Джек Корнфилд - Путь с сердцем Страница 3

После десяти лет сосредоточенности на эмоциональной работе и на развитии сердца я понял, что ранее относился к своему телу с пренебрежением; подобно эмоциям, в мою раннюю духовную практику тело было включено лишь поверхностно. Я научился вполне осознавать дыхание и работать с болями и телесными ощущениями; но в большинстве случаев я пользовался телом, как им мог бы пользоваться атлет. Я был одарён судьбой здоровьем и силой, достаточными для того, чтобы взбираться на горы или сидеть на берегу Ганги, подобно йогину, преодолевая жгучую боль и не двигаясь в течение десяти или двадцати часов; я мог есть раз в день, подобно монаху, ходить босиком на далёкие расстояния; но тут я открыл, что пользовался своим телом, а не жил в нём. Оно было орудием, и его нужно было питать и двигать, чтобы осуществлять свою эмоциональную, душевную и духовную жизнь.

Когда я с большей полнотой вновь поселился в своих эмоциях, я отметил, что тело также требует любящего внимания к себе, что до сих пор я видел его, понимал и даже чувствовал с недостаточной любовью и недостаточным состраданием; мне пришлось двигаться по чакрам ещё ниже. Я уяснил, что если мне нужно вести духовную жизнь, необходимо быть способным воплощать её в любом действии: в том, как я стою и как хожу, в том, как я дышу, в той тщательности, с какой я ем. В эту духовную жизнь должны быть включены все виды моей деятельности. Жизнь в этом драгоценном животном теле на этой земле – такая же большая часть духовной жизни как и всё другое. В начале повторного вселения в своё тело я открыл новые области страха и боли, которые отделяли меня от моего истинного «я», – точно так же, как раньше я находил новые области страха и боли при раскрытии своих ума и сердца.

По мере того, как моя практика продолжала двигаться вниз по чакрам, она становилась всё более глубокой и более личной. Она требовала большей честности и осторожности на каждом шагу пути; она также стала более интегрированной. То, как я обращаюсь со своим телом, неотделимо от того, как я отношусь к своей семье, неотделимо от моей приверженности жизни в мире на нашей земле. Так что, когда я пробивался книзу, моё виденье практики расширялось и включало не только собственное тело, но и всю жизнь, взаимоотношения, которых мы придерживаемся, окружение, которое нас поддерживает.

Я увидел, что в этом процессе углубления и расширения моей приверженности духовной жизни сильно изменились как мои усилия, так и их мотивация. Сначала я занимался практикой и учительством исходя из ситуации огромной борьбы и усилий. Я применял напряжённые умственные усилия, чтобы удерживать тело в спокойствии, чтобы сосредоточиваться и приводить в порядок душевную силу во время медитации, чтобы превозмочь боли, чувства и отвлечения. Я пользовался духовной практикой, чтобы добиваться состояния ясности и света, добиваться понимания и виденья; вначале я и учил таким образом. Однако постепенно мне стало ясно, что у большинства из нас сама эта устремлённость увеличивает наши проблемы. Там, где мы склонны к осуждению, мы в своей духовной практике больше осуждали самих себя. Там, где мы оказывались отрезаны от самих себя, отрицая свои чувства, свои тела и свою человечность, стремление к просветлению или к некоторой духовной цели только увеличивало это разделение. Всякий раз, когда исходной позицией было чувство ничтожности или ненависти к себе – проявлявшееся в боязни своих чувств или в осуждении своих мыслей, – это чувство усиливалось духовным устремлением. Однако я знал, что духовная практика невозможна без великой преданности, энергии самоотверженности. Откуда всё это должно было прийти, если не от устремления и идеализма?

Такое открытие оказалось для меня удивительной новостью. Чтобы глубоко раскрыться, как того требует подлинная духовная жизнь, нам нужна громадная смелость и сила, особый вид воинского духа. Но место, где находится эта воинская сила, заключено внутри сердца. Энергия, самоотверженность и смелость нужны нам не для того, чтобы бежать от жизни, не для того, чтобы прикрыть её какой-либо философией, материалистической или духовной. Нам требуется сердце воина, которое позволит нам прямо взглянуть на свою жизнь, на свои боли и ограничения, на свои радости и возможности. Эта смелость позволяет нам включить в свою духовную практику каждый аспект жизни – наше тело, нашу семью, наше общество, политику, экологию земли, искусство, воспитание. Только тогда духовность сможет по-настоящему интегрироваться в нашу жизнь.

