Ольга Гусакова - Хранители веры. О жизни Церкви в советское время Страница 11

Она была простой крестьянкой, однако я позволю себе сказать кое-что о ее «неграмотности»: по приезде из деревни в райцентр (город Каменка-Белинская) какое-то время мы жили при школе, где работал мой отец. Как-то он срочно понадобился директору. Телефоны тогда были редкостью, поэтому директор лично пожаловал в наше жилище. Дав указания отцу, он повернулся к выходу. Стена с входной дверью вся была увешана иконами, среди которых особо выделялся Господень Крест. Прославленный директор, награжденный орденом Ленина, увидев иконы, просто оторопел (шел 1937 год, объявленный безбожным). Оправившись от шока, он повернулся к отцу и строго спросил: «Что это?» Отец молчал. Мама же размеренным шагом с достоинством прошла мимо директора и, встав между стеной с иконами и директором, сказала: «Сергей Иванович (так его звали), вы что, забыли? Это – иконы и крест!» Произнесла это она столь убедительно, с таким достоинством, которого дотоле я в ней не замечал. После этих слов директор выскочил из квартиры как ошпаренный. Учитывая страшные атеистические годы, я поступок мамы расцениваю ныне как исповедничество. Потому и говорю, что формирование моей личности обходилось не без ее участия.

Однако решающую роль сыграла мама в одну из наших поездок в Пензу, что фактически изменило всю мою дальнейшую судьбу. Было это на Пасхальной седмице 1944 года. В Пензе, войдя в храм, мы были поражены неожиданностью – там служил архиерей епископ Кирилл (Поспелов) [51] . Облачен он был в изумительный саккос, который был повторением патриаршего саккоса – красного бархата, с золотом. Никогда не видел я ничего подобного. Потому молился я тогда не на иконостас и иконы, а на архиерея. Это-то и не ускользнуло от мамы. Епископ Кирилл обычай имел после службы всех до единого благословлять. Мама со мною подошла к архиерею под благословение и вдруг спросила: «Владыка! А не нужен ли вам мальчик?» (явное свидетельство ее знакомства с архиерейской службой). «Мальчики-то мне очень нужны, – сказал архиерей, – вот только не знаю, имею ли я право на то, чтобы они прислуживали мне на богослужении. Я узнаю и тогда скажу». Жили мы за восемьдесят километров от Пензы, посему наш следующий приезд в храм пришелся то ли на Преполовение Пятидесятницы, то ли еще на какой-то другой праздник, помню только, что было это еще на пасхальных днях. Подходим к архиерею; увидев нас, он говорит: «Где ж вы были? Я так вас искал!» Тут все и решилось. Владыка сразу же взял меня к себе келейником и назначил первым иподиаконом (чистая катастрофа!). Что понимал я в богослужении, придя «от сохи»?

– А отец ваш, Александр Михайлович, тоже был верующим?

– Отец мой был верующим, но ровно настолько, чтобы, садясь за стол, молиться, равно как и, вставая из-за стола, он молился. Мать-то крепко была воспитана в церковном духе. Отец же – крестьянин, потом рабочий, соответственно, и молился «по рабоче-крестьянски», не задаваясь вопросами, не мучаясь проблемами. Бога он чтил. Нечто неожиданное открыл я для себя в зрелом возрасте, и это поразило меня: я никогда не слышал от него никакой ругани. Самое крепкое его ругательство, которое в сердцах он мог произнести: «Волк бы тебя не ел!» В общем-то, весьма забавная ругань – даже волк должен гнушаться тобой! Другой ругани я от него никогда не слышал. Это не значит, что я выгораживаю его. Его я очень любил, но он меня, однако, не всегда гладил по головке. Иногда вваливал, но всегда за дело!

– То есть вы из крестьянской семьи?

– Да. Но потом, когда мы переехали из деревни в город, отец завхозом работал.

– Я знаю, что ваша супруга, Фаина Николаевна, из семьи священника.

– Да, отец Николай Георгиевич Титов был сельским священником в подмосковном селе Киясово под Каширой.

– Их семья подверглась преследованиям в советские годы?

– В 1930-е годы несколько раз приезжали из райцентра, чтобы отца Николая арестовать. Спас председатель Киясовского колхоза. При аресте обязательно должен был присутствовать представитель местной власти, в данном случае – председатель колхоза. Он же присутствовать при аресте наотрез отказался. «Не могу, – сказал он, – участвовать в аресте человека, у которого восемь человек детей, один другого меньше, они голодными останутся. Идите и забирайте. Я не пойду». Конечно, от него требовали присутствия и угрожали, но он проявил стойкость. Три раза приезжали с тем, чтобы священника арестовать, но так ни с чем и уезжали. Тяжелые моменты были и другого рода. Например, приедет с вечера машина (на которой, предполагается, отца Николая должны увезти), остановится перед окнами и освещает их, показывая, что за священником приехали. Супруга собирает ему вещи… Потрясения такого рода им приходилось переживать неоднократно. И все-таки его не взяли. Но потому только, что председатель колхоза порядочным и твердым оказался.

