Заступник земли Русской. Сергий Радонежский и Куликовская битва в русской классике - Коллектив авторов Страница 25

Когда он начал молиться, время было недалеко за полдень, а когда поднялся с колен, уже стояла глубокая тьма.

Он был изнеможен, и с его лба крупными каплями падал пот.

Присел на лавку, чуть вздохнул и пошел будить звонаря, чтобы ударил в колокол к полунощнице.

В церковь он явился первым из братии.

Такова была сила духа в его немощном теле.

Насколько великий князь, умиротворенный беседою с преподобным игуменом, уезжал из монастыря полным бодрости душевной и надежды, настолько беспокойно и смутно чувствовал себя Митяй.

Святость и простота жизни Сергия, вместо того чтобы умилить, только раздражила его.

Гордый дух отца Михаила не мог помириться, что высшее счастье в жизни достигнуто простотой житейской и смирением.

А что святой Сергий счастлив — в этом Митяй не сомневался. Разве это не высшее счастье, что Господь внимает его молитвам? Разве не должно назвать счастливцем того человека, в сердце которого нет доступа ни злым помыслам, ни гневу, ни зависти, ни неисполнимым желаниям и дух которого всегда величаво спокоен?

И этого преподобный достиг отвержением от благ земных, от тех благ, которые составляли все для Митяя.

Значит, ему, Митяю, никогда не быть поистине счастливым.

Он задавал себе этот вопрос. И ответ был ясен: для этого надо поступить так, как поступил святой Сергий: отречь себя, уйти в пустыню, молиться, работать…

И чувствовал царский духовник, что ему не под силу, что не сможет он отрешиться от сладких яств, от алтабасных ряс, от крестов с самоцветными камнями.

Сознавал он это, и… в душе его поднималось черное, завистливое чувство к преподобному игумену: высокомерному Митяю была нестерпима мысль, что при все своем внешнем блеске, значении у великого князя он все же в глазах всех неизмеримо ниже скромного игумена затерявшейся в лесных дебрях обители.

Даже то, чем он, по-видимому, превосходил всех, — его красноречие — оказалось имеющим менее цены, чем простая бесхитростная речь святого Сергия. Преподобному достаточно было немногих слов, самых обыденных, чтобы заставить воспрянуть духом впавшего в уныние великого князя.

Быть может, Митяй не достиг бы этого целою долгою и витиеватою речью.

Настроение духа его было настолько скверным, что князь заметил:

— Что с тобой, отец Михаил?

— Так. Что-то не по себе…

— А я как у отца Сергия побываю, так словно выкупаюсь душой. Легко этак становится…

— То же и со мною, — вставил слово святой Алексий, — душеспасительна и преполезна с ним беседа.

Митяй ничего не сказал.

— Стар становлюсь я, немощи одолевают, — промолвил, помолчав, владыка. — Скоро отзовет меня Господь к Себе…

— Ради нас Бог продлит тебе дней, — проговорил Димитрий Иоаннович.

— Смерть готов всегда приять с радостью, — продолжал святитель, — одно только заботит, кому отдам кормило корабля церкви. Вот ежели бы отец Сергий охоч был приять митрополию!

— Подумаем еще, владыка, — сказал великий князь и посмотрел на Митяя.

«Отец Сергий никак не согласится, — думал Димитрий Иоаннович, — скромен он, своей обители не покинет, в шум мирской не перейдет. Кого наречь владыкой? Жаль, что отец Михаил белый поп… Будь он черноризец, то по кончине Алексия — чего Боже сохрани — я бы его поставил владыкой… Да из белого попа в черноризца обратить недолго…»

Он опять взглянул на Митяя и повторил:

— Подумаем еще, владыка, подумаем…

Отец Михаил уловил на себе взгляд великого князя, и в его голове мелькнуло: «Что на меня так князь смотрит?»

Вслушался в сетование святого Алексия и подумал: «Будь я монахом, может, великий князь меня бы устроил во владыки».

От такой мысли даже дух захватило.

Он сам себя остановил: «Нешто можно…»

Но честолюбивая дума продолжала шептать: «А почему нельзя? Стал же я из простого спасского попа великокняжеским духовником и печатником. Могу стать и большим. Чернецом стать долго ль?»

Дурное настроение духа как рукой сняло.

Он продолжал размышлять: «Захочет великий князь, велит постричь. А там уговорит владыку благословить меня… Благословенного и собор выберет. Может быть, очень может быть… Надобно на счет этого после легонько удочку закинуть…»

Он совсем повеселел.

Митрополит между тем продолжал говорить с великим князем о том, как было бы желательно, чтобы владыкой стал святой Сергий и почему именно.

— Да окромя отца Сергия кому и быть? — вставил свое слово Митяй.

И стал расхваливать добродетели преподобного, его святую жизнь; говорил, что и его, Митяя, тянет к такой же затворнической и подвижнической жизни.

XIII. Торжество литвина

Князь тверской принял с распростертыми объятиями Некомата, привезшего ему ханский ярлык на великокняжение.

Он сделал Суровчанина своим боярином и первым советником, подарил вотчину и снабдил казною.

Но Некомат мало радовался княжеской милости. Его и совесть мучила, да и все устраивалось не так, как ему хотелось.

Быть боярином у Михаила Александровича — это значит вместе с ним вступать в битвы, начальствовать полками, а Суровчанин вообще был мало склонен к ратному делу. Вотчинка, подаренная князем, была не из важных и находилась вблизи московского рубежа, так что, в случае войны Твери с Москвой, должна была подвергнуться разорению от войск великого князя.

Некомат ожидал спокойной и «сладкой» жизни, а вышло не то.

Князь Михаил Александрович остался довольно равнодушным к тому, что хан задержал у себя Вельяминова. Дело относительно получения ярлыка на великое княжение удалось; этого только и нужно было. А какая судьба постигла Ивана Васильевича, — это князя мало интересовало.

К тому же голова его была занята иным.

Он теперь раздумывал, дожидаться ли войск Ольгерда и Мамая или самому начать войну с Москвой до их прихода.

Благоразумие требовало дождаться их.

Но Михаилу Александровичу вспоминался совет Свидрибойлы: самому начать военные действия, чтобы вызвать к себе на помощь Литву.

К тому же не терпелось помериться с врагом. Ждал до лета, потом кинулся в войну очертя голову. Война началась с того, что тверской князь послал своих наместников в Торжок и сильный отряд к Угличу.

Со своей стороны Димитрий Иоаннович, предвидя серьезную войну, быстро собрал значительные силы.

Под его знаменами собрались все князья удельные, служащие Москве: составилось многочисленное ополчение.

Великий князь быстро перешел в наступление.

Он взял Микулин; его воеводы заполонили войсками всю область Михаила; все города были взяты, многие жители уведены в плен.

5 августа Димитрий Иоаннович осадил Тверь, в которой заперся тверской князь.

Тверитяне показали себя мужественными воинами и верными подданными своего князя. Они бились на стенах, как львы, отражая приступы московских ратников, несли все