Дмитрий Мережковский - Павел. Августин Страница 16

Все грядущие судьбы Церкви Петровой предсказаны в этом втором отречении Петра.

Если мы не знаем с исторической точностью, не бежал ли из Рима и Павел (даже год смерти его и место, где он умер, бесследно забыты в самом Риме, уже с конца III века, так что можно бы думать, что он умер в Испании, будь его путешествие туда исторически действительным), — если мы этого не знаем с исторической точностью, то можем быть уверены с точностью более, чем исторической, что Павел не бежал.[82]

«Радуюсь ныне, в страданиях моих, за вас, восполняя недостаток, в плоти моей, страданий Христовых за тело Его… Церковь» (Кол. 1, 24). — «Радуюсь и радоваться буду, ибо знаю, что… при всяком дерзновении, и ныне, как всегда, возвеличится Христос в теле моем, жизнью ли то или смертью» (Флп. 1, 18–20).

— «Ибо я уже становлюсь жертвой (кровь мою изливаю в жертву, egó gar spendomai), и время моего отшествия уже настало» (II Тим. 4, 6).

Эта Павлова радость — как в солнце и лазурь облеченный, рай Божий, а извне — ад, тьма кромешная, плач и скрежет зубов.

В эти последние страшные дни все покинули Павла.

«Не было со мной никого, при первом ответе моем (на суде)… Да не вменится им! Но Господь предстал мне и укрепил меня, дабы через меня утвердилось благовестие, и услышали язычники. И я избавился от львиных челюстей» (II Тим. 4, 16–17).[83]

— «Вместе со мной заключенный Аристарх и Марк… а также Иуст, — эти оба из обрезанных… единственные… сотрудники (мои)… бывшие мне отрадою» (Кол. 4, 10–11). Это значит: все остальные — должно быть, ученики Петра, — покинули Павла. Может быть, даже Тимофей, любимый ученик его («не имею никого, равно усердного», Флп. 2, 20), устрашившись, бежал. «Постарайся прийти ко мне поскорей», — пишет ему Павел в Троаду (II Тим. 4, 9): значит, все еще на него надеется.

Кажется, была такая минута, когда Павел, в самом деле, покинутый всеми, остался один, как Иисус, в Гефсиманскую ночь. Многие, может быть, оправдывали измену свою словом Господним или только приписанным Господу: «Выйди от нее (Римской Блудницы) народ мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее» (Откр. 18, 4), а другое слово забыли: «Все вы рассеетесь и оставите Меня одного» (Ио. 16, 32).

Павел, — могло казаться людям малодушным, — благовествуя Римлянам-язычникам, даже до кесарева дома, разбудил Зверя в логове и натравил его на Церковь.

Чтобы понять, что происходило в Римской общине, в эти страшные дни, надо вдуматься в слова Павла: «Многие… поступают, как враги креста Христова» (Флп. 3, 18). — «По зависти и любопрению, dia phtonon kai erin, проповедуют Христа не чисто, желая тем отягчить узы мои» (Флп. 1, 16). Вдуматься надо и в слова Петра, или близкого к нему человека, пишущего «Послание Петра»: «Бодрствуйте, потому что противник ваш, диавол, ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить» (I, 5, 8). «Всякую злобу и всякое коварство, и зависть, phtónous, отложив, возлюбите, как новорожденные младенцы, чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам… потому что Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по Его следам» (I, 2, 1–2, 21). «Знаю, что скоро должен я оставить храмину мою (тело), как и Господь… открыл мне» (II, 1, 14).

Вдуматься надо и в свидетельство Климента Римского, современника и вероятного очевидца тогдашних римских событий:

«…по злобе и зависти (братьев), diá dzélon kai phtónon, Столпы Церкви, styloi, величайшие и праведнейшие, подверглись гонениям и боролись даже до смерти; по злобе (братьев)… и Петр, пострадав, отошел в уготованное ему место славы; по злобе и зависти, претерпев… увенчался и Павел… Присоединилось же к ним и великое множество избранных (преданных мучителям), все по той же злобе и зависти… в том числе и слабые жены… претерпев несказанное… увенчались победным венцом».[84]

Теми же почти словами говорят оба свидетеля; Павел: «Dia phtónon kai érin, по зависти и любопрению»; Климент: «Diá zélou kai erin, no злобе и зависти».

Вдуматься надо и в свидетельство Тацита. «Схвачены были сначала те, кто открыто объявил себя христианином, а затем, по их доносам, indicio eorum, еще великое множество», — повторяет Тацит, почти слово в слово, свидетельство Климента: «multitudo ingens, poly pléthos, великое множество».[85]

Нет никакого сомнения, что все эти четыре свидетельства — Павла, Петра, Климента и Тацита — относятся к одному и тому же — к доносам друг на друга христиан Римской общины, во дни Неронова гонения 64 года.[86]

Страшно подумать, что значат эти три слова: «по их доносам». Мученики вчерашние — сегодняшние доносчики. Вот когда «сатана сеет их, как пшеницу сквозь сито».

