Элифас Леви - История магии. Обряды, ритуалы и таинства Страница 8

Каббалистическому учению соответствует представление о Боге, изложенное святым Павлом, когда тот говорил, что, для того чтобы достичь Бога, надо верить в то, что Он есть и что Он воздаст ищущим Его. Так что ничего здесь нет такого, что выходило бы за пределы концепции бытия в сочетании с представлением о добре и справедливости – лишь они абсолютны. Равным святотатством являются как попытки отрицать существование Бога, так и попытки дать Ему определение. Любое определение Бога, порожденное человеческими рассуждениями, – акт религиозного эмпиризма, в котором суеверие впоследствии отыщет дьявола.

В каббалистической символике представление о Боге всегда двойственно – Он имеет прямой и обратный образ, черный и белый[17]. Таким образом мудрецы пытаются выразить разумную и вульгарную концепции одной и той же идеи – идеи Бога Света и Бога Тени. Следствием неправильного понимания этого символа является Ариман персов – черный, но божественный предок всех демонов. Мечта об инфернальном царе происходит не более чем из ложного упоминания о Боге.

Свет в отсутствие тени был бы невидим глазу, поскольку его всепоглощающая яркость была бы подобна величайшей тьме. По аналогии с этой физической истиной, понимаемой без искажений, можно найти и решение одной из самых страшных проблем – проблемы происхождения зла. Однако большинству не под силу охватить эту проблему целиком, с учетом всех ее последствий, не под силу так глубоко проникнуть в тайны вселенской гармонии. Это было дано лишь посвященному в элевсинские мистерии, успешно прошедшему все испытания, видевшему и трогавшему святые реликвии, доказавшему, что он достаточно силен для того, чтобы выдержать последнюю, самую страшную тайну – покрытый накидкой священник проходил мимо него летящим шагом и шептал в ухо загадочные слова: «Озирис – черный бог». Да, именно таковым являлся и Озирис, оракулом которого был Тифон, именно таковым являлось солнце религии Египта, внезапно испытав затмение и превратившись в тень той великой Изиды, которая есть все, что только было и будет, и чей вечный покров никто никогда не поднимал.

Свет – это активный принцип Каббалы, а тьма – аналог пассивного принципа, и по этой причине каббалисты рассматривают Солнце и Луну как знаки двух божественных полов и двух сил творения. Они также приписывают женщине первый соблазн и первый грех, а следовательно, и первый труд, искупительный труд матери. Ведь именно в лоне тьмы возрождается свет. Пустота рождает полноту, и точно таким же образом бездна нищеты и несчастья, предположительное зло, кажущееся ничтожество вечно притягивают океан бытия, богатства, милосердия и любви. Так толкуется символика Христа, сходящего в ад после излияния на крест необъятного всепрощения.

В рамках того же закона гармонии и единства противоположностей каббалисты толкуют и все таинства сексуальной любви. Почему наиболее длительной любовная страсть является между совершенно непохожими людьми с совершенно противоположными характерами? Почему в любви обязательно один – хищник, другой – жертва? Почему самыми стойкими являются те страсти, удовлетворение которых кажется невозможным? Согласно этому же закону они решили раз и навсегда вопрос о старшинстве полов, на полном серьезе поднимаемый последователями Сен-Симона. Природная сила женщины – в инертности, в сопротивляемости, так что умеренность есть самое неотъемлемое ее право, а значит, она не должна не только совершать поступки, требующие мужской дерзости, но даже и помышлять о них. Природа позаботилась о соблюдении этого правила, дав женщине мягкий голос, которого не слышно на массовых собраниях, разве что если он поднимается до режущего слух визга. Женщина же, претендующая на функции противоположного пола, должна сперва отказаться от прав пола собственного. Неизвестно, каких высот она достигнет в результате на ниве управления мужчинами, но любовь мужчин она при этом утратит точно, а что еще хуже – утратит и любовь детей.

Супружеские правила каббалистов[18] по такой же аналогии обеспечивают решение самой интересной и сложной проблемы современной философии – проблемы согласия между разумом и верой, необходимостью подчиняться и свободой сознания, наукой и верованиями. Если наука – это Солнце, то вера – это Луна, ночное отражение дня. Вера – это дополнение к разуму в той темноте, что лежит перед наукой и за ней. Она излучается разумом, но четко разделена с ним. Пересечения разума и веры – это солнечные и лунные затмения; когда они происходят, оба светила – и источник света, и его отражатель – перестают действовать.

