А Бежицын - Соль, потерявшая силу Страница 16

Наше православие и по сей день восхищается собой, самообожание представлено в нем чрезвычайно щедро. Оно почти совсем не говорит о Христе, оно говорит исключительно о себе самом. Если другие христиане говорят, как важно прийти ко Христу, оставаться с Христом, быть во Христе, то от наших слышишь только, как важно прийти к православию и быть в нем. Оно самодостаточно, все остальное для него лишнее - в том числе Христос. Наше православие воистину уподобляется Великому инквизитору, которому Христос только мешал. Да и Достоевский, при всей его гениальности как художника слова, плохо знал, как обстоят дела в далекой Севилье, зато хорошо - как они обстоят в России, и в этой легенде невольно отразил именно русский опыт, никак не испанский.

Он не только в этом промахнулся, это он писал: "И, может быть, главнейшее предызбранное назначение народа русского в судьбах всего человечества и состоит лишь в том, чтобы сохранить у себя этот образ, а когда придет время, явить этот образ миру, потерявшему пути свои!" Кто именно потерял пути свои - показал ХХ век. Россия в нем была и монархией, и короткое время демократической республикой, и 70 лет в ГУЛАГе, в коммунистическом пленении, куда вроде опять просится, не преуспев в демократических преобразованиях. И с подобной историей говорить о наличии какого-то духовного стержня в виде православия?

Возможно, наша история была такой потому, что в России всегда верили и верят в православие, а не в Бога, не в Христа. Можно повторять без конца: "Русь святая! Храни веру православную!" Но в этой мантре нет Бога, нет места для Него. Это, как обычно у нас, упражнения в самоупоении. Все говорят сами о себе, все выводят из себя, не из Бога. Как пишет современный автор: "Парадоксальным образом Церковь наша долгие годы проповедовала не столько об Иисусе Христе, сколько о Самой Себе" /81/.

И свидетельствуя исключительно о себе, надо непременно лягнуть Запад, это требует многовековое обыкновение. "Невооруженному глазу следующая картина бросается в глаза: в то время как Православная Церковь остается верной чистоте Христова и Апостольского благовестия, западный мир все более удаляется от апостольского наследия..." /82/. Пишет это священник РПЦЗ, которую приютил и обогрел как раз Запад. Но для русского православия - как в самой России, так и в отколовшейся части - очень характерна потребность выразить неблагодарность.

Один православный автор верно заметил: что неприятно в одном человеке, то не может быть приемлемым и в сообществе людей, тем более - в церкви. Бахвальство и самопревознесение не украшают отдельного человека, не красят они и церковь. "Вы все заблудились, одни мы идем правильно", - это говорит наша церковь, история которой, особенно в ХХ веке, свидетельствует о противоположном. Самовлюбленностью православие заразило и весь народ, С.Л. Франк называл ее "хроническим заболеванием русского сознания". И, похоже, болезнь эта неизлечима - и неприятна в своих проявлениях. И.А. Бунин писал о "разнузданной до тошноты хвастливости", которая вдруг всплыла наружу в "окаянные дни" и охватила все.

Хвастаются всем - своим несуществующим богословием, сонными видениями и грезами, тео-, гео- и историософскими мечтаниями, которые выдаются за вершину теоретической мысли. "Мы самые лучшие и самые правильные" - эта нехитрая идея всегда объединяла людей не самых лучших и не самых правильных. Всегда и везде это идея маргиналов, однако в русском православии она является сердцевинной - и обеспечивает маргинальность русского православия даже в стране, которую оно считает своею собственной. Она способна увлечь только чрезвычайно ущербных людей с комплексом неполноценности, о которой свидетельствует как раз потребность повторять, что мы - самые лучшие. Ну а все остальные, соответственно, самые плохие. И есть патологическая потребность сказать им об этом. Как выразился один православный фундаменталист: "Надо идти дальше и чувствовать духовное омерзение ко всему, что не православие".

Дело тут не в убежденности в своей правоте - русские протестанты, католики, прочие верующие убеждены в своей правоте никак не менее православных. Дело именно в нездоровой потребности продемонстрировать свое неуважение ко всем, кто не православный. Неуважение, как известно, идет от одного из сыновей Ноя, оно всегда привлекало все тех же маргиналов, людей ущербных, духовно нездоровых. И наше православие само является чрезвычайно ущербным - и тоже нездоровым. Неспособность самоутвердиться без поношения других - верное тому свидетельство.

