Матрёшка, или Побег из Москвы - Семен Ютов Страница 5

Он понимал, что допустил сразу две оплошности: заговорил с девушкой и проговорился об этом на добровольном опросе. Теперь за ним, скорее всего, организуют слежку. Нельзя сказать, что это его сильно беспокоило. Ведь сейчас факта тотальной слежки всех за всеми никто не отрицает, государство даже гордится ею. Но все равно, осознание того, что за тобой будут персонально наблюдать 24 часа в сутки люди из ФСКР, вряд ли будет приятно даже самому безразличному человеку.

– ФАС, ты чего? Сегодня сам не свой! Все из-за «пиджаков», которые к тебе сегодня приходили? – раздался голос режиссера и вернул нашего героя на сцену.

– Да, извините, что-то выбили они меня из колеи. Извините еще раз.

– Может сегодня отдохнешь, и завтра с новыми силами?

– Нет, все нормально. Я уже в порядке!

Кое-как он отработал полный день и пошел домой. К вечеру его настроение улучшилось, он почти перестал думать о своем вчерашнем приключении. Поужинав, он довольно рано лег спать и, ни на мгновение не просыпаясь, наутро встал свежий, с ясной головой.

Прошло несколько дней. Он почти не вспоминал о ней. Она молилась за него. Сотрудники органов, которых действительно приставили к нему, вяло наблюдали за ним. После недели полной тишины наблюдение решили снять. По счастливому совпадению их встреча произошла на следующий день после снятия наблюдения.

***

Во всей Москве не осталось ни одного действующего храма. Многие из них являются культурными ценностями, поэтому двери их оставались открытыми, но их постигла судьба, которая уже очень давно настигла храмы в Кремле – служить было нельзя. Именно статусом культурной ценности и «бесхозяйным содержанием» власти оправдывали изъятие храмов у Русской Православной Церкви. Расчеты наличными деньгами были сведены к такому минимуму, что пожертвования на службах стали почти невозможны, а перечисления на счета храмов строго отслеживались. У людей, которые практиковали щедрые жертвы Церкви, начинались совершенно неожиданные проблемы с налоговой службой, никак формально не связанные с этими переводами. Но из разговоров с сотрудниками фискального органа все становилось предельно ясным… А если человек был коммерсант, то на него, к с цепи, срывались все головы Лернейской гидры – многочисленные контролирующие органы всесильного государства. Как в древнем мифе, как только современный Геракл срубал голову одной, на ее месте появлялись две другие.

Храмы же, величественные, красивые, древние, они были как воины, у которых вырвали сердце, но, по силе своей, они продолжали идти вперед, хотя дни их уже сочтены. Православные люди приходили в эти храмы как будто на экскурсии, скрывая свою принадлежность к Церкви. Они тайно молились, пропуская мимо ушей речи экскурсоводов о происхождении фресок, «языческих корнях христианства» и прочем. Те немногие священники, которые остались жить в Москве, служили по домам. Чтобы соседи не услышали, что происходит за стенкой, приходилось включать телевизор или радио. Сделать алтарь не представлялось никакой возможности, и тогда священники вспомнили, как поступали их предшественники – новомученики и исповедники, служившие литургию в тюрьмах сто лет назад: в качестве алтаря использовали живот священника.

Столь сложные условия оставляли в Церкви только истинно и глубоко верующих, которым не могли помешать ни радио, ни телевизор, ни запрет на служение в храме. Такой тайной прихожанкой «домашних храмов» была Анна. Как и другие православные, она не могла позволить себе постоянно приходить в одну и ту же квартиру несколько раз подряд, поэтому такими храмами становились в разное время разные квартиры, чтобы не привлекать внимания. Стоило проводить службы на протяжении более трех раз в одном месте, как священник или пропадал, или отказывался служить вовсе. Поэтому место службы меняли. Служили по очереди у каждого прихожанина. Так, в один из дней пришла очередь прихожанина, квартира которого располагалась прямо над той, где жил наш герой. Этот прихожанин сравнительно недавно присоединился к приходу и впервые принимал у себя дорогих гостей.

В субботу люди стали постепенно собираться в доме. Каждый приходил через определенный промежуток времени после предыдущего, чтоб привлекать наименьшее внимание. Анна пришла среди последних. Позже нее, как и обычно, последний, пришел священник.

Отец Глеб был довольно молодым батюшкой: среди тех, кто были рукоположены на финальной волне за несколько дней до того, как начались массовые закрытия храмов. Его возраст никак не умалял той глубины веры и духовной опытности, которая угадывалась в его словах и делах. Любивший читать своим прихожанам проповеди и интервью митрополита Антония Сурожского, он не ограничивался только этим. Проповеди, идущие от его сердца, всегда были проникнуты такой правдой, были столь актуальны и остры, что не оставляли равнодушными никого из присутствующих. Прихожане записывали их, надеясь, что когда-то их можно будет опубликовать.

М11122030ФАС услышал, как у соседа сверху достаточно громко заиграла какая-то музыка. «Субботний вечер… Что они там празднуют, интересно!», – подумал кавээнщик.

Через пару часов он, в нарушение всех правил и норм, вышел на лестничную площадку курить. Прокуривать дальше свою квартиру ему почему-то не хотелось, а бросать он не хотел, так как считал эту свою вредную привычку особой привилегией. Ему, единственному в их юмористическом цехе, не промывали мозг на тему непозволительности курения для высокого статуса члена команды КВН.

Тут он боковым зрением увидел ее, спускающуюся по лестнице, и резко сдвинулся в сторону лифтов, рискуя вызвать пожарную тревогу. Анна прошла мимо, не обратив на него внимания, она была слишком занята была собственными мыслями, и не заметила бы его, даже если бы он стоял у нее на пути и выдыхал сигаретный дым ей в лицо. А думала она, как ни парадоксально, о нем. Она рассказала отцу Глебу о встрече с ним. Он не торопился с выводами по поводу сказанного, но почему-то уверенно отметил, что она с ним еще встретиться.

Он был в замешательстве. Девушка, которая таким странным образом промелькнула в его жизни, буквально через неделю появляется в ней вновь. И исчезает еще быстрее. Почему он скрылся от нее, не заговорил? Первое, что пришло ему в голову – за ним еще следят, и общение с ней усугубит его положение. Потом он подумал о ней, ведь ее общение с ним могут расценить как пропаганду «религиозного мракобесия», а это уже уголовно наказуемо, ведь он, в сущности, должностное лицо.

Несмотря на все эти мысли, на следующий день, в воскресенье, с замиранием надежды в сердце, он вышел с утра на свою привычную лестничную площадку с чашкой кофе, выкурить первую сигаретку. За пару часов до этого, рано утром,