Грэм Хэнкок - Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции Страница 6

В углу пещеры, возле которого зияют отпечатки когтей, находится еще одна лестница, сооруженная уже в наши дни. Два пролета в двадцать ступеней ведут нас туда, куда нашим предкам пришлось бы карабкаться по крутой насыпи из щебня, ежесекундно рискуя сорваться вниз. Лестница приводит нас к природному алькову, расположенному в нескольких метрах над отметинами медвежьих когтей. На полу алькова Циммерман показывает мне отпечатки ног, оставленные здесь ребенком лет двенадцати. Двадцать тысяч лет назад он наступил на вязкую грязь, покрывавшую пол этой ниши, и следы его, в окаменевшей форме, сохранились до наших дней.

Некоторые из этих следов видны совершенно отчетливо, как если бы они появились здесь сегодня утром. И мое воображение рисует образ того бесстрашного юного существа — теперь уже невозможно сказать, был ли это мальчик или девочка, которое ступало по полу алькова в глубокой древности. Закругленные отпечатки пяток и пальцев служат наглядным свидетельством пребывания здесь доисторических людей, создавая между нами связь, которую не в силах нарушить даже истекшие с тех пор тысячелетия. Именно эта связь позволяет нам эмоционально реагировать на представленное здесь искусство. Все эти рисунки оказывают на нас самое глубокое впечатление — не исключено, что очень близкое тому, какое они оказывали на древних людей. И мы с готовностью признаем присущие этим рисункам образность и символизм, несмотря на то, что значение этих символов по-прежнему ускользает от нас.

Пеш-Мерль — не единственная пещера, в которой найдены следы пребывания детей, так или иначе ассоциирующихся с доисторическими художниками. Вопрос лишь в том, что бы это могло значить?

Оставив позади альков с уцелевшими отпечатками ног, мы еще больше углубляемся в гору. Здесь, на глубине 50 метров под землей, находится вход в Галери де Лур — Медвежью галерею, одну из древнейших частей системы Пеш-Мерль. Рисунков здесь нет — одни лишь ряды сталактитов и сталагмитов, образующих причудливые подземные колонны, да обточенные глыбы кальцита, непристойно вздымающиеся в виде огромных фаллосов.

Справа от нас, защищая вход в темное святилище, высится целая шеренга полированных колонн. Расположены они столь симметрично, что невольно создается впечатление, будто перед вами — рукотворный архитектурный комплекс, несколько напоминающий древние египетские храмы. Мы поднимаемся по лестнице — очередные восемь ступеней, а затем сворачиваем налево в узкий коридор, потолок которого нависает буквально в нескольких сантиметрах у меня над головой. Однако в доисторические времена, объясняет Циммерман, он был еще ниже, так что мне пришлось бы здесь даже не идти, а ползти.

Уже в наши дни этот проход был расширен для удобства современных посетителей. Но что заставляло наших отдаленных предков пробираться здесь 20 тысяч лет назад, упорно преодолевая преграды, расположенные на их пути самой природой? Ответ возникает очень скоро: в форме новых рисунков, нанесенных на стены коридора. Передо мной — прекрасно выписанные голова и глаз бурого медведя, которого неизвестный художник изобразил в профиль. Рядом с медведем — узоры из вертикальных и горизонтальных линий. На противоположной стене коридора вычерчены еще несколько фигур. Это четыре треугольника, частично перекрывающих друг друга, а рядом с ними — столь же занимательный, сколь и непонятный символ, отчасти напоминающий рог буйвола.

Из коридора мы направляемся в главную галерею Пеш— Мерль, следуя при этом зигзагообразным путем, лишь недавно прорезанным в склоне пещеры. Открывающееся отсюда зрелище наполняет мое сердце благоговейным трепетом. Такое чувство, будто мы находимся в самом центре огромного готического собора, построенного в древности во славу подземных богов и украшенного просторными залами и сводчатыми галереями, парящими арками и изящными колоннами из кальцита и алебастра. Должно быть, нечто похожее видел в своем знаменитом опиумном сне Колридж, описавший впоследствии бездонные пещеры Ксанаду и сказочный дворец Кубла Хана. Таинственные чары лежат на этом месте. Кажется, будто еще в древности волшебники ледниковой эпохи погрузили его в такой глубокий сон, который не развеялся и доныне.

