Протоиерей Димитрий Смирнов - Проповеди 2 Страница 18

Вот как этот сотник: болен слуга. Да пусть хоть помрет, какая разница? Другого возьму, подумаешь, слуга! На что он нужен? Только сапоги чистить, да одежду гладить, да пыль с френчика стирать. Ан, нет. Он его боль воспринял как свою. Болеет-то один, а сострадает другой. Но у нас так не получается. И от того, что мы нарушаем эту заповедь, мы совершаем иногда чудовищные поступки – например, мать убивает свое дитя во чреве. А хоть на секунду она бы представила: что, если ее разодрать на клочки щипцами и бросить в ведро – хорошо это, приятно? А потом прийти в храм и сказать: молитву дайте, а я завтра еще одного буду резать? Это происходит от того, что человек не чувствует чужую боль; он не понимает, что рядом живой человек, и не сострадает ему.

Кому нравится, когда на него орут, когда ему хамят? Никому, все обижаются, слезы на глазах. А когда сам орешь? Подумай о том, что перед тобой не просто предмет какой-то, а человек, у которого есть душа, ум, сердце; войди в его жизнь. Но это можно осуществить только тогда, когда есть к человеку любовь. Если же ее нет, то получается один эгоизм, себялюбие. Господь говорил: "Да будут все едино", и молился об этом единстве. А оно может осуществиться лишь в любви. Без нее нельзя достичь Царствия Небесного, потому что туда можно войти только любя Бога. Но если человек любит Бога, это значит, что он любит вообще все.

Вот представьте себе, что какой-то человек очень щедр. Тогда он дает всем, он уже не разделяет, потому что, если бы он для одного был щедр, а для другого нет, это уже не щедрость. Вот так и любовь. Это такое свойство, которое милует и любит все. Поэтому Господь и сказал, что вторая заповедь подобна первой. Если человек научился любить Бога, то он не выбирает, он любит все: и дерево, и насекомое, и тем более человека, как высшее творение Божие. Любовь – это метод познания, потому что только любя ты можешь и узнать. Вот кто-то любит, допустим, биологию – и он ее узнает. А другой говорит: ой, я математику не люблю. Значит, у него нет о математике никакого представления. Так и здесь. Почему человек не любит Бога или почему не любит ближнего? Да потому, что он о Боге не имеет никакого представления, он и другого человека не чувствует.

Как же ты, человек, не ходишь в храм? Это удивительно. Литургия идет воскресная – а ты что-то там, в миру, ей предпочитаешь. Ну бывают невозможные обстоятельства: человек сидит в тюрьме, или у него нет обеих ног, или еще какие-то страшные беды – схватили, ударили, заболел, температура сорок один. Конечно, как тут поднимешься? Но не рваться всем сердцем в храм, когда есть служба? Это говорит о том, что человек совершенно не понимает, чт%о здесь происходит; у него совершенно сердце холодное; он абсолютно не чувствует присутствие Бога в Божественной службе. А раз он не чувствует Бога, как он может любить Его? Раз он не любит Бога, как может любить другого человека? А если нет любви – тогда возможен всякий грех, всякое безумие, любые страшные поступки, даже уму непостижимые.

Отчего это происходит? Оттого, что человек живет грехом, а не любовью к Богу. Поэтому, естественно, когда с ним нечто случится и он начинает молиться, пытается как-то увернуться от тяжелых обстоятельств – ничего не происходит. Он говорит: "Господи, помоги!" Молчание. Он ничего не получает, потому что Господь знает: если ему сейчас помочь, освободить от того, что его мучает, дать то, о чем он просит, этот человек опять вернется к своим прежним делам. Пусть уж лучше он поскорбит и, находясь в этой скорби, прося постоянно у Бога, толкаясь то в одни двери, то в другие, может быть, в этом толкании постепенно что-то поймет, в его сердце ниспадет хотя бы один луч благодати Божией.

То, что достигается трудно, больше и ценится. Мать любит больше то дитя, с которым она больше намучилась. Это естественно. И художник любит именно ту картину, которая ему не давалась и которую он писал очень долго. Во что человек больше вкладывает труда, то ему дороже. Именно поэтому Господь так устроил, что путь в Царствие Небесное такой трудный – чтобы мы ценили ту благодать, которую Господь нам дает, потому что это самая величайшая драгоценность.

И образ этого евангельского сотника должен быть запечатлен в нашем уме и сердце, нам нужно понять: если мы хотим что-то получить от Бога немедленно, то должны обладать, во-первых, крепкой верой в то, что Господь нас слышит. А если Он нам чего-то и не дает в данный момент, то, значит, так нам нужно. Мы должны иметь величайшее смирение и просить у Бога именно со смирением. Должны быть готовы принять то, что Господь даст, несмотря на наши просьбы, и ничего не требовать от Него, как это обычно у нас бывает: мы чуть не "с ножом к горлу", желаем во что бы то ни стало, а если нам не дается, впадаем в отчаяние.

