Фёдор Крашенинников - По тонкому льду Страница 13

Главное достижение того времени – на местных выборах начали формироваться новые региональные элиты. Не сверни Путин демократию на всех уровнях – глядишь, к нашему времени мы бы уже имели наконец-то новые элиты, новых губернаторов, развитые региональные политические системы.

Не вышло.

Почему же удалось все так быстро свернуть?

Потому что в начале 90-х, в том числе и после Уральской республики, федеральный центр затаил свой испуг и заложил под прописанный в Конституции 1993 года федерализм достаточное количество мин, чтоб в удобный момент легко его ликвидировать.

Региональные вольности и свободы, которых тогда действительно было гораздо больше, чем сейчас, по сути, были гарантированы только доброй волей Ельцина их уважать и не отменять. Но Ельцин уступил место Путину – и вдруг выяснилось, что никаких механизмов ослушания и сопротивления федеральному центру просто нет, как нет и региональных лидеров, готовых спорить с унитаристской политикой нового хозяина Кремля. Воспеваемая ельцинской пропагандой система сдержек и противовесов оказалась фикцией – ничто не могло сдержать антифедералистский и унитаристский курс нового президента.

Полусоветские и все еще крайне слабые местные элиты так и не поняли, что любые игры на стороне федерации закончатся триумфом федеральной бюрократии. Отказавшись от прямых выборов, губернаторы потеряли сразу все: из самостоятельных игроков, имеющих отдельную легитимность, они превратились в обычных чиновников, легитимных только благодаря президенту.

Федеральная власть в 1993 году увидела свою слабость и испугалась ее, а потому попыталась продемонстрировать силу по всем фронтам – расстрелом парламента в Москве и разгоном Уральской республики. Она пронесла этот страх через ельцинские годы, и воспитанный в нем Путин отомстил всем и за все. За 12 лет искоренено все, что проросло в 90-е, выкопано и вытоптано все, что было тогда посеяно.

Во всяком случае, так кажется власти. И так есть на самом деле.

Иллюзий быть не должно: сейчас мы в низшей точке антидемократического унитарного авторитарного государства – такого, каким оно вообще может быть в России в XXI веке.

Сила слов

Главное и единственно интересное, что осталось от всей истории 1993 года, – два слова, поставленных рядом: «Уральская республика». Словосочетание возникло – и с ним уже ничего не сделать, слова живут отдельной жизнью, и их не запретить, не упразднить указом президента.

Урал всегда был только географическим понятием, без особого политического смысла. Экономическим регионом – да, но бессловесным и несамостоятельным. «Урал – опорный край державы!» – вот и вся политика. Глубокий тыл империи, завод и немножко тюрьма. В бурном 1918 году мелькнуло и исчезло Уральское правительство, но тогда в каждой деревне было свое правительство. Более того, никакой Уральской области или Уральского края в России нет с 1934 года, есть только пресловутый аморфный Уральский федеральный округ.

И при всем при этом – призрак какой-то Уральской республики. Уральская республика живет своей отдельной жизнью – как бренд самой себя, как чистая идея без привязки к материи. О ней пишут писатели и журналисты, она, если вдуматься, один из главных политических брендов региона – при том, что официально сделано все, чтобы забыть этот краткий миг истории.

И вот что странно: чем больше уверений в стабильности и нерушимости, тем больше криков об угрозе распада России и нелепых попыток законодательно запретить любые дискуссии о ее будущем.

Кто угрожает-то? Если Россия едина и неделима – неужели какие-то дискуссии способны это единство уничтожить? Или вся эта истерика – предчувствие скорого конца, выраженное в рамках любимого дискурса федеральной власти – априорного обвинения во всех бедах и проблемах страны врагов, внутренних и внешних?

Они не могу понять, почему все сыплется, и не могут поверить, что сыплется все их стараниями и их бездарностью и воровством. Они кричат об угрозе развала, ищут врагов – и каждым своим новым криком и новым дурацким законом лишь делают кризис государственности все ближе и реальнее. При всех заклинаниях о стабильности и единстве, Россия двигается прямой дорогой к глобальному кризису государственности, который может оказаться серьезнее того, который был в начале 90-х.

