Сборник - Антология восточно–христианской богословской мысли, Том II Страница 124

27. Пусть будет свидетелем истины и древности этого догматического учения и свидетель Христов, божественный и во всем мудрый Иустин. Он, опровергая языческие мнения, спрашивает: «Если бытием, а не волей Бог творит, как огонь жжет бытием, то как Он один и прост и единовиден, когда Он творец различных сущностей?»[1605] — и когда они отвечают, что «не нужно думать, что как в нас быть — одно, а хотеть — другое, так и в Боге; напротив, в Боге быть и хотеть является одним и тем же. Что Он есть, того Он и хочет, и что Он хочет, то Он и есть, и нет никакого различения в Боге, потому что Он не имеет Себе причины[1606]»[1607]. Когда они в этом признались, сей божественный муж встал и, сражаясь в союзе с учением Церкви, вот что им объяснил: «Если Бог имеет сущность для существования, а волю для творения, то тот, кто отвергает различность сущности и воли, тот отвергает и существование Бога и творение, ибо существование — это Его существование, а творение — творение не существующего»[1608]. И еще: «Сущность Бога не допускает не быть сущностью, а воля Бога допускает не хотеть. Например, Бог пожелал сотворить одно солнце, а второе солнце не пожелал сотворить, ибо, как для существующих вещей полезно, чтобы было одно солнце, так же не полезно, чтобы возникло второе солнце. Бог пожелал полезного, а не полезного не пожелал. И если это так, то сущность Божия одно, а воля Божия — другое»[1609]. И еще: «Воля есть или сущность или присуща сущности. Но если она сущность, то нет обладающего волей; а если она присуща сущности, то по необходимости они отличаются друг от друга: ибо сущее и присущее не то же самое»[1610]. Ты видишь, как этот божественный муж, ладя в точности с догматами благочестия, доказал многими доводами различие сущности и воли? И с кем в ряд себя поставят те, которые и теперь говорят противоположное, всяк человек в точности увидит. Но стоит послушать и то, что говорит об этом Златоглаголивый отец: «Пророки явно не только не знают сущность Божию, но и недоумевают о самой премудрости, какова она есть, притом, что не сущность от премудрости, а премудрость от сущности. И если они даже ее не могут постичь в точности, то сколь безумно считать, что можно подчинить саму сущность Божию своим собственным расчетам?»[1611]

59. И что смешнее или жалостнее, чем когда думают, что по своему намерению постигают и схватывают истину, а удерживают новое направление, и успешны разве в мудрствованиях, и удается им только дерзость, и меньше всего они движутся к цели. О безумие и сумасбродство! В ум им пришло то, что вообще против истины, которая сверх ума. Они надеются совлечь безвременную и вечную благодать Божию в творение, ту, которая и тварно сущее в причастии обоготворяет и таинственно словно похищает в неизреченную высоту. Воссиявший на горе [Фавор] недоступный свет, «природный луч Божества Слова», они ставят в ряд возникших вещей и воображают облечь его низкой и приземленной славой, и это сверхсущественно сущую славу и светлость сверхсущественной Троицы! И подлинного истины та–инника, тайноводителя и заступника, священного Паламу, человеколюбиво вступившего в опасный бой за истину и общее спасение, наделенного апостольскими дарованиями — пусть даже это не нравится тем, кто думает иначе, но как же еще, если он Христов раб? — принялись злословить и за что–то вообще отважились хаять, те, кто земное мыслят (Кол. 3, 2), рабы плоти и тьмы — сына света и благодати, столь великого в силе Слова и Духа. О, их ущербность, что столь они лишились ума, гак что не слышат ни того, что с ними произошло, ни что произошло с другими, когда лучше изо всех сил удержаться и осознать силу истины, на которую они попытались напасть, не наученные ни древними, ни новыми примерами, и окрылились суетными надеждами устроить, как они думали, переворот и низвержение благочестия и многое насилие над ним, но оно только еще ярче окажется и покажет более светлыми своих мужей — ибо таков смысл в таких случаях божественного Домостроительства. И когда уже достаточно было вторжений, ложь крепко была отражена, и природная сила истины была показана, упражнявшая любящих истину, чтобы они отразили лукавых и их зло удалили, и опыт в вере в последнем напряжении показали, и таким образом нечестие подверглось поголовному разгрому, и возглашена была отчетливо держава благочестия, чисто осиявающая светом истины души всех.

