Отцы-святогорцы и святогорские истории - Старец Паисий Святогорец Страница 7

тем, что не отягощал собой ни одного человека. Он говорил монахам, что они должны жить аскетической жизнью, освобождать себя от попечений, а не работать, как рабочие, и не есть, как миряне, потому что трудом монаха являются поклоны, пост, молитва, и не только о себе, но и обо всем мире, о живых и об умерших. Работать же нужно немного, чтобы иметь самое необходимое и не отягощать других. Ибо от чрезмерного труда и попечений человек забывает Бога. Старец говорил:

– Фараон давал народу израильскому много труда и еды, чтобы тот забыл Бога.

Перед духовной беседой старец имел обыкновение сначала творить молитву, призывать Духа Святого, чтобы Он просветил его. То же самое он советовал делать и другим. Он говорил: «Господь оставил нам Святого Духа, чтобы Он нас просвещал. Он является Владыкой мира. Поэтому наша Церковь всякое богослужение начинает с молитвы „Царю Небесный, Утешителю, Душе истины“». Когда он говорил так о Святом Духе, лицо его изменялось, и многие благочестивые люди замечали эту перемену.

Некоторые посетители тайком фотографировали старца. Другие же испрашивали на то его благословение, и он с простотой позволял им это делать. Он немедленно вставал, шел в храм и надевал схиму. В одну руку он брал крест, а другой оправлял свою длинную бороду, собирая ее в пучок, и выглядел таким образом, как настоящий патриарх Авраам, особенно в последние годы своей жизни, когда стал полностью убеленным как внутри, так и снаружи. Приготовившись к фотографированию, он становился под маслиной, будучи в этот момент похожим на маленького ребенка. Созрев духовно, старец стал подобен малому незлобивому дитяти, каковым нас призывает уподобляться Христос.

Монахи, пользовавшиеся его духовными советами, когда он состарился, стали чаще посещать его, чтобы оказать ему какую-либо помощь. Они спрашивали его:

– Старче, может, ты хочешь, чтобы мы накололи тебе дров?

Он отвечал:

– Потерпите, если я не умру летом, тогда наколете мне дров на зиму.

В 1968 году он почувствовал приближение смерти и начал постоянно говорить о ней. Последние телесные силы оставляли его. После праздника Успения Божией Матери (15 августа) он слег и пил одну только воду, так как чувствовал внутренний жар. Однако, даже находясь в таком состоянии, он по-прежнему не хотел, чтобы кто-нибудь жил рядом с ним и препятствовал его непрестанной молитве.

Когда приблизилась последняя неделя его земной жизни, он попросил меня остаться с ним, потому что нам вскоре предстояло разлучиться, ибо он должен был отойти в Жизнь Вечную. Однако даже на протяжении этих десяти дней он не оставлял меня возле себя на все время, но после того, как я оказывал ему небольшую помощь, просил меня уходить в соседнюю келейку и там молиться. Конечно, у меня не было всего необходимого, чем я мог бы облегчить его положение. Но поскольку его изнуренное тело никогда не знало отдыха, то даже малейшая помощь казалась ему очень значительной.

Однажды я купил два лимона и сделал из них лимонад. Выпив немного, он освежился и с удивлением посмотрел на меня: «Ну и ну, дитя мое, эта вода очень хорошая! Где ты ее нашел? Христос да даст тебе сорок золотых венцов».

Кажется, он никогда не пил лимонада, а если и пил, то только когда был очень маленьким, и уже забыл его вкус.

Так как он неподвижно лежал в кровати, лишившись последних телесных сил, и не мог подняться, чтобы пойти в храм Честного Креста, где с благоговением служил литургию на протяжении многих лет, то попросил меня принести ему для утешения крест со святого престола. Когда он увидел крест, его глаза засияли. С благоговением облобызав его, он сжал его в своей руке – крепко, со всей силой, которая у него оставалась. Я перевязал крест стебельком василька и говорю ему:

– Старче, хорошо пахнет? Он мне ответил:

– Рай, дитя мое, пахнет намного лучше.

В один из последних дней его жизни я вышел, чтобы принести ему немного воды. Когда, вернувшись, я открыл дверь и вошел в келлию, он вдруг посмотрел на меня с удивлением и спросил:

– Ты святой Сергий?

– Нет, старче, я Паисий.

– Только что, дитя мое, здесь была Божия Матерь, святой Сергий и святой Серафим. Куда они пошли?

Я понял, что что-то произошло, и спросил:

– Что сказала тебе Матерь Божия?

– Пройдет праздник, и Она меня заберет.

То был вечер накануне Рождества Божией Матери, 7 сентября 1968 года, и через три дня, 10 сентября, старец упокоился в Господе.

За день до своей кончины он сказал мне:

– Завтра я умру и хочу, чтобы ты не спал, и я мог бы тебя благословить.

В тот вечер мне было особенно жаль его, потому что он принял на себя труд три часа непрестанно держать свои руки у меня на голове, благословляя и лобызая меня в последний раз. В благодарность за воду, которую я поднес ему напоследок, он сказал мне:

– Возлюбленный мой Паисий, мы, дитя мое, будем иметь любовь во веки веков. Любовь наша имеет великую цену. Ты будешь молиться здесь, а я – на Небе. Верую, что Бог помилует меня, потому что шестьдесят лет, дитя мое, я, будучи монахом, непрестанно повторял: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».

Также он сказал:

– Теперь я буду служить в раю. Ты же молись здесь, и я каждый год буду приходить, чтобы повидаться с тобой. Если ты останешься в этой келлии, я буду рад. Однако, как Богу угодно, дитя мое. У меня есть для тебя припасы – консервы на три года. И он показал мне шесть маленьких баночек сардин и четыре баночки кальмаров, которые кто-то давно принес ему и которые остались у него лежать на том же месте, куда их положил посетитель. (Для меня этих консервов не хватило бы и на неделю.)

Старец повторял:

– Мы, дитя мое, будем иметь великую любовь во веки веков, и я буду каждый год приходить повидаться с тобой. Из его глаз все время лились слезы.

Воистину, те последние десять дней, которые я находился возле старца, были для меня самым большим благословением Божиим, так как за это время я получил большую пользу, чем в любой другой мой приход сюда, ибо мне была дана возможность немного пожить рядом с ним и лучше узнать его.

Наибольшее впечатление на меня произвело то, насколько сильно его волновал вопрос спасения души. Рядом с его кроватью лежали