Дервас Читти - Дервас Читти Град Пустыня Страница 11

В этом районе «гора» поднимается не более чем на четыре метра над уровнем моря, а «темь» поднимается еще метра на три. В двенадцати милях южнее селения, сразу же за каналом Нубарийя, пустынная земля поднимается до одиннадцати или даже до пятнадцати метров. Здесь, как это видно на километровой карте, с востока на запад примерно на шесть миль тянется ряд так называемых «замков» (Qusur) КасрэльВахейди, КасрэльРубайят и так далее. Карта ничего не сообщает о природе этих объектов. Однако словом «каср» (qasr) нередко называют некие каменные строения, к которым, возможно, относились и кельи; у меня есть все основания предполагать, что при более внимательном рассмотрении они действительно окажутся Келлиями анахоретов, находящимися в двенадцати милях от Нитрии и, как мы уже говорили, стоящими поодаль друг от друга. Настоящая пустыня начинается только здесь.

(При беглом знакомстве с этим районом господин Антуан Гийомон в марте 1964 года обнаружил серьезные свидетельства в пользу этого предположения, которые, как хочется надеяться, будут подтверждены и результатами раскопок. См. A. Guillaumont, Le site des 'Cellia', Revue Archeologique, 1964, torn. II (JulySeptember), pp. 4350).

В Нитрии аскеты могли жить поодиночке, парами или группами. Мы черпаем свои сведения из источников, написанных только через полстолетия (это Палладий и Historia Monachorum);[214] однако то, что они сообщают нам, вероятно, приложимо и к тому времени, когда монахов здесь было сравнительно немного. Руфин в своей «Церковной истории» [215]сообщает (речь идет примерно о 373 годе), что здесь находилось не менее трех тысяч монашествующих. Через двадцать лет Палладий говорит уже о пяти тысячах монахов. Согласно Historia Monachorum они занимали около пятидесяти «обителей» (μονού) разных размеров, в которых могли жить как двоетрое, так и несколько сотен монахов. Так, в палладиевом «Диалоге о жизни святого Иоанна Златоустого» (Dialogus de Vita Sancti Joannis Chrysostomi) мы читаем об обителях с 210 и со 150 монахами.'[216] Здесь уже не могло идти и речи о том, чтобы жить на «расстоянии крика» друг от друга. Если бы в девятом часу вы оказались в центре [Келлий], вы услышали бы пение псалмов, доносящееся изо всех обителей и решили бы, что находитесь в Раю. Здесь, в центре, находилась единственная «экклесия» это слово так же как и в Сирии, повидимому, обозначало всю совокупность церковнообщинных строений, а не одно только место богослужения (которое Афанасий называет κυριακόν, откуда происходит и наше «церковь»). По всей видимости, по субботам и воскресеньям на общее богослужение и общую трапезу сюда сходились все монахи. За оградой стояли три пальмы, с которых свисали плети для наказания провинившихся монахов, грабителей и какихто иных нарушителей. Семь пекарен обеспечивали хлебом как Нитрию, так и Келлий. Здесь же находился и странноприимный дом, в котором страннику дозволялось неделю жить «без дела», после чего он получал работу в саду, в пекарне или на поварне; грамотным давали читать книги и оставляли их в одиночестве до полудня. Странники порою проводили здесь по дватри года. На Нитрийской горе существовали свои врачи и пирожники (pastrycooks πλακουντάριοι в русском переводе «Лавсаика» «аптекари» прим. пер.), здесь употреблялось и продавалось вино — вещь немыслимая для тавеннисиотов.[217] Помимо традиционного для монастырей производства канатов здесь занимались и льном, что в очередной раз напоминает нам о близости этих мест к плодородным землям Дельты (так, в ВадиэльНатрун подобное занятие было бы невозможным). Этим же ремеслом, скорее всего, занимались и в тавеннисиотской общине: Аммон рассказывает о доме в Пбоу, в котором жило двадцать два ткача.[218]

Как Антоний, так и Пахомий избежали рукоположения. Нитрия же имела свое собственное священство с очень раннего времени. Памво, хотя, по меньшей мере, в одной истории он изображается неграмотным,[219] вероятно, стал священнослужителем еще до 340 года.[220] Относящееся примерно к 356 году послание Феодора Тавеннисиотского адресовано «Моим возлюбленным братиям, пресвитерам, диаконам и монахам Нитрийской горы»;[221]«Послание Аммона», в котором оно представлено, приводит имена четырех священников: Памво, Пиора, Гераклида (вероятного, старшего над ними) и Агия.[222] Уже тогда мы имеем полный клир, возглавляемый коллегией пресвитеров. Во времена Палладия численность последних достигала уже восьми, и они образовывали нечто вроде совещательного совета, хотя служение Литургии, проповедь и отправление правосудия вверялись единственно старшему пресвитеру.[223]

