Дж. Мотиер - Послание к Филиппийцам Страница 15

Павел говорит нам об их зависти и любопрении (соперничестве — в современном русском переводе) и об их притворстве (ст. 15,17). Чему они завидовали? Почему они стали препятствовать Павлу (любопрение) и бороться ради себя (притворство)? Он не говорит. Здесь он так же сдержан в оценке грехов других людей, как в стихах 13—14 относительно своих страданий. Он не сообщает подробностей: любовь не злопамятна; она «не мыслит зла» (1 Кор. 13:5). Может быть, они завидовали великим дарам Павла или успеху его служения? Возможно, расстроились их планы, когда он прибыл в Рим и по справедливости стал апостольским центром тамошней церкви? Мы можем лишь строить догадки и делать предположения — не больше, поскольку Павел не делится сплетнями и слухами. Известно только, что они проповедывали истину о Христе так, чтобы выразить свою враждебность по отношению к Апостолу.

В молчании Павла есть великая благодать, как и великая мудрость. Если бы он сообщил нам подробности, мы, конечно, больше узнали бы о тогдашней церкви в Риме, но могли бы легко отстраниться от той ситуации. Павел, однако, обобщает, и сейчас, как и тогда, мы видим, что претендующие на любовь и проповедующие одного и того же Господа в то же время находят возможным делать язвительные замечания и намеки друг против друга и клеветать. Слишком легко решается новый проповедник утверждать свою собственную репутацию за счет предшественника. И сегодня наибольшее сожаление вызывают такие виды сектантства и деления на деноминации, когда пытаются утвердиться и обезопасить себя, опровергая других и предаваясь тому же духу зависти, соперничества и эгоизма, который отмечал Павел.

Но Павел не останавливается на этом: они проповедуют не чисто, потому что, ища славы Христовой в обращении грешников и наставлении святых, они в то же время помышляли увеличить тяжесть уз его (ст. 16). Еще раз обратите внимание на сдержанность Павла. Его поведение точно соответствует тексту из Послания Иакова (Иак. 1:26)! Его язык обуздан. Неужели его не задевало то, что они говорили? Конечно, задевало — он познал едкую горечь опасностей «между лжебратиями» (2 Кор. 11:26). Но он не стал много говорить о том, что они ему сделали, и поныне мы не можем с уверенностью сказать, что же это было.

Все, что мы знаем, — это то, что они совершили тяжкий грех проповедника — использовали кафедру для лукавых выпадов, завуалированных нападок и скрытых дискредитирующих намеков. И они попали в состояние духовного раздвоения. С одной стороны, они были проповедниками благовествования, призванными провозглашать самоотверженного, бескорыстного Христа, чьи стремления были направлены к вечному благу всех тех, ради спасения которых Он умер. С другой стороны, они лично тайно проповедовали совсем иную систему ценностей, через свой эгоизм, корысть и желание причинить вред тому, ради чьего спасения умер Христос. Они были двоедушными. Их общественная жизнь находилась в противоречии с личной, а их язык — с их мыслями.

Библия очень настойчиво предостерегает о духовной опасности такой двойной жизни, например, в Притчах есть совет: «Больше всего хранимого храни сердце твое; потому что из него источники жизни» (Прит. 4:23), а Павел велит римлянам отвергнуть не только телесные грехи, «не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству», но и грехи духовные — «ни ссорам и зависти», а также грехи разума, когда говорит: «Попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим. 13:12–14). И в своем Послании к Филиппийцам призывает их: «Имейте ту же любовь, будьте единодушны», «ничего не делайте по любопрению или по тщеславию» (Флп. 2:2 и далее). Но здесь он даже не задерживается, чтобы сделать предостережение. Он описывает то, что обнаружил, и лишь настолько, насколько это соответствует его цели. Задача Павла в этом случае состоит не в том, чтобы осудить недостойные привязанности его оппонентов или их лукавство, не в том, чтобы указать им путь к излечению от этого. Его цель скорее в том, чтобы показать, как должен вести себя христианин, столкнувшись с разделенной церковью: что можно проигнорировать, а что требует первоочередного внимания, к какому принципу апеллировать, а что не надо принимать в расчет.

Итак, мы идем дальше с Апостолом. Следующие стихи снова поднимают тему разобщенности и пороков, таких, как распри и корысть, которые как нарост на теле и свидетельстве церкви. Но сейчас мы должны посмотреть глазами Апостола на то, что очень напоминает современную ситуацию.