Неофит Момицилас. Защита паламизма и отношение к языческой философии (по монографии В. Калогеропулоса)[1612]

Среди «малых паламитов» — сторонников учения св. Григория Паламы, почти неизвестных русскому читателю, одно из заметных мест занимает монах Неофит Момицилас (Νεόφυτος Μομιτζΐλας). Известны несколько его прозвищ: προδρομηνός («монах монастыря Предтечи), и данное его врагами прозвище: βουλγαραλβανιτοβλάχος (блеющий болгарин–албанец); наверное, он получил его из–за своего происхождения.

Неофит был православным писателем, жившим около 1334/35— 1363 гг. К сожалению, нет достоверных сведений ни о его происхождении, ни о годах его жизни, ни о полученном им образовании. Хотя если о последнем судить по его сочинениям, то можно предположить, что он получил хорошее образование, включая знание естественных наук и философии. В своих сочинениях, в том числе и богословских, он часто и с большим уважением ссылается на философов, в частности на Аристотеля, Платона, Галена и Плотина. Судя по некоторым данным, он мог происходить из простой семьи и самостоятельно получить образование, но, возможно, он в действительности происходил из знатной семьи, в детстве получил хорошее образование, но впоследствии свое знатное происхождение скрывал.

Неофит стал монахом в Фессалониках около 1340–х гг., когда уже состоялся первый исихастский собор. В Фессалоники он прибыл, вероятно, из Македонии. Не исключено, что он принимал участие в этом соборе в качестве наблюдателя. Известно, что он был монахом в монастыре св. Петра в Константинополе в 1353 г. Главным его послушанием была работа переписчика, что может быть свидетельством его весьма высокого образования, т. к. это занятие требовало немалых знаний и усилий.

Неофит стал одним из защитников учения св. Григория Паламы. Его сочинение против Варлаама и Акиндина, отрывки из которого приводятся в настоящей «Антологию), было написано уже после появления основных полемических сочинений Паламы, и Неофит явно их использует.

Еще в Фессалониках Неофит проявил свой дар полемиста, написав сочинение против латинян. Это было время неоднократных попыток заключить унию, и Неофит явно откликнулся «на злобу дня». Если верно, что он был албанского происхождения, то, возможно, это был первый ан гилатинский трактат, написанный человеком «из глубинки». Несомненно, Неофит провел немало времени изучая Аристотеля. Его трактат против Варлаама и Акиндина изобилует цитатами и ссылками на Аристотеля[1613], аргументы из которого он считает особенно действенными в полемике с акинди–нистами, которые сами весьма сильно опирались на философов, и в первую очередь, на Аристотеля. Неофит, хотя и называет языческих философов врагами Писания, но в философских вопросах (в частности, в вопросе о различии сущности и энергии) вполне считает возможным опираться на них, наряду со ссылками на Св. Писание и святых отцов. Аргументация Неофита в полемике с Акиндином не отличается большой оригинальностью по сравнению с аргументацией самого Паламы и других видных паламитов. Однако постоянные ссылки на языческих философов и высокие похвалы в их адрес, которые встречаются в его трудах, — это интересное свидетельство того, что в паламитской среде с самого начала не было никакого чурания языческой философией.

Время и место его полемики с Варлаамом и Акиндином не может быть точно определено. Среди других сочинений Неофита следует упомянуть составленный им в 1353 г. «Сборник лекарственных трав», построенный по алфавитному порядку. Из этой датировки можно сделать вывод, что Неофит дожил до последнего исихаст–ского собора 1351 г. Вполне вероятно, что отцы этого собора могли быть знакомы с его трактатами против Варлаама и Акиндина и как–то принять их во внимание. От Неофита остался целый ряд сочинений, многие из которых до сих пор не изданы. Это, кроме богословских сочинений против латинян и антипаламитов, — сочинения по медицине, естествознанию, филологии и, что наиболее существенно в контексте темы «паламизм и философия», — сочинения чисто философские. К последним относятся комментарии к логическим трудам Аристотеля и Порфирия[1614].

Неофит Продромин (Момицилас) Слова против Варлаама и Акиндина (фрагменты) (пер. А. П. Крысякова)[1615]

Самого монаха Неофита решительное возражение Варлааму и Акиндину в том, что одно есть сущность, а другое — ее энергия у всякой вещи, пусть они и обладают бытием совместно