– Так он и служил всю жизнь в Киясове?

– Нет, в Киясове он прекратил служение. Требовали-то от него, чтобы он отказался от сана. Он же твердо заявил: «Этого я не сделаю. Я священник – и от сана не откажусь». Тогда потребовали отказаться от служения в киясовском храме. Здесь отец Николай, видимо, слабость проявил. «Отказываюсь, – написал, – служить в этом храме». После этого он уехал в Москву и устроился на работу. Во время войны, в 1943 году, его пригласили служить в село Среднее под Каширой. Храм небольшой, однако трехпрестольный. В церкви этой он прослужил до 1953 года, до конца своих дней.

– А когда архиерей решил вас при себе оставить и сказал об этом, у вас не возникло сомнений по этому поводу?

– В июле 1944 года владыка получил указ митрополита Ленинградского Алексия, Патриаршего Местоблюстителя, о своем переводе на Среднеазиатскую кафедру. Здесь-то владыка и предложил мне ехать с ним. У меня на этот счет даже раздумий не было. Наоборот, я необычайно обрадовался! Кроме ликования, в памяти моей больше не сохранилось ничего.

Все обстояло вот как: скончался Патриарх Сергий [52] . Местоблюститель Патриаршего престола Алексий (Симанский) [53] , будущий Патриарх, тут же перевел владыку Кирилла в Ташкент. А здесь, в Средней Азии, в пустыне между Джамбулом и Алма-Атой, ранее владыка провел в заключении ровно десять лет. Во время поездки в Алма-Ату он показал мне место своего заключения: на горизонте при взгляде из вагона видны были бараки, обнесенные колючей проволокой. Ни деревца, ни кустиков, только смотровые вышки, песок да палящие лучи среднеазиатского солнца. Это и была зона.

– Владыка Кирилл вам рассказывал, как его арестовали?

– Весьма скупо. Лично я обоснованно предполагаю, что причиной этому послужили его доблести – деятельность в пользу голодающих Поволжья. Вот как все было: во времена голода в Поволжье владыка (тогда протоиерей Леонид) был настоятелем собора в Саратове. Он развил такую бурную деятельность по сбору средств в пользу голодающих, что саратовские власти, увидев его необыкновенный пыл, сказали ему: «Делать тебе здесь нечего, направляем тебя в распоряжение Калинина» [54] . Приехав в Москву, протоиерей Леонид Поспелов сразу же отправился к Патриарху Тихону и сказал ему, что властями города Саратова он послан в распоряжение Калинина. Патриарх этому обрадовался: «Мы тоже, – сказал он, – делали сборы. Денег собрали много, передать же их голодающим не можем, связей с правительством у нас никаких нет. Теперь, надеюсь, в этом ты нам поможешь». Протоиерей Леонид Поспелов связался с властями, дали ему охрану и подводу, и, кажется, даже не одну, загрузили все собранное Патриархом и доставили в банк. Занявшись подсчетом, банк прекратил все прочие операции.

Калинин по достоинству оценил присланного в его распоряжение священника и дал ему новое поручение, сказав: «Делать тебе здесь нечего, деньги есть не будешь, поезжай на Украину, и все деньги, которые соберешь, обращай в хлеб». Отец Леонид отправился на Украину. Там выступал на заводах, фабриках, стадионах, в театрах… Везде его призыв помочь голодающим имел необыкновенный отклик. На собранные средства он покупал муку. С Украины будущий владыка привез тринадцать вагонов муки. Два вагона саратовские власти предоставили в его распоряжение. Хочется надеяться, что и остальные вагоны с хлебом дошли до голодающих.

В 1934 году протоиерей Леонид был арестован, причем осужден как враг народа (активные деятели Советам были не нужны). Арест его был специально подстроен. Один из алтарников, проводив его после службы до квартиры, прощаясь, сказал: «Отец Леонид, я вам интереснейшую книгу принес! Такую книгу!» – и положил ее (книгу эту) завернутой в газету на стол. Вся вина будущего архиерея в том только и состояла, что он на это как бы свое согласие дал, сказав: «Хорошо, посмотрю я ее». В том весь и парадокс, что отец Леонид даже не коснулся этой книги, даже не заглянул в нее. А вот после ухода алтарника сразу же нагрянули энкавэдэшники с обыском, нашли книгу лежащей на столе. За нее-то и дали ему десять лет. Осудили как врага народа.