Когда я, начал работать в государственной психиатрической лечебнице, продолжая занятия в аспирантуре и работая над диссертацией на степень доктора философии, я наивно полагал, что мог бы учить медитации некоторых из пациентов. Но скоро стало очевидным, что медитация не была тем что им нужно. Эти люди обладали малой способностью направлять уравновешенное внимание на свою жизнь; большей частью они уже заблудились в глубинах ума. Если для них и полезна какая-то медитация, то такая медитация должна быть земной, покоящейся на прочной основе, – как йога, садоводство, тай-чи, активные виды практики, способные связать практикующих с их телами.

Но затем я открыл в этой больнице целую большую группу людей, крайне нуждавшихся в медитации: это были психиатры, психологи, социальные работники, медицинские сестры и санитары психиатрической службы и прочие сотрудники. Они ухаживали за пациентами и часто управляли ими, пользуясь антипсихотическими средствами; такие работники действуют исходя из страха, опасаясь энергий, скрытых внутри пациентов и внутри самих себя.

Как будто немногие из обслуживающего персонала обладали знанием из первых рук, т. е. познанием в собственной душевной жизни тех могучих сил, с которыми встречаются их пациенты; однако эта способность смело смотреть в лицо собственной жадности, собственной ничтожности, ярости, паранойе и напыщенности и открыть за ними мудрость и бесстрашие – сама она представляла собой весьма основательный урок медитации. Весь штат мог бы извлечь большую пользу из практики медитации, которая представляет собой способ прямо увидеть внутри самих себя те психические силы, которые развязаны у их пациентов. Из практики они могли бы вынести новое понимание и сочувствие к своей работе и к своим подопечным.

Необходимость включить духовную жизнь в уход за больными и в их лечение начинает получать признание и среди профессионалов психиатрии. Осознание необходимости интегрирования духовного зрения распространилось также и на такие области, как политика, экономика и экология. Однако для того, чтобы оказаться благодетельной, духовность должна основываться на личном переживании. Для читателя, желающего учиться на личном опыте, главы этой книги предлагают целую серию традиционных практических методик и современных медитаций. Упражнения представляют собой способы непосредственной работы с предлагаемыми здесь учениями, способы глубокого вхождения в собственное тело и в сердце в качестве средства духовной практики. Сущность представленных здесь медитаций взята из традиций буддизма тхеравады, распространённого в Юго-Восточной Азии. Такова практика медитации прозрения, называемая также сердцем буддийской медитации; она предлагает систематическое воспитание и пробуждение тела, сердца и ума, неразрывно слитых с окружающим нас миром. Именно этой традиции я следовал в своём учительстве многие годы, именно это центральное учение формирует основу почти всех видов буддийской практики в целом мире.

В то время как эта книга будет опираться на мой опыт в буддийской традиции, я полагаю, что принципы духовной практики, которых она касается, универсальны. Первая половина знакомит читателя с почвой целостной духовной жизни – со способами практики, общими опасностями, с техническими приёмами, предназначенными для наших неприятностей и затруднений, а также с некоторыми буддийскими картами духовных состояний человеческого сознания; здесь объясняется, как эти необычные переживания можно обосновать с помощью здравого смысла. Вторая половина книги скажет более прямо об интеграции этой практики в нашу современную жизнь, предложит вниманию читателя такие предметы, как взаимозависимость и сострадание, возведение перегородок и психотерапия, медитация, преимущества и затруднения встреч с духовными учителями. Мы закончим книгу общим взглядом на духовную зрелость – на созревание мудрости и сострадания, на лёгкость и радость, которые эта зрелость вносит в нашу жизнь.

Начиная книгу, я обратил особое внимание на собственное личное путешествие, потому что величайший усвоенный мной урок состоит в том, что для осуществления в нашей духовной жизни универсальное должно быть неразрывно связано с личным. Мы – люди, и человеческие врата к священному – это наши собственные тело, сердце и ум, история, из которой мы пришли, и самые, тесные взаимоотношения и обстоятельства нашей жизни. Если не здесь, где же ещё могли бы мы сохранить живыми сострадание, справедливость и освобождение?