Майкл Бейджент - Бумаги Иисуса Страница 16

Таким образом, можно не сомневаться, что Иисус Кристос – мессия – действительно существовал; римские авторы говорят об этом как об известном факте. Более того, все они сходятся в том, что, согласно архивным документам, этот мессия был подвергнут суду и казнен за политическую деятельность.

Однако не стоит делать поспешных выводов. Что конкретно было известно этим историкам? Кого они имели в виду? Возможно, они писали о Крестосе или Кристосе, то есть, мессии, но его имя нам неизвестно. Единственное, в чем мы можем быть уверены – при императоре Тиберий Понтий Пилат казнил еврейского «мессию», который призывал к мятежу против Рима, за что и был приговорен к распятию на кресте. Этот «мессия» был основателем нового религиозного течения, которое к концу первого века н. э. получило название «христианство».

Как мы ни пытались, нам не удалось избавиться от ощущения огромной важности второго века н. э., когда появились первые записи о культе Иисуса. Самый ранний фрагмент Нового Завета – это часть Евангелия от Иоанна, написанная в Египте в 125 г. н. э. и в настоящее время хранящаяся в Манчестере, в библиотеке Джона Райленда. Но текст или устное предание, которое легло в его основу, явно относится к более ранним временам. К концу столетия уже появились сотни документов с различными текстами, от Евангелий до Деяний Апостолов. Профессор Гарвардского университета Гельмут Кестер анализирует большое количество этих текстов в своей книге «Ancient Christian Gospels». Их набралось удивительно много: Евангелие от Петра, Евангелие от Фомы, Тайное Евангелие Марка, Египетское Евангелие, послания римского епископа Климента, другие послания Петра, а также такие документы, как Апокриф Иакова, Беседа Спасителя, неизвестные тексты из 2-го папируса Эгертона, хранящегося в Британском музее, и многочисленные рассказы о раннем детстве Иисуса. Все они имели хождение во втором веке и, вполне вероятно, содержали подлинную и достоверную информацию об Иисусе из устных преданий или первых собраний его «высказываний».

При таком большом количестве «воспоминаний об Иисусе» неудивительно существование нескольких точек зрения. Более того, не следует удивляться и попытке доминировать, предпринятой одной из них: в ее основу легли труды Павла, поддержанные христианами языческого, а не иудейского происхождения.

Послания Павла в Новом Завете разительно отличаются от Евангелий. Во-первых, Павел не рассказывает об Иисусе. Павел говорит только о Павле. Он лично не был знаком с Иисусом – насколько нам известно, – и его учениє предназначалось для язычников, или неевреев. Примечательно, что лидерам христианской общины Иерусалима, во главе которой стоял брат Иисуса Иаков, удалось вытеснить Павла из Израиля, отправив его проповедовать на побережье – в Антиохию и дальше. Иаков и его сторонники стремились сохранить верность еврейскому закону, тогда как Павел считал, что закон не имеет большого значения и что язычники могут принять христианство, не соблюдая всех его положений. Эта мысль была ненавистна Иакову. В его Послании мы читаем:

«Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем».[106]

Павел же полагал, что «не то обрезание, которое наружно, на плоти… и [то] обрезание, [которое] в сердце, по духу». Он призывал к гибкости по отношению к еврейскому закону.[107]

Он писал, что «человек оправдывается верою, независимо от дел закона». «Итак, мы уничтожаем закон верою? – спрашивал он, и тут же давал ответ: – Никак; но закон утверждаем».[108]

Это подводит нас к водоразделу двух основных течений христианства начала второго века н. э.: тех, кто стремился к знанию, и тех, кто довольствовался верой. Очень важно различать эти два течения, поскольку данное различие стало одной из главных сил, которые в конечном итоге привели к формированию ортодоксального христианства.

«Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом», – писал Павел в Послании к евреям.[109]

Однако вера слабее знаний. Я всегда считал это положение очевидным, но все же хочу проиллюстрировать его примером.

