Константин Скурат - Великие учителя церкви Страница 10

В противовес лжеучению евхитов святитель утверждает, что здесь, на земле, полная свобода от греха и полное бесстрастие недостижимы. "Баня святыни (то есть Крещения. — К С), — говорит он, — снимает с нас нечистоту, проистекающую от греха, но двойственность хотения нашего и теперь не изменяется в нас, и даже не препятствует демонам вести брань с нами или подсказывать обольстительные слова" [1, с. 435]. В земных условиях для человека возможно, да и должно, бороться со злой силой и, с Божьей помощью, побеждать ее. "Бесстрастие значит не то, чтобы не быть боримым демонами, потому что иначе мы должны, по Апостолу, выйти из мира (1 Кор. 5, 10), но то, чтобы боримые ими оставались непреоборимыми. Ибо и вооруженные воины бывают поражаемы стрелами от противников, и слышат не только свист стрел, но и видят эти самые посылаемые против них почти все стрелы, однако не поражаются по причине твердости воинских одежд, но они, будучи покрываемы железом во время брани, обладают непобедимостью. Мы же, вооруженные всеоружием Святого Света и спасительным шлемом (Еф. 6, 16–17), посредством всех добрых дел рассечем темные фланги демонов. Ибо не только то, чтобы более не делать зла, уже приносит чистоту, но чтобы и попечением о добре совершенно уничтожить зло" [1, с. 513–516].

Ряд других критических высказываний, направленных блаженным Диадохом в обличение евхитов, содержится в семьдесят шестой — восемьдесят девятой главах [1, с. 404–475] его "Слова аскетического".

Имя блаженного Диадоха с полным правом может быть поставлено рядом с именами вселенских святых отцов и учителей Церкви, как-то: Афанасия Великого, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Кирилла Иерусалимского… В своих творениях он выступает как свидетель и выразитель отеческого Предания. Его суждения вписываются яркими страницами в святоотеческое богословие. Одновременно в его наставлениях присутствует и авторское творчество.

Фотикийский святитель рассматривает и догматические истины и темы нравственного порядка. Догматика и аскетика тесно связываются в его миросозерцании: первое служит основанием для второго и, наоборот, второе предполагает первое.

Освещая подвижническую жизнь, святой отец уделяет должное внимание активности христианина и вместе с тем подчеркивает необходимость шествия по пути спасения помощи Божией, действия благодати Божией.

Богословие блаженный Диадоха православное, глубокое, назидательное. Оно учит правильно верить и спасительно жить, потому и ценно. Его надо изучать, а изучив, применять в своей жизни.

Преподобный авва Дорофей — "достославный в отцах"

"Истинно хвалить сочинения и дела блаженного поистине и благодостойного отца нашего, дару Божию тезоименитого, значит хвалить добродетель, любить Бога и заботиться об истинной жизни…"

"Сей милосердый и сострадательный отец, поистине достойный учить и просвещать души, великий в разуме и величайший в простоте… в благоговении… в смирении…".

"Необходимо читать книгу аввы Дорофея и знать ее, как солдат знает пункты военной службы. Без сего нет утверждения в духовной жизни".

Творения преподобного аввы Дорофея были написаны на греческом языке. В 1770 году их издали ограниченным тиражом в Венеции, где находилась греческая колония. В ХIХ в. c этого издания был сделан перевод на русский язык. При работе над ним было проведено тщательное сличение текста с переводом на славянский язык, осуществленным еще в начале XVII столетия и изданным в Киево-Печерской лавре.

Древнейшее упоминание о пользовании творениями святого аввы Дорофея на Руси находится у митрополита Московского (Киевского) и всея Руси Киприана (1376–1406). В своем послании к игумену Высоцкого монастыря Афанасию святитель пишет: "Евангелие толковое в церкви чести, а на трапезе чтут Патерик и святого Ефрема, и святого Дорофея" [15]. Русский перевод отличается ясностью, доступностью, вразумительностью, что свойственно и самим поучениям преподобного аввы.

