Селафиила - Протоиерей (Торик) Александр Борисович

АлександрБорисович Торик

СЕЛАФИИЛА

повесть

Содержание

Пролог/Глава 1/Глава 2/Глава 3/Глава 4/Глава 5/Глава 6/Глава 7/Глава 8/Глава 9/Глава 10/Глава 11/Глава 12/Глава 13/Глава 14/Глава 15/Глава 16/Глава 17/Глава 18/Глава 19/Глава 20/Глава 21/Глава 22/Глава 23/Глава 24/Глава 25/Глава 26/Глава 27/Глава 28/Глава 29/Глава 30/Глава 31/Глава 32/Глава 33/Эпилог

Посвящается светлой памяти схимонахини Сепфры

и всем в монашеском житии подвизающимся

ПРОЛОГ

Намаленькой площадке перед входом в храм Преображения Господня, защищенной отсильных ветров с северной и с западной сторон невысокой стеной, около самойдвери храма, в рассеивающемся предрассветном сумраке виднелись две женскиефигуры.

Однаиз них, высокая, статная с величественно-смиренной осанкой была покрыта сголовы до ног мягким струящимся покрывалом вишнёво-коричневого оттенка. Другая,маленькая, согбенная, опирающаяся на гладко обструганную палочку, была укутанавышитой белыми нитками схимой с высоким капюшоном кукуля.

—Скоро отец Христофор подойдёт, он уже поднимается сюда от Панагии. Подожди егоздесь, в храме. Скажи ему, что Я благословила тебя посещать Мой Удел и общатьсяс Отцами, когда тебе это потребуется, — ласковым глубоким голосом сказалаВысокая Женщина. — Сейчас Я прощаюсь с тобой, Меня ждут в келье ИоаннаБогослова, там нужна Моя помощь.

—Благодарю Тебя, Матушка! — совершила земной поклон согбенная схимница. —Благослови недостойную рабу Твою!

—Благодать Сына Моего и Моя да пребудет с тобою!

Спустянекоторое время, дощатая дверь в храм Преображения скрипнула, высокий грузныйстарый монах, тяжело дыша, вошёл внутрь маленького храма. В глубине ближайшей калтарю по правой стене деревянной стасидии он увидел склонившийся почти надсамым сиденьем схимнический кукуль.

—Здравствуй, мать Селафиила!

—Евлогите (благословите), отче Христофоре!

—О, Кириос! (Бог благословит)

Внизу,узким пальцем, протянутым с севера на юго-восток, простирался заросший густымзелёным лесом Афон.

ГЛАВА 1

МатьСелафиила открыла глаза и, подслеповато прищурившись, огляделась.Тускловато-расплывчато, словно сквозь давно не мытое оконное стекло, онаосмотрела привычные очертания скитской домовой церкви настоятеля, отца Анфима,находящейся на втором этаже игуменского дома, в угловой келейке которого онапроживала уже четвёртый год.

Вэтой маленькой церковке, больше напоминавшей моленную, она проводила большуючасть своего времени, не занятого молитвой за скитскими богослужениями,общением с приезжавшими к ней людьми и совсем коротким отдыхом.

МатериСелафииле шёл уже сто второй год от рождения.

Онапривычно отметила высоту мерцания огонька свечи над силуэтом подсвечника:огонёк был ещё высоко, значит, до начала полунощницы в соборном храме скитаоставалось не менее полутора часов.

МатьСелафиила снова закрыла отяжелевшие морщинистые веки. Губы её слабо шевелились,шепча молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную!»

Неожиданноперед глазами старой монахини всплыла с кинематографической ясностью картина еёдалёкого детства.

Она,хрупкая четырёхлетняя девочка Машенька, сидит на руках у отца, свесив своибессильные, от рождения парализованные ножки в нетоптаных лапоточках, и обнимаетего сильную, загорелую шею, не сгибающуюся под тяжким ярмом крестьянскихтрудов, забот и переживаний.

Отецнесёт её по узкой тропочке, вьющейся между спелых пшеничных полей, бережноприжимая к себе худенькое болезненное тельце девочки и тихонько нашёптывая ейна ушко что-то ласковое, нежно-утешительное. Машеньке хорошо на сильныхотцовских руках, безопасно, покойно.

Тропинка,вильнув, обогнула редкую берёзовую рощицу, и перед широко открытыми,изумлёнными глазами девочки распахнулся необъятный простор залитого солнцемцветочного луга, посреди которого засверкали белизной башни и стены какого-тоневиданного сказочного города с сияющими золотом куполами церквей и высокойстройной свечой колокольни.