Можно бояться огня, потому что веришь – если подержать руку в пламени, то результатом будет ожог и сильная боль. Можно верить, что это действительно так. Но пока человек этого не сделает – пока его рука не окажется в огне и он не почувствует боль, – он не в состоянии достоверно знать, какая это боль. Такое экспериментальное знание – отличное от знания, к примеру, что дважды два равняется четырем – по-гречески называется гнозис. По этой причине приверженцы мистических течений христианства, желавшие познать Бога на собственном опыте, называли себя гностиками. Нам не известно, когда возникла эта идея, но подобный мистический подход, основанный на личном духовном опыте, был распространен в языческих верованиях. Во втором веке нашей эры эти идеи быстро завоевывали популярность среди христиан.

Гностики, несмотря на сложность большинства их произведений, были озабочены не столько фактами об Иисусе и Боге, а также достоверностью различных записей и воспоминаний, сколько познанием – напрямую, посредством личного опыта – самого Бога. Их интересовала не вера в слова Иисуса, а то, как можно уподобиться ему, узнав Бога.

Об этом говорится, например, в одном из гностических текстов, найденных в Наг-Хаммади, Евангелии от Фомы:

«Когда вы познаете себя, тогда вы будете познаны и вы узнаете, что вы – дети Отца живого».[110]

Никогда не следует забывать, что материал для обос новация любой из множества точек зрения отбирался при помощи богословского критерия: некая группа людей собиралась и решала – согласно своим взглядам и своему пониманию, – какая книга должна считаться «подлинной», а какая «фальшивой», то есть или «правоверной» или «еретической». Разумеется, эти теологические обоснования не использовались для автоматического оправдания решений, принятых вопреки ссылкам на божественные указания. Любое решение принимается человеком в соответствии с человеческими приоритетами – и особенно если оно касается контроля и власти. Как заметил профессор Кестлер,

«для раннехристианского периода определения „еретический“ или „правоверный“ не имеют смысла».[111]

Еще большим недоразумением было бы полагать, что тексты, собранные в Новом Завете, являются единственными подлинными свидетельствами о жизни Иисуса. Профессор Кестлер откровенно заявляет:

«Только догматическое предубеждение способно утверждать, что канонические тексты имеют исключительное право претендовать на апостольское происхождение и, следовательно, иметь исторический приоритет».[112]

В действительности Новый Завет, который мы знаем, не существовал до Иппонского и Карфагенского соборов в 393 и 397 годах соответственно – то есть он оформился через 360 лет после описываемых в нем событий.

Приблизительно в 140 году богатый судовладелец Марцион, принявший христианство, покинул свой дом в Понте и направился в Рим, где основал общину; впоследствии его сторонники распространились по всей Римской империи. Все его труды были утрачены, но по утверждению его критиков он считал, что правда известна только апостолу Павлу, а все остальные ученики Иисуса находились под сильным влиянием иудаизма. Он полностью отвергал Ветхий Завет и признавал только некоторые послания Павла и отредактированную версию воспоминаний Луки, которую он называл евангелием. По всей видимости, он стал первым, кто употребил термин «евангелие» по отношению к письменному тексту. Его организация была первой христианской церковью, имевшей свое Священное Писание.[113] По его мнению, христианство должно было вытеснить все, что было связано с еврейской традицией Ветхого Завета, в том числе книги пророков. Вероятно, в середине и в конце второго века нашей эры Марцион представлял наибольшую опасность для Церкви – в 114 году он был официально отлучен от Церкви.

Однако деятельность Марциона заставила христиан перейти от устной традиции к письменной, основанной на евангелиях, авторство которых приписывалось разным апостолам, и сформировать общепризнанный канон текстов Нового Завета. Желание составить официальный список текстов впервые высказал Ириней, епископ из Лиона, столицы римской провинции Галлия.

Он и его сторонники, защищавшие ортодоксальные взгляды, ни на шаг не отступали от того, что считали истиной. На них не произвел впечатления ни навязчивый пау-лизм Марциона, ни идеи гностиков, утверждавших, что непосредственное познание божественного первично для любой религии или веры. Возглавив критику гностиков, Ириней Лионский в 180 году н. э. написал монументальный пятитомный труд, ставший знаменитым, – «Против ересей».