спасло, Франции не было суждено относительно безболезненно превратиться в конституционную монархию, на нее были совершенно иные планы. Английская дипломатия уже заканчивала сколачивать Первую коалицию против революционной Франции. Сделать это было несложно в создавшихся обстоятельствах, акцентирую ваше внимание. У Леопольда II австрийского были свои веские мотивы к вмешательству, как ни крути, арестованная французская королева приходилась ему сестрой, прусский король Фридрих Вильгельм II (1744–1797), племянник Фридриха II Великого и будущий участник разделов Польши, как говорят, опасался распространения революционных идей по Европе. Опять же, английское золото сработало: когда предлагают, отчего не брать, как это делал сам прославленный дядюшка?

Как бы там ни было, в самом скором времени в Европе запахло большой войной. На фоне катастрофического положения в экономике большинство мест во французском Законодательном собрании, сменившем Учредительного в октябре 1791-го, оказалось занято радикалами, что вполне естественно. Ни о какой конституционной монархии никто больше не заикался. Причем любопытная деталь, самыми ярыми сторонниками войны и экспорта революции оказались не будущие палачи-якобинцы, а жирондисты, партия оголтелых буржуа, исповедовавших вариацию британского либерализма, разработанную ведомством Иеремии Бентама специально для Франции. Ее и финансировали из английского кармана. Весной следующего, 1792-го войска Первой коалиции двинулись к французским границам. Есть повод задуматься: во главе армии интервентов встал герцог Карл-Вильгельм Брауншвейгский342, племянник того самого старого герцога Фердинанда, который доблестно сражался под знаменами Фридриха Великого, а в мирное время руководил масонами на пару с бароном Готлибом фон Гундом, основателем системы лож Строгого послушания. К слову, Карлу-Вильгельму тоже довелось служить под началом Фридриха Великого, а также его союзников-англичан. С Англией нового командующего связывало еще и родство, он немало лет прожил на островах, даже женился на британской принцессе. Словом, это был пробританский военачальник. Вот и действовал он соответствующе. Для начала выпустил манифест, грозивший французским бунтовщикам страшными карами, если только посмеют обидеть короля. А заодно обещавший в самом скором времени навести во Франции идеальный порядок, «украсив» революционерами все парижские фонари. Как вы понимаете, если кого и напугало пустое бахвальство герцога, то в первую очередь несчастного короля. Провокация удалась на все сто. В Париже начались волнения, 10 августа 1792 г. многотысячная толпа разъяренных горожан взяла на приступ дворец Тюильри, где под домашним арестом сидел Людовик XVI, перебив горстку швейцарских гвардейцев, единственными сохранивших верность Бурбонам. В результате Людовик XVI отрекся от престола, а маркиз Лафайет, командующий Национальной гвардией, сообразив, куда все катится, удрал за границу. И правильно сделал, потому как сразу после этого началось…

Глава 9 Утро Магов

Невидимая рука управляет толпой. Чем больше вы сближаетесь с действующими лицами, разыгрывающими эту чудовищную катастрофу, тем больше темнота и мистерия окутывают вас, и это лишь усиливается со временем.

Маркиз де Лафайет

Мне кажется, нас все время помимо нашей воли подталкивает «скрытая рука».

Максимилиан Робеспьер

Говорят, что он вдохновил Эхнатона на создание монотеистической религии. Ему приписывают строительство Храма Соломона и столетия спустя – основание масонского общества. Некоторые настаивают, что он родился в 1696-м, будучи сыном Франца Ракоци II, последнего короля Трансильвании. Другие полагают, что он – Христиан Розенкрейц, основатель ордена розенкрейцеров, или даже ученый и философ Фрэнсис Бэкон. Предполагают даже, что он предоставил Христофору Колумбу секретные карты, которые позволили ему открыть Америку.