Нитрийская гора всегда находилась в тесном контакте с епархиальным епископом Даманхура (Гермополь Парва), находившегося в десяти милях от обители. Драконтий, ставший епископом, скорее всего, в 353—4 году, сам являлся настоятелем монастыря (хотя мы и не знаем, где именно находилась его обитель); его же непосредственные преемники Исидор[224] и Диоскор[225] были известными нитрийскими монахами. Возведенный против собственной воли в епископский сан Драконтий начал свое служение с возвращения в монастырь и отказа от исполнения епископеких обязанностей (создается впечатление, что его монахи взяли с него соответствующее обещание еще до поставления Драконтия в епископы). В нашем распоряжении имеется послание Афанасия с достаточно резкими и в то же самое время дружескими увещеваниями,[226] где он убеждает Драконтия исполнить свой долг в отношении Церкви и приводит имена не менее семи епископов, которые были монахами — среди них великий Серапион Тмуисский, являвшийся прежде учеником Антония и ставший епископом до 339 года, и, вероятно, один из двух тавеннисиотских епископов, участвовавший в латопольском синоде 345 года.[227] Судя по всему, послание Афанасия возымело действие, ибо к моменту взятия его под стражу и высылки в 356 году Драконтий уже исполнял свои обязанности.[228]

С самого начала монахам, имевшим опыт киновийной жизни в Нитрии, была свойственна тенденция удаляться в Келлий и вести там отшельническую жизнь. Тенденция эта видимо противоречила идеалам Пахомия или Василия, считавших киновию пожизненным призванием. Это своего рода приготовление к тому, что мы видим в Палеетине в следующем столетии. Подобным духом исполнен и рассказ о разговоре Аммона и Антония, который представляется скорее не историческим эпизодом, но изъявлением названного столкновения идеалов. «Я несу большее бремя трудов, нежели ты, сказал Аммон. — Почему же твое имя меж людьми пользуется большею славой?» Антоний отвечал: «Потому что я больше люблю Бога».[229]

В Келлиях также была своя церковь и свой пресвитер, который, возможно, являлся членом нитрийского братетва. Однако мы не знаем, когда именно он там появился. Когда в «Послании Аммона» вскоре после 370 года говорится о «Исидоре, пресвитере отшельников Нитрийской горы», вполне возможно, что под ним разумеется пресвитер Келлий.[230] Мы определенно знаем только то, что именно так (пресвитер Келлий) именовался Макарий Александрийский.[231]

Макарий почил в 393 году в возрасте около ста лет.[232]Он принадлежал к самому первому поколению монашествующих, опыт которых отрезвлял их более молодых преемников. В миру, в бытность свою в Александрии, Макарий был торговцем лакомствами [τραγήματα πιπράσκων].[233]Обратившись в христианство в возрасте сорока лет,[234] он превосходил всех остальных своими аскетическими подвигами. Узнав, что тавеннисиоты не едят в четыредесятницу вареного, он семь лет не вкушал приготовленной на огне пищи.[235] Желая одолеть сон, он бодрствовал в течение двадцати дней, после чего уступил ему как требованию природы.[236] Както Макарий раздавил укусившего его комара и, раскаявшись в овладевших им мстительных чувствах, шесть месяцев провел нагим на скитском болоте, «где жили комары величиною с ос, которые прокусывали кожу даже у вепрей». Он вернулся в свою келью таким опухшим и изъеденным, что братия смогла узнать его только по голосу.[237] Желая показать, что он ни в чем не уступает тавеннисиотам, он пришел в их обитель в платье мирянина и попросил, чтобы его приняли в монахи. Убедив Пахомия в том, что почтенный возраст не станет для этого помехой, он настолько превзошел братию своей «бесплотной» жизнью, что тавеннисиоты пригрозили разойтись, если Пахомий не удалит его из обители. Узнав в старце Макария, Пахомий просил его удалиться и поблагодарил за преподанный братии урок.[238] Эта история, которая страдает известной противоречивостью, наглядно свидетельствует о том, что отношения Пахомия с учениками были далеко не безоблачными.[239] Пахомий умер в 346 году, и это означает, что имя Макария стало широко известно уже вскоре после его (Макария) обращения. Помимо прочего, можно предположить, что подобные истории повествуют о раннем периоде его аскезы, до Палладия же они дошли с известными преувеличениями. Следует заметить, что монахи усвоили и преподанный им урок, вследствие чего в обителях перестал поощряться чрезмерный аскетизм.