«Господи! уже смердит, ибо четыре дня, как он во гробе», — это можно было сказать, в те дни, не только о Лазаре.

Петр, может быть, вернувшись в Рим и увидев Павла, понял, что значит: «В Рим иду, чтобы снова распяться»; понял и пошел за Христом — за Павлом.

О, если бы дошло до нас хотя бы только одно слово Павла о Петре, такое же, как это, Петра о Павле: «брат наш возлюбленный» (II Птр. 3, 15); если бы мы только могли знать, что «сатана сеял их, как пшеницу сквозь сито», — не до конца!

Кажется, в эти именно дни, Марк, ближайший ученик Петра, находится между Петром и Павлом. «Приветствует вас (Иудео-христиан Эллинского Рассеяния) избранная церковь в Вавилоне (Риме) и Марк, сын мой», — пишет Петр (I Птр. 1, 1; 5, 13). — «Приветствует вас… Марк», — пишет и Павел, в те же дни (Кол. 4, 10). Значит ли это, что Марк сближает, а может быть, и примиряет Павла с Петром и что в эти страшные дни, когда оба они «уже изливают кровь свою в жертву», — Павел подал, наконец, «руку общения» Петру здесь, в Риме, так же как там, в Иерусалиме?

Или только в смерти, в вечности, соединятся эти два величайших Столпа Римской — Вселенской Церкви?

Петр и Павел, по преданию, идущему от середины II века, казнены в один и тот же день, 29 июня 64 года, а по свидетельству Климента Римского, Петр казнен на день раньше Павла. Самое раннее свидетельство о казни обоих в один и тот же день уцелело в Римском календаре-мартирологе от 366 года.[87]

Павлу на суде предложен был, вероятно, тот же вопрос, что и всем христианским исповедникам: готов ли он принести жертву (сжечь несколько зерен фимиама на алтаре) римским богам Кесарям, — в том числе и «божественному Кесарю Августу Нерону, divus Caesar Augustus Nero»?

Идучи на суд, или казнь, Петр и Павел обменялись, может быть, взглядами, и Петр прочел в глазах «брата своего возлюбленного», Павла: «Прости!» — и Павел — в глазах Петра: «Прости и ты меня!» И вдруг поняли оба, что после Иисуса никто никого никогда не любил так, как они друг друга.

Петр казнен был, по преданию, на Ватиканском холме, «у теребинфа», а Павел — на Остийской дороге, via Ostiensis, «у кедра».[88]

Петр был, кажется, распят и умолил палачей, по очень древнему сказанию, распять его «вниз головой, чтобы и на кресте ни в чем не равняться с Господом».[89]

Павел, вероятно, по милости своих покровителей из Кесарева дома, избавившись от «львиных челюстей» и от креста, казнен был, как «римский гражданин», мечом.[90]

Слыша, как светлое лезвие меча звенит на потемневшем от воды точильном камне, усомнился, может быть, Павел: «Всякая ли власть от Бога?» — и задумался о том, что значит: «Воздавайте кесарево кесарю, а Божие — Богу»? Но в последний миг, когда уже меч сверкнул над головой, — вдруг понял все: узнал-увидел, так же как тогда, на пути в Дамаск, Иисуса, идущего к нему, в «сиянии, превосходящем сияние солнечное», и сам просиял, как солнце.

В 258 году, во дни Константина Великого, Петр и Павел соединились в общей «усыпальнице», refrigerium, в катакомбах на Аппиевой дороге, via Appia, той самой, по которой Павел вошел в Рим. Кости его перенесены были сюда с Остийской дороги, via Ostiensis, а кости Петра — с Ватиканского холма.[91] Эти два врага соединились в общей могиле на веки веков, так же как в Церкви два духа: Петр и Павел.

Долго покоились останки Павла в нынешней церкви Paulus extra muros; только в начале IV века снова перенесены были на Остийскую дорогу, а останки Петра — на Ватиканский холм. «Петр, похороненный в Риме, на Ватикане, близ Триумфальной дороги, juxta viam Triumphalem, во всей вселенной прославляется», — скажет бл. Иероним.[92] А Павел почил, «вне городских стен», extra muros, вдали от «Триумфальной дороги».

«В разные дни пострадали они, но были одно, unum erant», — скажет бл. Августин. «Петр пошел вперед, а Павел — за ним».[93] Нет, вперед пошел Павел, а за ним — Петр.

Там, где круговую пляску ведут, в сапфирно-голубом тумане, острова Эгейского моря, как хор Океанид, есть островок пустынный, Патмос, где в зелено-лазурных пещерах, под навесом розовых скал, слышится лишь вечный шум прибоя, вздохи дельфинов и плач гальцион.[94]