Церковь была разобщена изнутри. Существовали сторонники и противники Павла (ст. 15, 16). Он не описывает их; мы не знаем, как каждая из сторон вела себя по отношению к другой. Благодаря молчанию Павла, этот отрывок актуален не только в минувшей ситуации; здесь наиболее ясно освещаются вопросы огромной важности, актуальные и сегодня, и дается мудрый и простой подход к их решению.

Разделения в церкви характерны и для наших дней, взять ли индивидуальные разногласия и даже антагонизм внутри поместной церкви или быстрый рост деноминационных и других группировок. Снова вспоминая перечень грехов в Рим. 13:13, можно предположить, что немногие церкви сегодня сильно страдают от пьянства, сладострастия и распутства, но, к сожалению, многие из них дают приют ссорам и зависти. Действительно, мы слишком часто смиряемся с таким положением в церковной жизни. Соответственно, все мы выросли среди множества деноминаций; их названия стали частью нашего христианского словаря: я — это, он — то, она — другое. Сплетни — обычное явление. Наставляя филиппийцев, Павел помогает и нам на примере одной поместной церкви увидеть, перед чем мы стоим в местном и в мировом масштабе: две группы людей, каждая из них возвещает имя Христа, но они не едины, не могут ужиться друг с другом, разобщены.

Отрывок очень ясно говорит с нами о поведении на индивидуальном уровне. Как мы видели, ситуация была прежде всего проявлением персональной враждебности по отношению к Павлу. Как он отреагировал? С одной стороны, он никак не мог простить зависть, соперничество и эгоизм: такие вещи есть грех и свойственны тем, кто отрицает Бога, они относятся к делам плоти, являются свидетельством бездуховного христианства (Рим. 1:29; Гал. 5:19 и далее; 1 Кор. 3:3, ср. 2 Кор. 12:20). Как должен был горевать Павел, видя такие качества в своих братьях, и как страстно хотел, чтобы этого не было! Благодаря божественно ниспосланной возможности он, конечно, пытался оказать помощь этим христианам в их греховной зависимости.

Встречаясь с ними, он не сравнивал степень их посвящения со своей собственной. Он не говорил, что, будь в них больше святости, они бы не думали о нем так и причина их враждебности исчезла бы, — хотя это было бы совершенно справедливо, поскольку если бы все христиане полностью уподобились Христу, не было бы споров. Но на настоящей стадии божественного промысла это не тот путь, который ведет вперед. Когда мы увидим Его, мы будем подобны Ему (1 Ин. 3:2), но это еще впереди. Несомненно, Павел охотно признавал, что в некоторых из своих чувств по отношению к нему его недруги правы, ибо он знал о себе, что еще не «достиг» и не «усовершился» (Флп. 3:12); несомненно также, что даже те, кто любил его (ст. 17), не всегда и не во всем были любящими. Надо добиться единения христиан, устранения раздоров, несмотря на неполное согласие между ними. Павел не прощал нечестивости, но и не требовал невозможного, что, к сожалению, часто бывало в истории церкви, когда общность ставилась в зависимость от личной святости.

Есть и другой негативный момент, который дает нам возможность уяснить нечто важное: Павел не предлагает организационно решить проблему той разобщенности, которую он видел вокруг себя. Существует узкое и ошибочное представление об апостольстве (например, среди христиан католической традиции), чему нет подтверждения в Новом Завете и чего нельзя найти в этом отрывке. Павел, как пишет X. С. Дж. Моул, «очевидно, далек от мысли, что, поскольку он единственный Апостол в Риме, благодать может передаваться только через него; что его авторитет и призвание необходимы, чтобы установить подлинность учения и ввести в силу обряды» [37]. Такое несовершенное понимание сути апостольства, когда внимание сосредоточивается на вопросах внешнего порядка и на утверждении «истинности» церкви с помощью предполагаемой «апостольской преемственности», похоже, очень далеко от учения Павла. Потому что здесь у него и в мыслях нет лишить права голоса, или отлучить, или объявить недействительным служение тех, кто публично отрекся от него и решил держаться от него в стороне.

Суть понимания Павлом апостольства (см. выше гл. 2) выясняется в позитивном принципе, который он применил и которому он следовал во время своего римского заключения.

Он предлагает нам самим решать, каким образом его опыт способствовал распространению Благой вести (ст. 12), как его страдания побудили братьев смело нести Слово Божье (ст. 14), проповедовать и провозглашать Христа (ст. 15, 17–18). Павел не только одобряет их преданность Христу и их заботу о необращенных, он подчеркивает сам факт своего согласия с их проповедью и подтверждает ее своим авторитетом.