Святой Феодор Студит († 826), рассуждая о чистоте писаний великого подвижника и учителя, свидетельствует: "Приемлю всякую Богодухновенную книгу Ветхого и Нового Завета, а вместе и жития, и священные писания святых отцов, учителей и подвижников… преподобных Марка, Исаию, Варсануфия, Дорофея и Исихия… В их учении я не нашел никакого заблуждения, напротив, нашел великую душевную пользу" [16].

Другой древний писатель — Нил — в своем предисловии к греческому тексту (соответственно и славянскому переводу) творений святого аввы, именует преподобного "блаженным и достославным в отцах" [с. XI].

Житие

"Я желал бы иметь достойную силу слова и мысли, чтобы сподобиться изложить по порядку и святое житие его, на общую пользу, в очевидный пример добродетели, показав, как он шел тесным и вместе пространным, преславным и блаженным оным путем".

Хотя трудно найти такого православного христианина, который бы не слышал о преподобном авве Дорофее — великом подвижнике-учителе, тем не менее сведений о его жизни сохранилось немного. Основное, что известно о нем, извлечено из его же творений. Благо, преподобный в своих поучениях не-однократно вспоминает случившееся с ним на его подвижническом пути.

Жил преподобный в конце VI и начале VII веков. Определяют год его кончины — 620-й. Родом он был из окрестностей Аскалона (в Палестине). О своем обучении преподобный рассказывает: "Когда я обучался светским наукам, мне казалось это сначала весьма тягостным, и когда я приходил взять книгу, я был в таком же положении, как человек, идущий прикоснуться к зверю. Когда же я продолжал понуждать себя, Бог помог мне, и прилежание обратилось мне в такой навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел или что пил" [с. 115]. Теперь он так полюбил книгу, что не расставался с ней: брал с собой даже в постель; просыпаясь, "тотчас вскакивал для того, чтобы продолжать чтение" [с. 115, 116].

Знание опытное святой Дорофей получил от общения с великими старцами, которыми тогда славился Восток. Поступив в киновийный монастырь аввы Серида (близ Газы — в Палестине), он полностью вверил себя в послушание двум старцам — Варсанофию Великому и Иоанну Пророку (назван так за полученный от Бога дар прозорливости). "Я, — вспоминает преподобный Дорофей, — открывал все свои помыслы старцу авве Иоанну и никогда не решался сделать что-либо без его совета. И иногда говорил мне помысл: "Не то же ли самое скажет тебе старец? Зачем ты хочешь беспокоить его?" А я отвечал помыслу: "Анафема тебе и рассуждению твоему, и разуму твоему, и ведению твоему, ибо что ты знаешь, то знаешь от демонов". Итак, я шел вопрошать старца. И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысл говорил мне: "Ну что же? Видишь, это то самое, что я говорил тебе: не напрасно ли беспокоил ты старца?" И я отвечал помыслу: "Теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого; твое же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного устроения души". Итак, никогда не попускал я себе повиноваться своему помыслу, не вопросив старца" [с. 75].

В монастыре преподобному было назначено послушание принимать странников. Нести это послушание было весьма трудно, так как приходили странники часто — и днем и ночью. "А у меня, — говорит он, — незадолго перед тем была сильная болезнь" [с. 130].

Невзирая на эти трудности, святой нес послушание безукоризненно, безотказно. "И поверьте мне, братия, — смиренно сообщает он, — что я был в великом покое, в полном беспечалии" [с. 75]. Лишь однажды напала на него "великая и нестерпимая скорбь" [с. 76]. Исходила она от демонского коварства. И ее, с Божией помощью, преподобный преодолел. Как сам рассказывает, в эти минуты он особенно усердно просил Бога прийти на помощь. И вдруг, заглянув в церковь, он увидел там некоего мужа, "по виду — епископа, который нес как бы Святые Дары и входил в святой алтарь". Епископ подошел к нему и, прикоснувшись к его груди своими перстами, трижды повторил: Терпя потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою: и возведе мя от рова страстей и от брения тины: и постави на камени нозе мои, исправи стопы моя, и вложи во уста моя песнь нову, пение Богу нашему (Пс. 39, 2, 3, 4)". После этого тотчас водворились в его сердце свет и радость. "С того времени, по милости Божией, — заключает святой Авва, — я не ощущал уже, чтобы беспокоили меня скорбь или страх" [с. 76, 77].