Конечно, все имеют право на самовлюбленность и самообожание, это проблема в первую очередь самих самовлюбленных, - но именно проблема. В русском православии дело, похоже, доходит до аутизма, до полного замыкания в себе и неспособности установить контакт с кем бы то ни было. Что полностью подтверждается неспособностью нашего православия не то что к диалогу - к сколько-нибудь пристойному общению с другими вероучениями, о чем нам еще придется говорить.

...Одна из самых любимых сказок в нашем православии - о католическом кардинале (протестантском пасторе), который забрел в православный храм, услышал богослужение и сказал: "Только у вас есть Бог, а у нас Его давно нет!" И заплакал. Ну да Бог с ними, с этими сказками. В конце концов все вероучения имеют свой фольклор - и право на него. Не надо только возводить его в статус богословия и особенно не надо требовать от других принимать такие истории за истину. Тут не отражение религиозной ситуации, а мечтания и грезы.

Разумеется, были и есть православные, которые способны говорить о православии и о русских православных вполне нормальным языком. Одним из достойных архиереев РПЦ был архиепископ Михаил (Мудьюгин), который всегда давал окорот всем хвастунам от православия, как в России, так и вне ее: "Что касается рассуждений об уникальности нашего менталитета, то это плоды зазнайства и слепоты в отношении действительности, особенно свойственные русским эмигрантам первой волны. Им было присуще бахвальство, и в то же время они не имели никакого влияния в обществе: большинство из них работало лакеями или жили на иждивении. Не находя возможности реализовать себя в действительности, они много фантазировали... Отсюда те идеи об особом избранничестве русского народа, его специфической роли среди других народов и прочее... На мой взгляд, такой подход просто отвратителен... Я не вижу никакой русской идеи. Думаю, что ее не существует в природе" /83/. Однако кто может сказать, что именно эти слова отражают официальную позицию нашего официального православия?

Таких, как Михаил Мудьюгин, мало, и их голос звучит все глуше, а вот "Гром победы раздавайся" явно набирает силу. И поклоняющиеся какой-нибудь Матронушке куда многочисленнее и сильнее чтущих Сергия Радонежского. Причем они проникают всюду, даже вроде бы в бастионы нашего здравомыслия и свободомыслия: МГУ давно уже прикармливает, издает, принимает на работу и вообще всячески привечает всевозможных мракобесов, антисемитов и откровенных шарлатанов. Тем самым подтверждая характеристику, данную ему Пушкиным (в письме Погодину): "ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету". И тут - беспомощность перед явным обскурантизмом, даже сотрудничество с ним, чуть ли не заискивание.

РПЦ откровенно борется за власть, за идеологический контроль. Не участвуя прямо в политической жизни, РПЦ успела обозначить свои интересы во всех областях внутренней и даже внешней политики, и чрезвычайно требовательно настаивает на их соблюдении. Это - в сочетании с неумением наладить хоть какой-то диалог с другими наличествующими в России вероучениями - порождает трения и напряженность, угрожает стабильности государства.

Русская православная церковь, а особенно околоправославный люд, любят изображать наше официальное православие как духовную основу общества и государства, источник неиссякаемой мощи, гаранта благосклонности небес, стабильности и прочая, прочая, прочая. Эти же претензии - и с большими основаниями - она выдвигала до революции. Что, как известно, закончилось Катастрофой. И сейчас исход будет не лучше.

Нет сейчас в стране другого источника разделений и нестабильности, сопоставимого по своему разрушительному потенциалу с официальным православием, представленным Русской православной церковью и околоправославными организациями и идеологиями. Никакая стабильность невозможна в государстве, где одна церковь говорит всем прочим: "Бог все дал нам, а вам ничего не дал". Это не просто нехристианская - это антихристианская позиция, и на ней стоит РПЦ, как до нее стояла византийская церковь.

Русская православная церковь любит изображать себя "кроткой и смиренной", стойко переносящей несправедливости и обиды, якобы чинимые ей другими вероучениями. И при этом отличается чудовищной сварливостью: она перессорилась и переругалась со всеми другими церквами - в том числе с большинством православных. И самые яростные схватки - со Вселенским патриархатом. И все прочие православные церкви нашу очень не любят, многие боятся ее захватнических поползновений.