Тронд Берг Эриксен - Августин. Беспокойное сердце Страница 13

В 375 году Августин на короткое время возвратился из Карфагена в Тагасту, чтобы преподавать риторику в родном городе. Между ним и матерью сложились весьма напряженные отношения потому, что он выбрал в сожительницы женщину, не отвечавшую мечтам Моники о восхождении сына вверх по социальной лестнице, но главное; потому, что Августин присоединился к манихеям. На некоторое время она даже отказала ему от дома (Исп. Ill, 11). Августину пришлось поселиться у своего покровителя Романиана. Между тем Монике приснился удивительный сон, из которого явствовало, что Августин со временем станет истинным христианином. Он будет там же, где и ты — было сказано ей во сне (Исп. Ill, 11). Это помогло Монике примириться с Августином, не уронив своего достоинства. Ведь, живи он не дома, она не могла бы контролировать его поведения. Кроме того, у нее сохранялась возможность быть бабушкой Адеодату, которому тогда было три года. И твердость принципов, и хорошие отношения были спасены благодаря этому вовремя приснившемуся сну.

Живя в родном городе, Августин встретился со своим старым школьным другом, которого он пытался соблазнить манихейством (Исп. IV, 4). Но друг заболел и принял католическое крещение, несмотря на насмешки Августина над его «суеверием». Увидев реакцию Августина на. свое обращение в христианство, друг пригрозил, что порвет с ним всякие отношения. Потом друг умер. Между строчками этого рассказа мы читаем, что его смерть была большой утратой для Августина. И победой для религии его матери. Когда Августин потерял друга, он, по его словам, не находил себе места. «Стал я сам для себя великой загадкой (magna quaestio) и спрашивал душу свою, почему она печальна и почему так смущает меня, и не знала она, что ответить мне» (Исп. IV, 4).

На этом духовном ландшафте потом возникнут «Монологи». Августин как будто потерял частицу собственной души (Исп. IV, 5 и 7): «Повсюду со мной была моя растерзанная, окровавленная душа, и ей невтерпеж было со мной, а я не находил места, куда ее пристроить. Рощи с их прелестью, игры, пение, сады, дышавшие благоуханием, пышные пиры, ложе нег, самые книги и стихи — ничто не давало ей покоя… Куда мое сердце убежало бы от моего сердца? Куда убежал бы я от самого себя? Куда не пошел бы вслед за собой?» И Августин еще раз уехал из Тагасты в Карфаген, ему было тогда двадцать два года.

Моника закрыла для манихеев двери дома, где прошло детство Августина. Она сдалась только после того, как ей приснился сон, что Августин станет христианином. Этот поучительный переход от одной религии к другой не был столь уж большим. В богословии манихеев большую роль играли толкования на апостола Павла. Однако существовало и народное манихейство, особенно среди странствующих купцов, и оно было куда более фундаменталистским и менее умственным.

Для пророка Мани мир был своего рода аптекой, в которой очищался свет. Все, что существовало и случалось в мире, имело прямое отношение к защите святых частиц света. Весь kosmos был сценой для драмы, являвшей собой единое целое с драматическим путем каждого человека в отдельности к чистоте и ясности. Манихеи жили в системе метафор, к которым сами они относились, как к непреложной истине. Августин был жадный читатель и, помимо того, увлекался тогда книгами по астрономии и астрологии. Он думал, что в астрономических расчетах содержится истина, которую манихеи не смогли объяснить. Это заронило в него первые сомнения в манихействе, позже он разделил эти сомнения с теми, кто сделал сомнение своей философией, а именно со скептиками или с «академиками», как он их называл (Исп. V, 10; О пользе веры, 20). Здесь он тоже мог опираться на авторитет Цицерона.

Одновременно Августин встретил одного из гл авных теоретиков и защитников манихейства Фавста Милевского. Фавсттоже был африканец и владел искусством увлекать за собой массы. Однако Августина он не убедил (Исп. V, 3 и 6). В более позднем и отчасти автобиографическом письме к другу Гонорату (391) Августин описывает разочарование и растерянность, оставшиеся в нем после встречи с Фавстом (О пользе веры, 20). Он нашел, что Фавст — всего лишь малоосведомленный болтун. С теми, кто не мог состязаться с ним в красноречии и знаниях, Августин вел себя как заядлый сноб.