Вера уступает разуму, но наука бессильна в отношении систем, состоящих целиком из верований. Чтобы поддерживать сооружение, две колонны храма должны стоять параллельно и порознь. Если их силой стянуть воедино, как это сделал Самсон, все рухнет, и слепые фанатики-революционеры, ведомые личным или национальным возмущением, окажутся погребенными под руинами. Борьба между духовными и светскими властями на всем протяжении истории человечества представляла собой не более чем свару за старшинство в доме. Папская власть вела себя как ревнивая мать, посягающая на права отца и в результате утратившая доверие детей, а светская власть, узурпирующая права на священнослужение, выглядит не менее глупо, чем мужчина, решивший вдруг, что лучше жены знает, как обращаться с детьми и домашним хозяйством. Например, англичане с морально-религиозной точки зрения как раз напоминают таких детей, туго спеленутых отцом, – отсюда их тоска и вялость.

Религиозное учение можно сравнить с детскими сказками при условии, что они бесхитростны и этически безупречны, они идеальны для ребенка, и глупо было бы со стороны отца оспаривать их. Так оставьте же матерям исключительное право на волшебные сказки, детские песенки и домашние заботы. Материнство – это священнослужение, и лишь потому, что Церковь должна быть матерью, священник отказывается от своего права мужчины. Нельзя забывать, что папская власть – либо власть материнская, либо вообще ничто. Может оказаться даже так, что папесса Иоанна, героиня раздутого протестантами скандала, представляет собой не более чем простую аллегорию и что, когда верховные священники вовсю использовали в своих целях императоров и царей, папесса Иоанна вполне могла попытаться одолеть своего мужа – к большому скандалу в христианском мире. Так и различные ереси можно представить как семейные ссоры; католическая и протестантская церкви возводят друг на друга много хулы, избегая друг друга и устав друг от друга, как раздельно живущие супруги.

Каббала объясняет и мирит все эти факты. Все другие учения наполняются жизнью и плодоносят благодаря ей; Каббала ничего не разрушает, а, напротив, находит всему причину. Так все силы мира оказываются к услугам этой единой высшей науки, которую истинный каббалист может использовать к собственному удовольствию без лицемерия и лжи. Он – больший католик, чем месье де Местр, больший протестант, чем Лютер, больший иудей, чем верховный раввин, больший пророк, чем Магомет. Не он ли стоит превыше систем и страстей, затемняющих правду? Не он ли способен свести воедино их разрозненные лучи, столь разнообразно отраженные в каждом осколке того разбитого зеркала, которым является универсальная вера; в каждом осколке из тех, что растаскивают люди совершенно противоположных убеждений? Существует только одно бытие, один закон, одна вера, точно так же, как существует только одна раса людей.

С таких высот разума и чувств становится ясно, что рассудок и сердце человеческое живут в глубоком мире. «Мир вам, братья!» – так звучит пароль высших степеней масонства – братства посвященных каббалистов[19].

Объявление войны Магии было для церкви вынужденным ответом на профанацию гностиков; но истинная наука магов является всецело католической. Ведь все в ней построено по иерархическому принципу, а единственную настоящую абсолютную иерархию представляет собой католическая церковь, так что истинные адепты всегда относились к ней с глубочайшим почтением и покорностью. Один лишь Генрих Кунрат был убежденным протестантом, но это скорее как житель Германии своего времени, а не как мистический гражданин Вечного Царства[20].

Сущность антихристианства – в исключении и ереси, в расчленении тела Христова в соответствии с прекрасным выражением святого Иоанна: «Omnis spiritus qui solvit Christum hie Antic-hristus est». Дело в том, что религия – это всегда милосердие, а анархия немилосердна. Да, в магии тоже есть свои анархисты, свои создатели и последователи сект, свои чудотворцы и колдуны. Наша цель – доказать право науки Магии на существование, отделив ее от узурпации невежества, обмана и заблуждений; и в этом отношении наша работа будет особенно полезна и совершенно нова. До сих пор историю Магии представляли либо как хроники заранее предрешенных событий, либо как перечень последовательности феноменов – никто не верил, что Магию можно отнести к наукам. Для того чтобы эта наука продемонстрировала прогресс, необходимо подойти к ней серьезно, так сказать, открыть ее заново. Мы шествуем сегодня не по руинам, но по открытому святилищу и видим, что Святые Места, столь долго бывшие погребенными под обломками четырех цивилизаций, прекрасно сохранились, еще лучше, чем мумифицированные города, откопанные археологами во всей своей красе из-под застывшей лавы Везувия.