И нужно обязательно стремиться к милосердию, свое сердце стараться умягчать. Вот, допустим, я человек жестокий, злой, грубый. Как мне себя изменить? Только постоянным упражнением своего сердца, все время приучая себя к милости, все время стараясь делать добро людям всем, без разбора, независимо от того, как они ко мне относятся и кем приходятся – не только своим, а вообще всем. Мы часто думаем: давать или не давать, хорошо это или нехорошо? Но если ты чувствуешь, что жаден, то лучше дай, потому что этим самым будешь упражнять свое сердце в милосердии. Вот ты сидишь в автобусе и очень устал. Вошел человек, и ты видишь, что он не так устал, как ты. Но если хочешь приобрести милосердие, то все-таки встань ради него, потому что милосердие можно приобрести только таким путем: отказываясь, отрывая от себя ради другого.

Кто-то тебе постоянно досаждает своей грубостью, хамством, неразумием, властолюбием, раздражает своей суетливостью. Ты можешь ему выговорить, поставить на вид, можешь его заставить изменить поведение. И этому человеку, может быть, будет полезно, если ты его возьмешь в какие-то рамки; но будет ли польза от этого самому тебе? не повредишь ли ты своей душе? Не лучше ли тебе потерпеть, смириться и подождать, пока он сам поймет? Тогда это окажется более прочно, потому что, пока ты его держишь, он будет держаться, но как только ослабишь, он вернется к прежнему. А если он поймет сам, это совсем другое. Можно человека заставить в церковь ходить, каждое утро ему звонить: ну что ж ты спишь, пойдем в храм, да там так хорошо... И так его всю жизнь понуждать. Но как только ты умрешь, понуждать никто не будет – он опять не будет ходить. Другое дело, когда он своими ножками раз пришел, два пришел, остался – и уже навсегда. Это гораздо прочнее, тут уже не надо ни тащить, ни заставлять.

Поэтому нужно всегда, в каждом поступке прежде всего стяжать для себя духовную пользу. Некоторые говорят: это же эгоизм, сам себя спасаешь! Да, именно себя, потому что только так ты можешь помочь другому. И притом это есть высший подвиг, потому что спасать себя можно лишь одним способом: постоянно отказываться от своего ради другого. А это уже совсем не эгоизм, и те, кто упрекают христиан в эгоизме, так поступать не могут. Наоборот, они много говорят о милосердии, о любви к ближнему, палец о палец не ударяя, а истинный христианин как раз постоянно и занимается только тем, что жертвует собой ради другого. К этому и надо стремиться. И если мы действительно будем в этом преуспевать, тогда молитва наша будет действенной, Бог нас будет слышать, потому что мы будем в непосредственном общении с Ним в любви. Аминь.

Крестовоздвиженский храм, 5 июля 1987 года

Неделя о мытаре и фарисее

В наших молитвословах утреннее правило начинается с молитвы мытаря: "Боже, милостив буди мне, грешному". Изо всех молитв святая Церковь избрала ее, потому что чувство, которое испытывал мытарь,– именно то чувство, с каким нужно молиться. Поэтому, говоря: "Боже, милостив буди нам, грешным" и вспоминая притчу о мытаре и фарисее, можно настроиться на правильное молитвенное делание. Но у нас часто все происходит формально, бездумно, поэтому мы об этом настрое забываем. А усвоить его умом, а потом и принять сердцем для нашего благочестия крайне необходимо.

Притча говорит о том, как два человека вошли в храм. Можно сказать, что не два, а много людей – мы все пришли в храм, и каждый из нас молится по-своему, в свою меру: один старается следить за словами песнопений; другой о чем-то своем просит; третий просто мечтает, умом то туда улетит, то сюда; четвертый вспоминает о чем-нибудь; пятый просто стоит и мучается, думает, когда же служба кончится; шестой ждет, скорей бы молебен, потому что он пришел молебен служить, а то, что здесь происходит, ему вообще непонятно – так, отдельные слова доходят до ума, тогда на секунду ум включается в происходящее. То есть у всех нас разное состояние души и разная степень церковного образования.

И вот два человека вошли в храм – мытарь и фарисей. Мытари – это сборщики налогов. Прежде законы не были так развиты, как теперь, поэтому каждый сборщик очень быстро богател, потому что всегда немножечко больше, чем положено, брал себе. Мытарей все иудеи ненавидели за то, что они обирали своих. Они были такими полицаями: собирали у собственного народа налоги в пользу римлян, то есть оккупантов. А можно себе представить, что такое для иудея деньги. И мытарь их отбирал и отдавал ненавистному римлянину. Поэтому мытарь – это был символ грешника. Хуже человека не было. К нему никто в дом никогда не входил. Какие бы он пиры ни устраивал, на его приглашения никто никогда не откликался. Он был всеми презираем. Если кто-то становился мытарем, родственники переставали с ним здороваться, обходили его за версту.