—Таточка, таточка! — залепетал ребёнок. — Таточка, какой красивый город!Таточка, этой Рай?

—Это дом Боженькиной Матушки, радость моя! Это монастырь в честь её иконочкиКазанской, здесь твоя тётушка живёт, крёстная, монахиня Епифания!

—Таточка, таточка! Здесь так красиво! Я тоже хочу здесь жить, у МатушкиБоженькиной, я тоже хочу быть монахиней, им здесь так хорошо, наверное, сБоженькиной Матушкой!

—Господь знает, деточка моя! — поцеловал её в щёчку отец шершавыми обветреннымигубами. — Может, и будешь когда-нибудь монахиней, может, и поживёшь в доме МатушкиЦарицы Небесной…

—Я очень, очень этого хочу, таточка!

Словносдернулся кадр, проскочив вперёд, и перед взором схимонахини Селафиилы предстализнутри храм, светлый, огромный, наполненный ароматом воска, ладана, цветов иещё каким-то очень нежным и тонким благоуханием.

Множествонарода заполняло всё пространство храма, где-то впереди зычно возглашал ектениюархидиакон, с балкона на западной стене доносились ангельские голоса женскогомонашеского хора. Большая сдобная монахиня Епифания, Машенькина тётушка,бережно посадила девочку на низкую деревянную скамеечку рядом с тумбой длясбора пожертвований, прямо напротив чудотворного образа Богородицы —местночтимой святыни монастыря.

—Молись, лапочка моя, Божьей Матушке! Проси её исцелить твои больные ножки! —погладила монахиня мягкой теплой ладошкой по белокурой головке хрупкуюплемянницу.

Машенькавнимательно вгляделась в сверкающий начищенной ризой чудотворный образ; ликБогородицы, выглядывающий из осыпанного драгоценными камушками оклада, светилсядобротой и тихой, едва заметной грустью. Рядом с Ней, очевидно, у Неё наколенях, стоял серьёзный красивый Мальчик тоже в драгоценных одеждах и ссияющим нимбом вокруг головы, взгляд Которого, как казалось, был устремлёнпрямо на девочку.

Машеньканемного смутилась и прикрыла глаза.

—Девочка! Ты, наверное, что-то хочешь попросить у Моей Мамы? — вдруг услышалаМашенька прямо над ухом тихий детский голос. Она открыла глаза и повернулаголову в сторону говорившего.

Передней стоял Тот самый красивый серьёзный Мальчик в драгоценной одежде.

—Ты не бойся, проси! Она очень добрая и исполнит всё, о чём ты Её попросишь!

—Можно, я попрошу Её, чтобы мне стать монахиней и жить в этом святом монастыре?— робко спросила Его Машенька.

—Можно! Только ты должна сама подойти к Ней и попросить Её об этом!

—Но я же не умею сама ходить! У меня ножки не двигаются!

—Я помогу тебе! Ты возьми Меня за руку и вставай с табуретки, — Он протянул ейСвою светлую детскую ладошку, посреди которой виднелась подсохшая кроваваяранка, — держись за Меня и потихонечку иди! Со Мной ты обязательно дойдёшь!

Машенькаосторожно взялась за протянутую ладошку, оперлась на неё, и потихонькуприподнялась со своего сиденья. Её ножки подрагивали, но держали на себе малыйвес её болезненного тонкого тельца.

Онаосторожно сделала слабый шажок, затем другой.

Тёплаякрепкая ладонь Красивого Мальчика уверенно поддерживала её.

Осмелев,она сделала ещё несколько робких осторожных шажков и почувствовала, что еёножки словно наливаются какой-то упругой, пульсирующей силой.

Онапосмотрела на лицо Красивого Мальчика, Тот улыбался.

—Попробуй теперь сама, — отнимая Свою ладошку, сказал Он девочке, — у тебяполучится, старайся!

Явсё время буду рядом с тобой, ты всегда сможешь опереться на Меня и Я не дамтебе упасть!

ВзглядЕго источал доброту и уверенность, Машенька поверила Ему и, теперь уже сама,без опоры, начала приближаться к сверкающему образу Богоматери, ещё увереннеепереставляя всё более крепнущие ножки.

Онашла, не замечая, как расступаются перед ней молящиеся, ахая и крестясь, какволнами прокатывается по храму изумлённый шёпот:

—Чудо! Чудо! Параличная исцелела!

Каквнезапно оборвался голос архидиакона, возглашавшего ектению, как из алтарявышли все священники и в безмолвии глядели вместе со сбежавшими с клиросамонахинями на идущее к иконе дитя.