Объяснение сложных социально-политических процессов простыми метафорами – порочный путь, но я все-таки позволю себе использовать популярную аналогию с маятником. Сейчас маятник российской государственности качнулся в сторону гиперцентрализма и абсолютной автократии – но это значит только то, что когда маятник двинется в обратный путь, в его конце будет достигнут новый максимум децентрализации, только и всего. И тогда Уральская республика, и не только она, может стать реальностью – внезапно, спустя много лет после того, как все вроде бы закончилось.

Не потому, что где-то в глубоком подполье сидят ужасные сепаратисты и готовят коварные планы отделения Урала, а в темных лесах ходят бородатые уральские партизаны. Нет у нас тут никаких сепаратистов и партизан, никто ничего не готовит и не ждет. Как никто никогда не думал в бывших советских республиках, что все случится так быстро и так скоро. Шеварднадзе, Алиев, Назарбаев, Каримов, Ниязов – неужели кто-то верит, что в советские времена, сидя на всевозможных совещаниях и заседаниях, они мечтали о том, что будут когда-то руководителями отдельных государств? Думаю, даже в Прибалтике только очень немногие верили, что что-то может измениться.

В условном 1983 году мысль о том, что в 1993 году Россия и Украина будут разными государствами, флагом России будет дореволюционный триколор, а гербом – двуглавый орел, показалась бы в лучшем случае оригинальной шуткой, а в худшем – признаком серьезного умственного расстройства. Большинство жителей РСФСР даже не знали, какой был флаг у России раньше, а двуглавый орел казался ничуть не более родным, чем герб Великобритании. Серьезно верить в то, что Украина будет суверенным государством, а над Киевом будет развеваться сине-желтый флаг, могли только люди с очень бурным воображением, причем живущие где-то в Канаде. Но прошло десять, двадцать, тридцать лет – и вот, извольте.

Теперь уже нам кажется, что все всегда так и было, и вот эта вот страна, которая нас окружает – с триколором, орлом, Путиным и Медведевым, – она такой и будет всегда. А «Уральская республика» – это название чего-то неуловимого, что то ли было, то ли не было, и рассуждать о ней сейчас – это как в советском 83-м году рассказывать о вступлении Эстонской ССР в НАТО и Евросоюз.

…Я написал этот текст только для того, чтоб вы задумались: а вы уверены, что через 30 лет Уральская республика не будет такой же банальной и очевидной реальностью, какой нам сейчас кажется герой России Рамзан Кадыров, депутаты Милонов и Мизулина и бесконечное путинское президентство?

Часть вторая

Политический дневник 2014—2015

1. Легальная оппозиция как оруэлловский туалет

Путинская Россия меняется гораздо быстрее, чем мы это осознаем или готовы себе в этом признаваться.

Мы называем знакомые вещи и явления привычными словами, не замечая, что их суть подменили, иногда попросту вывернув наизнанку.

Сразу вспоминается классический отрывок из Оруэлла: «Слово „свободный“ в новоязе осталось, но его можно было использовать лишь в таких высказываниях, как „свободные сапоги“, „туалет свободен“. Оно не употреблялось в старом значении „политически свободный“, „интеллектуально свободный“, поскольку свобода мысли и политическая свобода не существовали даже как понятия, а следовательно, не требовали обозначений».

Взять, например, слово «оппозиция» и все от него производные.

Любой российский оппозиционный политик на выборах в 2014 году – это политик, оппозиционный другому политику, и не более того. Естественно, оба политика (особенно если они оба еще и депутаты Государственной думы) горячо и полностью одобряют и поддерживают политику Владимира Путина. Никаких других вариантов не предусмотрено.

Продолжая эту логику: допущенная к выборам оппозиционная партия – это партия, которая оппозиционна другим партиям, но ни в коем случае не системе и уж точно не лично Путину. На выборах партии конкурируют между собой исключительно за количество депутатов, которые во вновь сформированных органах будут одобрять и поддерживать любые спущенные сверху идеи и предложения.

Те, кто не согласен играть по этим правилам, – к игре не допускаются.

Антипутинская оппозиция (по сути, оппозиция как таковая, в нормальном смысле слова) вообще выведена за скобки, о ней принято говорить в другой терминологии – «национал-предатели», «пятая колонна» и так далее.