На полпути вниз Циммерман останавливается перед очередной нишей. Здесь он показывает мне странное изображение человека или человекоподобного существа — так называемого "раненого мужчину", нарисованного красной охрой на низком потолке алькова. Я останавливаюсь, чтобы получше рассмотреть фигуру. И опять же: это место в пещере было значительно углублено уже в наши дни, тогда как прежде попасть сюда было гораздо труднее. В эпоху верхнего палеолита потолок находился всего лишь в метре от пола, так что древний художник мог рисовать здесь исключительно лежа на спине. Да и тем, кто приходил потом смотреть его рисунки — если допустить, что таковые вообще были, — приходилось ложиться для этого на спину.

Раненый человек обязан своим названием целому ряду линий (многие ученые склонны интерпретировать их как копья), которые проходят через грудь и туловище фигуры. Я смотрю на рисунок, расположенный на потолке, и мне начинает казаться, будто человек этот не стоит, но парит в воздухе. Он вообще выглядит очень странно, и прежде всего это касается особой формы головы. Многие археологи сравнивают ее с птичьей. Но на меня этот куполообразный череп, узкий и заостренный подбородок, а также причудливый разрез глаз производят совсем иное впечатление.

Раненый человек из пещеры Пеш-Мерль

Такое чувство, что передо мной — традиционное изображение эльфа или гоблина из волшебной страны.

Прямо над головой раненого человека, соприкасаясь с его затылком, изображен некий знак, также выполненный красной охрой. Вариации этого знака, равно как и самого раненого человека, были обнаружены и в других пещерах, хотя ни одно из этих изображений нельзя назвать полностью идентичным тому, которое находится перед нами. Современные археологи называют подобный символ "текти— формой" (нечто, напоминающее постройку) или "авиформой" (нечто, напоминающее птицу). Знак этот похож на перевернутую букву Т, от поперечной перекладины которой протянуты вниз две тонкие линии.

Не исключено, что частью этой же композиции является фигура огромного зубра с лирообразными рогами. Очертания животного, прорисованные той же красной охрой, находятся в непосредственной близости от фигуры раненого человека. А чуть дальше на потолке художник изобразил стилизованного ибекса (каменного козла). Все пространство между фигурами животных заполнено разного рода символами, один из которых отчетливо напоминает букву Y.

Создается впечатление, что вся эта сложная и многоплановая композиция, состоящая из знаков и рисунков, образует своего рода символическое единство, разгадать которое мы просто не в состоянии.

Мы продолжаем спускаться вниз и в скором времени оказываемся перед новым рисунком. На этот раз это целая группа точек, нанесенных красной охрой на стену пещеры. А слева от них — все в рамке из той же охры — виднеется отпечаток изящной женской руки.

Какая волнующая встреча!

О чем думала эта женщина, стоя здесь 20 тысяч лет назад? Была ли она старой или молодой, а может быть, в полном расцвете сил? И какие отношения связывали ее с художником, запечатлевшим здесь эту изящную руку? Или же она сама была и художником, и одновременно — моделью?

Отпечаток руки и точки

И зачем ей вообще понадобилось оставлять здесь отпечаток своей руки?

Циммерман подводит меня к правой стене алькова. На ее поверхности, все той же красной охрой, изображены восемь женских фигур. Все они имеют уже знакомую нам форму "Венеры" с ее необъятной грудью и ягодицами. Однако есть в этих рисунках нечто такое, что заставляет некоторых ученых отнести представленные здесь фигуры к смешанному классу полулюдей, полуживотных. "Женщины-бизоны" — вот как назвал их французский историк А. Леруа-Гуран [6]. Изображение одной из фигур наплывает на изображение лошадиной головы. Эта же композиция включает в себя две группы точек (общим количеством семь и четырнадцать), имеющих форму небрежно вычерченного круга. Тут же представлена и фигура мамонта. А на противоположной стене коридора просматриваются очертания головы оленя, нарисованной привычной для этих мест красной охрой.

Пройдя еще несколько метров, мы оказываемся перед признанным шедевром этой галереи доисторического искусства — красочным панно с изображением лошадей, которых Циммерман показал мне вначале с верхней галереи. Теперь же, стоя прямо перед картиной, я вижу, что и она обрамлена отпечатками человеческих ладоней. На этот раз здесь явно представлены руки мужчин, обведенные черной краской. Причем на одном из отпечатков отчетливо заметны не пять, а шесть пальцев. Хотел ли того неизвестный художник или нет, но у зрителя невольно создается впечатление, что ладони в буквальном смысле слова слились со скалой внизу — как если бы они были втиснуты туда в процессе рисования. Лично мне кажется, что подобный эффект является непосредственным результатом другого дара пещерных художников — а именно, их умения найти и подчеркнуть формы животных, уже "нарисованных" на скале самой природой.