После дискуссии на встрече в 383 году Августин вышел из общины манихеев. Манихеи объявляли свою религию выбором разума, но именно разум Августина не нашел у них удовлетворения. Теперь он понял, что истину, которой не мог постичь манихейский разум, ему может предложить только христианская вера. Понятие веры, из которого исходит Августин, не является абсолютным противоречием разуму. Верить, говорит он позднее, это «мыслить с убеждением»: cum assensione cogitare (О предопр. свят. 2,5). В вере нет ничего неразумного. Напротив, мы всегда можем полагаться на слова других. Все знания состоят из того, до чего мы дошли сами или слышали от других.

Мы должны верить другим, но это не то же самое, что верить в них. Мы верим им, когда полагаем, что они говорят правду. Но мы верим только в то, что мы любим (Гал. 5, 6). Поэтому решающие знания зависят от удостоверения веры (Ис. 7, 9; Мф. 7, 7). Вера ищет, но разум находит (О Троице, XV, 2). Понимание — это «награда веры»: тегces fidei (Рассужд. на Еванг. от Иоан. 29,6). Больше всего Августин стремился избежать противоречия между верой и знанием. Третьим элементом здесь выступает любовь, которая, впрочем, выделялась также и платониками (О граде Бож. VIII, 8). Счастлив тот, кто может наслаждаться Богом, которого любит. Именно любовь заставляет веру открыться для знания и поддерживает знания, питающиеся верой (Письма, 120, 3).

Августин долго считал, что посвящение в манихейство приведет его к новым и более глубоким знаниям. Он полагал, что все, чему он научился до сих пор, лишь предворяет те истины, которые потом должны перед ним раскрыться в гностическом единстве (О блаж. жизни, 4). Однако ему не нравилось, что манихейство считало себя универсальным решением, а потому лишалось каких–либо возможностей для развития. Труд, саморазвитие и рост личности были для Августина важной частью смысла жизни. Поэтому вместо манихейства он обратился к неоплатоникам и Плотину, не сочтя при этом, что такой поворот означал личный разрыв с манихеями. Потребовалось довольно много времени, чтобы он обнаружил, как велика на деле разница между этими двумя мировоззрениями.

Встреча с Фавстом Милевским должна была ответить на скептические вопросы Августина, алчущего истины. Но после того как Августин обнаружил, что Фавст вообще не отвечает за свои слова (Исп. V, 6), произошло внутреннее отчуждение между ним и этой гностической религией спасения. Однако, когда Августин наконец покинул Карфаген, чтобы искать счастья в Риме, этой мировой столице, его сторонниками по–прежнему были в основном манихеи. Чтобы покинуть Африку, ему пришлось обмануть Монику и тайно, под покровом ночи сесть на корабль (Исп. V 8). Августин должен был так или иначе вырваться из Карфагена, но и Моника была не из тех, кто легко сдается. Очень скоро она отправилась на поиски сына.

Августин всегда был окружен друзьями. Одаренные люди, разделявшие его энтузиазм, всегда поддерживали его. Многие из них жили в безбрачии, но Августин, как известно, рано оказался связанным отношениями со своей конкубиной (Исп. IV, 2). В те времена брак был серьезным юридическим делом и предусматривал принадлежность супругов к одному социальному классу. Вступление в брак было нелегким мероприятием. Поэтому конкубинат — сожительство с постоянной женщиной — получил широкое распространение. Однако в 385 году, когда Августин уже сам, а не только под нажимом Моники, понял, что сржительница мешает его дальнейшей карьере, он покинул ее, несмотря на то, что она была матерью его сына. С тех пор близкое окружение Августина состояло только из друзей–мужчин. Но это случилось позже, уже в Милане.

Глава 5. Учитель риторики завоевывает мир

Августин обладал блестящим талантом, и многие стремились заручиться его расположением. С его красноречием было почти невозможно проиграть какое–либо дело. В течение семи лет, проведенных в Карфагене, он обрел множество почитателей. У него было много студентов, которых он учил и наставлял не один год. Из ближайших друзей Августина нам известны имена Алипия, Лиценция, Небридия и Тригеция. Августин был «школьным учителем» Алипия—grammaticus—вТагасте, и потом они снова встретились в Карфагене, где Августин заставил Алипия отказаться от посещения жестоких и грубых цирковых представлений и вместе с ним примкнуть к манихеям. Впоследствии Алипий станет католическим епископом в Тагасте и в 411 году примет участие в большом соборе, на котором произошел разрыв с донатистами. Алипий «вырвался из этой глубокой ямы, куда с удовольствием влез, наслаждаясь собственным самоослеплением; мужественное самообладание встряхнуло его душу, и с нее слетела вся цирковая грязь» (Исп. VI, 7), напишет потом Августин. В те времена индустрия развлечений представляла собой для веры большую опасность, чем культ древних римских богов.