Преподобный старец Верховский - Творения Страница 10

Сколько же оживительно по долгому времени ядение от скудного брашна однородного и потом — вкусить иное! Сие мы на опыте познали, когда от принесенного нам лука вкусили: он столь показался вкусным и приятным нам, что даже по­чувствовали великое в себе оживление и силу, чему много удивлялись. Но и сие умолчать неправедно, которое явствует некое таинственно бываемое особенным благоволением Божиим, ибо столь усладительно покажется простое брашно, что думается точно прелагаться ему в иное качество, не свойственное ему, которое ощущали не только там живя в скудости, но и чрез все вре­мя жития нашего в пустынных пределах: никогда не ели, чтоб не чувствовать отличной, особенной некоей или многой приятности во всех наших брашнах, хотя иногда бывало и самое суровейшее и скудное представляемо, чему мы многократ­но с удивлением друг ко другу говорили, что даже на пиршестве в богатых домах такая не обретается усладительная снедь! И так рассуждая в беседах наших между собою, как будто начнем сомневаться о своем спасении, сказывали: «За что нам чаяти от Бога по смерти воздаяния, ежели в сей жизни столь облагодетельствованы о Его благости? Ибо зрим себя во всяком спокойствии и услаждении, мирным духом радуемся, от всего будучи свободны; и в таковом находимся устроении, что не потребно нам и доброе одеяние, ибо сие рубищное удовлетворяет нужду нашу; даже не желательно усладительных брашен, ибо сии простые и самородные пустынные снеди как бы прелагаются в лучшие, а ощущаем в них вкус наиприятнейший. А чуднее всего, за что едва не все живущие на свете сем люди страждут, трудятся, усиливаются и всякие хитрости и средства изобретают, во дни и в ночи не давая себе покоя, старающиеся о добытии себе богатства, денег, но нам те­перь, в пустыне живущим, отнюдь не потребны и не надобны, но если бы и были, то более бы отягощались оными; над всем же сим от знаемых только есть почитаемы, что всякий хри­столюбивой человек усердно готов нужды наши выполнять; блаженнее же паче всего, что мы между собою Таким духовным дружелюбием, единодушием и неразномыслием связаны о Христе настолько, что всякий совет бывает у нас не различен и послушание охотнейшее с уважением между нами водружено выполняется. К тому же нет в пустынном пребывании нашем такого, что бы возбраняло или отвлекало от богослужения, и нет, что бы удерживало или мешало заниматься чтением Святого Писания и питаться углублением в богомыслии. Но еще всякий случай и вещь как бы понуждает и заставляет к Богу простираться, видя себя окруженным дремучим лесом, только к небу чистейший и незагражденный показывается взор, означающий чтобы сподобиться переселиться в тамошнее блаженство. Еще глас птиц поющих возбуждает, чтобы вместе с ними и от нас славословие Творцу Богу приносится. Всякий случай, всякая вещь, одним словом, все зримое и слышимое восставляет на размышление о всемогуществе, премудрости и благости Божией! Как всему созданному во всей твари даровал свойственное довольствие, успокоение и увеселение, ибо если б не было все сотворенное совершенно удовольствованно, то бы не было и успокоено и никогда бы не увеселились, но вместо сего видим: древеса и всякое произра­стение от удовольствования и успокоения растут, зеленеют, цветут и даже от избытка довольства и плоды произрастают; также равно и звери, и скоты, и птицы, и всякое животное ме­жду свойственными себе любуются, утешаются и распложаются, и от удовольствия многого всякое оживотворенное по естеству своему как бы благодарение гласом своим гласит к Богу, сотворшему их, а от всего ясно видится благосердный Промысл Божий, проливающийся на всю тварь. Если же земля Божиею мудростью и Его благоволением таким существом удобрена, что всю тварь довольствует, сама родит древеса и травы, и сама влажностью и тучностью своею растит, украшает и цвести заставляет; зверям же и птицам и всем жизненным и одушевленным и всему роду человеческому издает всем приличествуя на потребу, и жилища, и пищу, и даже неведающим Бога и заблуждающимся в благочестии, но еще и развращенным и досаждающим Богу».

