Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 9) Страница 14

Эта последняя мера, впрочем, оказалась излишнею, потому что Борис при виде крестных ходов и особенно чудотворной Владимирской иконы Богоматери, уступая всеобщим неотступным мольбам, согласился наконец принять царство и чрез несколько дней торжественно въехал в Москву и вступил на престол. Патриарх разослал грамоты по всей России, чтобы по случаю восшествия на престол нового государя везде три дня сряду пелись молебны и происходил колокольный звон, а всем съехавшимся на земский Собор и участвовавшим в избрании Бориса предложил написать и утвердить своими подписями и печатями уложенную грамоту, в которой подробно было изложено, как совершалось это избрание и потом принесена была присяга избранному царю, и в заключение которой присовокупил: "Если же кто не захочет послушать сего соборного уложения и начнет молву чинить в людях, таковый, будет ли он священного сана, или из бояр, или иного какого-либо чина, по правилам св. отец и по соборному уложению нашего смирения да будет низвержен с своего чина и отлучен от Церкви и от причастия Св. Христовых Тайн". Все такие радения о воцарении Бориса Федоровича обошлись патриарху Иову очень недешево. Он сам сознается, что испытал тогда, именно со смерти царя Федора Ивановича до вступления на престол Бориса, "озлобление и клеветы, укоризны, рыдания ж и слезы", конечно, от людей, тайно противодействовавших ему и не желавших видеть царем Годунова.

Едва успел Борис занять царский престол, как пришла весть, что крымский хан Казы-Гирей поднимается на Москву с своею ордою. И Борис, собрав до 500000 войска на берегах Оки, отправился (2 мая) к нему в Серпухов, но потом пришла другая весть, что хан шлет своих послов, которые действительно и прибыли (29 июня) к Борису с просьбою о мире. В продолжение этого времени царь и патриарх писали друг другу послания. Царь извещал о своем походе и просил молитв, патриарх благодарил за известия и уверял, что молится непрестанно со всем освященным Собором. Эти послания, составленные, вероятно, дьяками, весьма скудны содержанием, зато богаты многословием и напыщенностию выражений. Патриарх величал Бориса "богоизбранным, в благочестии всея вселенныя в концех возсиявшим, наипаче же во царех пресветлейшим и высочайшим, православныя веры крепким и непреклонным истинным поборником" и подобное. А Борис бил челом Иову как "твердому столпу православия, архиерею богодухновенному, первопрестольнику всея Великия России и первому патриарху, великому господину и государю своему и отцу". При возвращении Бориса в Москву Иов устроил ему торжественную встречу и сказал речь, в которой, восхваляя труды и подвиги царя, выражался, что он одним вооружением своего воинства устрашил врага и без крови одержал над ним славную победу. А тотчас по окончании речи патриарх со всем освященным Собором и множеством народа повергся пред Борисом на землю, проливая радостные слезы.

Во время венчания Бориса на царство (3 сентября) он и патриарх обменялись речами. Борис, изложив кратко историю своего избрания, просил патриарха благословить, и помазать, и поставить, и венчать его на царство по древнему царскому чину. Патриарх, повторив другими словами ту же историю, отвечал Борису, что вот ныне он благодатию Пресвятого Духа помазуется от Бога, и поставляется, и венчается на Русское государство, и выражал помазуемому царю свои благожелания. Когда спустя два года по воцарении своем Годунов сделался крайне подозрительным и начал принимать всякие доносы и наветы на своих вельмож и бояр и подвергать их страшным преследованиям и когда многие, обращаясь к Иову, говорили ему: "Что отче святый, новотворимое сие видеши, а молчиши?" - тогда он, по свидетельству его биографа, терзался совестию и сердцем, но не мог ничего сделать, так как царь Борис был строптив и не хотел видеть обличника себе. Святейший только "день и нощь со слезами непрестанно в молитвах предстоял в церкви и в келье своей, непрестанно пел молебные пения собором с плачем и великим рыданием, также и народ с плачем молил, дабы престали от всякого зла дела, паче же от доводов и ябедничества, и бе ему непрестанные слезы и плач непостижимый".

Когда настало для Бориса тяжкое время, когда явился Лжедимитрий, патриарх употреблял с своей стороны все меры, чтобы поддержать власть законного государя. Димитрий прежде всего нашел себе покровителей в Польше, и Иов вместе с прочими архиереями писал (1604) к высшей раде Короны Польской и великого княжества Литовского, к арцибискупам, бискупам и всему духовенству, и удостоверял их в своей грамоте, что выдающий себя за царевича Димитрия - обманщик, бывший монах, диакон Григорий Отрепьев, и просил ему не верить; писал также к знаменитому воеводе киевскому князю Константину (Василию) Острожскому, лично знавшему Отрепьева, и во имя православия убеждал князя обличить обманщика и схватить, хотя обе эти грамоты не достигли своей цели. Из Польши самозванец с небольшою ратью вступил в пределы России, против него послано было царское войско; патриарх в это время пел в Москве молебны о даровании победы царю Борису, убеждал народ твердо помнить данную им присягу государю, с клятвою удостоверял всех, что царевич Димитрий углицкий давно скончался и погребен, что под его именем идет теперь на землю Русскую не кто другой, как известный ему вор, расстрига Гришка Отрепьев, рассылал об этом грамоты по всей Москве, писал в полки к боярам, воеводам, дворянам и ко всей рати и, наконец, в генваре 1605 г. разослал и сам непосредственно и чрез епархиальных архиереев грамоты по всей России. В грамотах патриарх извещал, что литовский король Сигизмунд преступил крестное целование и, признав беглого чернеца расстригу Гришку Отрепьева князем Димитрием углицким, отпустил с ним своих воевод и воинов в Русскую землю, желая в ней церкви Божии разорить, костелы латинские и лютеранские поставить, веру христианскую попрать и православных христиан в латинскую и люторскую ересь привести и погубить. Затем, описав довольно подробно похождения Лжедимитрия и сказав, что он сам уже уклонился в ересь и имеет намерение поругаться в России православной вере и устроить костелы латинские и люторские, патриарх давал приказ духовным лицам прочитать эту грамоту по всем церквам, ежедневно петь молебны, чтобы Бог не попустил литовским людям превратить Русскую землю в латинскую ересь и даровал победу царю Борису над самозванцем, и всенародно проклинать не только самого самозванца, изменника, еретика, отметника веры христианской, но и всех воровских его советников и государевых изменников, которые тому вору последуют, как преданы они уже вечному проклятию в Москве всем освященным Собором.

