Внутренний Замок или Обители - Тереза Авильская Страница 19

8. Посмотрим теперь, как тревожится бабочка, хотя она никогда в жизни не была в таком покое и мире. Она ведь не знает, где ей быть. После дарованной ей милости, ее ничто не удовлетворит на земле, если же Господь часто дает ей этого вина, она каждый раз обретает что-то новое. Она больше не вменяет ни во что свою пряжу, над которой трудилась потихоньку, когда была червяком. Теперь у нее крылья, ей ли довольствоваться ползанием, если она может летать? Вот ей и кажется ничтожным все, что она бы ни сделала для Бога. Подвиги святых не изумляют ее, она узнала на опыте, как помогает Господь и преображает душу, так что даже облик ее совсем другой. Раньше она считала, что неспособна к подвигам, — теперь обрела силу. Она больше не привязана к родственникам, друзьям или имению. Прежде все ее добрые намерения не могли ослабить этих уз, только связывали крепче, теперь же ей в тягость обязанности, которые приходится исполнять, чтобы не противиться воле Божией. Все утомляет ее, ибо она узнала по опыту, что сотворенный мир не может дать ей истинного покоя.

9. Вроде бы я слишком разговорилась, но я могла бы добавить куда больше. Те, кому Бог послал эту милость, увидят, что я еще не все сказала. Что ж дивиться, если бабочка ищет себе места, как чужестранка на земле? Куда же ей, бедной, направиться? В кокон не вернешься, это не в нашей власти, тщетны старания, пока Сам Господь не окажет опять этой милости. Господи Боже! Как ей будет трудно! Кто бы подумал, когда она получила столь высокий дар! Что ж, в конце концов нам положено нести крест, пока мы живы. А если мне кто скажет, что, достигнув такого состояния, он наслаждается отдыхом и отрадою, я отвечу, что он его и не достиг, разве что добрался до предыдущей обители, и познал там какие-то радости, по своей природной немощи, а то и от дьявола, который оставил душу в покое, чтобы подвергнуть ее еще большим искушениям.

10. Я не хочу сказать, что достигшие этой обители не находят мира; в душе у них царит мир, ибо испытания их так ценны и превосходны в своем начале, что, как бы суровы они ни были, они приносят мир и радость. Но мирская суета терзает и печалит здесь душу, и ей так хочется оставить этот мир, что у нее одно облегчение, от мысли, что и это изгнание — воля Божия. Да и того мало, чтобы ее утешить; хоть она и восходит по пути добродетели, она еще не совсем подчинилась ей, как будет видно позже, хотя теперь принимает ее покорно, плача и сожалея, что не может сделать больше, ибо ей больше не дано. Всякий раз молитва ее сопряжена с печалью; она горюет, что Закон Божий попирают грешники, что люди в этом мире оскорбляют Бога, что в нем гибнут души мавров и неверных, а больше всего горюет она о душах христиан, хотя она и знает, сколь велико милосердие Божие, так что живущие в грехе могут покаяться и спастись.

11. О, величье Божье! Несколько лет, а может — несколько дней назад, душа эта помышляла только о себе. Кто же привел ее к таким скорбям и тревогам? Даже если мы будем думать целые годы, мы не испытаем такой печали, какую она испытывает. Господи, помоги мне! Много дней и лет стараюсь я понять, как же это люди ни во что не ставят Бога, и думаю о том, что Его дети, мои братья, осуждены на вечные муки, и о том, среди каких опасностей мы живем и как хорошо бы покинуть жалкую земную юдоль. Разве этого мало? Нет, доченьки, скорбь, о которой я говорю, — не такая, как та. Эту мы милостью Божьей обретаем от многих размышлений, но она не доходит до самых наших глубин, а та раздирает душу, просто мелет, душа ничего и не делает, порой — ничего и не хочет. Что же это такое? Откуда эта скорбь? Сейчас скажу.

12. Вы ведь слышали — я недавно говорила, хотя и по другому поводу, что Господь ввел невесту в дом пира, и знамя Его — любовь?[49] Вот отсюда и то, что творится с ее душой. Она предала себя в руки Господни и совершенно подчинилась Ему по великой любви. Ничего она больше не знает и не хочет, только воля Божья исполняется в ней. Я думаю, Бог не окажет этой милости душе, если Он не считает ее совсем Своей. Он желает, чтобы она вышла из того дома, запечатленная Его печатью. И впрямь, душа тут подобна воску, на который накладывается печать. Воск нельзя запечатлеть без печати, он только для того пригоден. Он ведь мягок, податлив, а больше размягчиться не может, застынет неподвижно. О, благий Боже! Ничего не сделать без Тебя. Ты хочешь только, чтобы мы отдали нашу волю в Твои руки, чтобы воск тебе не мешал.

13. Видите, сестрицы, что тут делает Бог наш, дабы душа ощущала, чья она. Он ей дает, что имеет, а это было здесь, при жизни, у Его Сына, больше Он дать нам не может. Кто так хотел уйти отсюда? Христос и сказал на Своей Вечере: «Очень желал Я...»[50].

Господи, как же Ты не подумал о тяжкой, страшной смерти, которую Тебе предстояло претерпеть? — «Я очень люблю вас и очень хочу, чтобы спаслись души, это неизмеримо сильнее Моих мучений. Того, что Я перенес и переношу с тех пор, как Я в этом мире, достанет, чтобы не вменить это ни во что».

14. Вот как я думала не раз. Я знаю, как мучалась и мучается одна известная мне особа[51], когда она видит, что грешники презирают закон Божий, муки ее столь нестерпимы, что она лучше бы умерла. Думала я и о том, что если душа, чья любовь — почти ничто перед любовью Христовой, просто вынести этого не может, каковы же страдания Господа нашего, Иисуса Христа? Как же тяжко Он жил,