И от такого умозрительного рассуждения привлачится душа к Самому Создателю Богу, размышляя в себе: «Если Господь Бог земли и прочим стихиям дал такое существо, довлеющее всем до довольства, даже и с преизлишеством, то чего Сам Господь Бог не дарует Своим рабом, единому Ему издавшим себя и тщащимся об угождении Ему? Ежели же уже Сам Бог Отец Свое сердце, то есть Господа Бога и Спаса на­шего Иисуса Христа отпустил за нас грешных на такое лютое и горестное мучение и на поносную смерть, то уже как усомниться можно, чтоб не помиловал всех кающихся грешников и к Нему простирающихся и не даровал бы им вечного небесного жития? А посему и нам грешным почто отчаиваться в Божием к нам милосердии? Только постараемся просить Его, теперешнюю нашу свободу и беспрепятственность помог бы нам чрез всю нашу жизнь удержать и проводить в упражнении богоугодном». Ибо от таких размышлений делается душа от всего созданного отдаленна, как несвойственного ей, ко всем вещам пристрастие увядает, всякие прихотные желания, как уже умерщвленные, зрятся непривлекательными и не­действенными, но все денно-нощное время объемлется и проходит в саморождающихся в размышлениях привлекательных к Богу, и чем больше в таких размышлениях уг­лубляется, тем более прозябают и умножаются рассуждения, и самые оные размышления умно рассматривая, больше и больше распаляют и влекут в любовь и желание к единому Богу! И заставляют опасно назирать себя и блюсти от всего развлекательного умную тишину, и даже восхитительным чувствием объемлемы бывали, и такое познавая и разглагольствуя, на поощрение сами себе говоря: «Нужно и нам хранить себя, чтоб не отвлачить нам ума своего суетного излишественностью от Бога, постараемся только самонужнейшее за нужду тела нашего промышлять».

И такими между собою утвердительными разглагольствиями вразумляя друг друга, познаем, сколь от народа уда­ленное и уединенное пустынное житие спомоществует к нестяжанию и бесстрастию, и к тому же еще ясно видя, что все бываемое на сем свете есть преходящее, тленное и неудержимо, даже мы сами люди — не сего света жители.

От такого познания совершенно вконец иногда чувствует­ся в душе умертвие ко всему, что есть на сем свете, а иногда печалью объемлется сердце, что доселе не разумели, какое о Бозе живущим в пустыне дается радостно-печальное житие и просвещение в размышлениях, ибо иногда бывает совокупное действо в душе: радуется духом, что сподобилась успокоено беспрепятственно и не отвлеченно единому Богу жить, а печаль поражает неизвестностью о прощении своих грехов. И по таких разговорах и рассуждениях доходим и до угодников Божиих, что не дивно, если они о всех миролюбцах рыдательно плакали, видя их так неотторжно пристрастных к этому свету, с ним же неминуемо надобно расстаться и все на­житое и обладаемое оставить, но не хотят, хотя и упремудрены разумением своим так, что даже высокие и тонкие рассуждения и понятия имеют, не хотяя вседушно простреть к Богу.

И так по таких разглагольствиях еще друг друга подкрепляя охраняли себя Божиею помощью от всего излишественного, дабы занятием суетным по подобию мирян не затмить к Богу своего желания. И так когда сойдемся вместе, тогда от всего сердца любовно друг о друг радуемся и ликуем; такую же любовь, возросшую между нами, можно и праведно при­писать силе, действию пустынному, ибо двое мы только живущие, как бы естественно привлекались быть один другому откровенны, и друг друга поощряли к богоугождению и укрепляли в бываемых искушениях и охраняли друг друга, как свою жизнь, того ради истинною любовью друг ко другу о Бозе пла­менели, ибо почти во всех разглагольствованиях Старца всегда слышал от него: «Как бы подвигнуться, чтобы хоть мало сподобиться по подобию святых отцов пустынножителей Богу послужить?» И поистине видел я в Старце моем испол­нение оного поемого антифона: «Пустынным непрестанное боже­ственное желание бывает, мира сущим суетного кроме...» (1 ст.1 гл.) Но как возможно в точности описать все оные внутренние духов­ный чувства такие, которые во извещении так в себе утвердительно чувствуются и разумеются, что никакое благополучнейшее царствование не порадует так и не успокоит, как пустынное житие, ибо не видя, не слыша и не разглагольствуя, но в совершенном мире и спокойствии находится и естественно вземлется весь ум к единому Богу, а чрез то, по слову святого Исаака: «Святии наши отцы, от благодати умудрившиеся, облекшись в нестяжание и ушли в пустыню, и если б когда пришло им ослабеть, но удалением от селений мирских и лишением вещей, подвигающих страсти, удобно побеждают свои страсти, того ради ищущим и домогающимся умной чистоты большего безмолвия желается, так что отнюдь не хотели никаких посетителей, а особенно которые суетные и светские, и не­полезные повествования приносят».