Царь Борис Федорович внезапно скончался (13 апреля 1605 г.), и патриарх вместе со всем освященным Собором и боярами, а за ними и все жители Москвы, все войско, вся Россия присягнули вдовствующей царице Марье Григорьевне и детям ее - царю Федору Борисовичу и царевне Ксении Борисовне и клялись не изменять им никогда, не приставать к вору, называющему себя царевичем Димитрием, и не хотеть его на Московское государство. Но скоро один за другим начали изменять бояре, потом изменило войско, изменили все жители Москвы: на Лобном месте они выслушали грамоту, присланную Лжедимитрием (1 июня), и признали его за истинного царевича Димитрия, несмотря на все прежние многократные и клятвенные удостоверения патриарха, что это самозванец. Услышав об измене москвитян от некоторых бояр, патриарх понял, что новые удостоверения и клятвы с его стороны были бы уже напрасны, и только плакал и молил бояр укротить возмутившийся народ. 3 июня отправлена была в Тулу от имени всех жителей Москвы повинная грамота к Лжедимитрию с известием, что они все присягнули ему и просят его пожаловать в свою столицу, но замечательно, отправлена была только с боярами, а не с митрополитами и архиепископами, как требовал Лжедимитрий в своей грамоте и как следовало бы, - знак, что патриарх тут вовсе не участвовал и все творилось без его согласия. Июня 10-го получена в Москве из Серпухова ответная грамота от Лжедимитрия, что он тогда только вступит в Москву, когда враги его будут истреблены до последнего. И вот тогда-то "множество народа царствующего града Москвы", как свидетельствует сам Иов, с оружием и дреколием вторглись в соборную церковь Успения Пресвятой Богородицы, где он священнодействовал, и, не дав ему окончить литургии, повлекли его из алтаря. Иов сам снял с себя панагию и, полагая ее пред Владимирскою иконою Богоматери, со слезами возопил: "О Пречистая Владычица Богородица! Сия панагия и сан святительский возложены на меня, недостойного, в Твоем храме, у Твоего чудотворного образа, и я, грешный, 19 лет правил слово истины, хранил целость православия, ныне же по грехам нашим, как видим, на православную веру наступает еретическая, молим Тебя, Пречистая, спаси и утверди молитвами Твоими православие". Молитва святителя еще более озлобила изменников, они с позором таскали его по церкви и потом повлекли к Лобному месту, которое скоро окружили толпы народа. Многие плакали и рыдали, видя такое смятение. Соборные клирики с воплем и криком выбежали из церкви и старались образумить тех, которые бесчестили и били патриарха сурово и бесчеловечно. Иные винили его за то, что "найяснейшаго царевича Димитрия растригою сказует". Иные кричали: "Богат, богат Иов патриарх, идем и разграбим его". И бросились на патриарший двор, и разграбили весь дом святителя и все имущество. Иов молил, чтобы его отпустили на обещание его в город Старицу, в Успенский монастырь, и клевреты самозванца с его согласия отправили туда на изгнание патриарха Иова в простой рясе чернеца на убогой телеге. И если Лжедимитрий в грамотах о восшествии своем на престол (от 6 и 11 июня) говорил пред Россиею, что и патриарх Иов, и все архиереи, и освященный Собор вместе с боярами и другими людьми узнали в нем прирожденного государя своего и били ему челом, то это была или намеренная ложь, чтобы сильнее подействовать на народные толпы, или, может быть, ненамеренная: самозванцу могли сказать прибывшие из Москвы с повинною грамотою, что и патриарх вместе со всеми присягнул ему, и самозванец мог легко поверить приятной вести, пока не узнал истины. По крайней мере в следующих своих грамотах о приведении всех жителей России к присяге (от 11 и 12 июня) Лжедимитрий говорил уже лишь о том, что на Москве и других городах ему целовали крест бояре и прочие, а о патриархе Иове и об архиереях вовсе не упомянул. Да и те многие москвичи, которые дерзнули напасть на своего первосвятителя в церкви во время его священнодействия и низвергнуть его с кафедры, без сомнения, не поступили бы так, если бы он был с ними единомысленным, т. е. вместе с ними признал нового государя и присягнул ему.