Ольга Гусакова - Хранители веры. О жизни Церкви в советское время Страница 16

Наталия Константиновна Смирнова

Господь удивительно милостив. Сколько драгоценных судеб и людей видывала – и батюшек, и мирян. Какие священники встречались! Даже мимоходом. Удивительные!

Наталия Константиновна Смирнова (род. 1935) – художник, иллюстратор книг. В 1960 году окончила Суриковский институт по отделению книжной графики. Более сорока лет проработала в Заочном народном университете искусств. Прихожанка храма великомученика Георгия Победоносца в Старых Лучниках.

– Наталия Константиновна, я знаю, что у вас очень интересная семейная история, столько замечательных людей было в роду. Расскажите о них, пожалуйста.

– Недаром стольких лиц прекраснейших Господь увидеть дал мне за долгую мою жизнь! Чем глубже погружаюсь в воспоминания о людях, виденных мною вблизи, тем более четко ощущаю свою человеческую несостоятельность, начинаю понимать, как много дал Господь и как мало я взяла, хотя примеров замечательных знаю немало.

Мой отец, Константин Васильевич Смирнов, был сыном священника – Василия Федоровича Смирнова, настоятеля храма великомученика Георгия Победоносца в Старых Лучниках, в центре Москвы. Когда дедушка, отец Василий, настоятельствовал в этом храме, при нем диаконом, а потом священником служил отец Владимир Проферансов, ныне прославленный новомученик [74] .

Дедушка Василий был сыном псаломщика. Он был очень деятельный, умный, ответственный. Занимался совершенствованием школьных учебников для преподавания Закона Божия и сам издавал учебники. Его жена, моя бабушка Наталия Семеновна, была протоиерейской дочкой, очень образованной девушкой. Она и французским языком владела, и стихи любила. И то, что сын псаломщика мог жениться на такой девушке, говорит о его незаурядных качествах. В 1918 году отец Василий был арестован. Вскоре его освободили, потому что обвинить ни в чем не могли, он ничего особенного не делал, кроме того, что был хорошим преподавателем и священником. Но домой он вернулся больным и вскорости умер. Наталия Семеновна осталась с дочерью, больной туберкулезом, и сыном Константином – моим будущим папой. Два других ее сына – Борис и Владимир умерли в 1920 году.

После смерти отца Константин должен был заботиться о матери и больной сестре (она прожила до 1929 года). Он их опекал, очень любил – особенно маму. Наталия Семеновна была на редкость любвеобильным и жертвенным человеком. Как сын репрессированного священнослужителя, Константин был «лишенцем» – не имел права ни работать, ни учиться. К этому времени он окончил семинарию и поступил в духовную академию, но пройти обучение в ней не успел, кажется, только первый курс окончил, когда ее закрыли. И он оказался в положении «лишенца». Как ни странно, его выручила Мария Ильинична Ульянова [75] , к которой ему подсказали обратиться. Он пришел к ней, не говоря ни слова, положил заявление, и она единым росчерком отменила его статус. Он получил право действовать – поступил на железную дорогу, и там очень скоро открылись высшие бухгалтерские курсы, которые он с блеском окончил. А потом почти двадцать пять лет проработал главбухом главка стройматериалов.

С браком Константин не спешил, видимо, не было устраивавших его девушек. Сам-то он пользовался большим успехом, потому что был порядочен, умен и остроумен, да и красив.

– А из какой семьи была ваша мама?

– Мамина мама, Анна Александровна, была дочерью генерала от инфантерии и внучатой племянницей Д. И. Менделеева. Бабушка была очень строгая, «старая» интеллигентка, очень красивая, стройная и такая… грозно-спокойная, невозмутимая. Если бы пароход тонул и все бегали взад-вперед, то она бы сидела спокойно, потому что толку от суеты, как она считала, никакого нет. Один случай из моего детства ее характеризует. Я была предводителем ребят и девчонок, мы бегали на даче, играли во что-то… И бабушка вдруг услышала, что я визгнула. Дома она мне сказала только одну фразу: «Визжать, как уличная девчонка?!» И я на всю жизнь поняла, что производить какие-то такие звуки – это неприлично. То есть она делала внушение ненавязчиво. Она могла сказать так, что ты уже на всю жизнь понимаешь. Такие требования были в семье.

Мамин папа, мой дед Владимир Николаевич Максимов, был художником и архитектором. Происходил из глубоко верующей семьи, окончил в Петербурге Академию художеств, до революции работал с выдающимися архитекторами – В. А. Покровским и А. В. Щусевым, многое достраивал по их проектам, был их младшим другом. Проектировал для Царского Села, хотя далеко не все успел построить. После революции он остался без работы, некоторое время скитался с женой и маленькими детьми, жил у своего отца в городе Белебей в Башкирии. Бабушка, Анна Александровна, когда они были в Белебее, заболела тифом, лежала при смерти. Мама потом рассказывала: утром она проснулась от того, что ее разбудил отец, мой дед, который сказал: «Мне вчера сказали, что жена до утра не доживет. Я молился всю ночь, молился дерзновенно, просил: «Оставь ее! Не для меня, не для детей – детей сам воспитаю. Для того, чтобы я привел ее к Тебе». Анна Александровна тогда была, так сказать, ну, более чем тепло-хладная. И вот по своему детству я помню: кто читал молитвы утренние, вечерние? – бабушка; кто учил всему такому? – бабушка. То есть дед ее вымолил и к Богу привел.

В 1927 году дед с семьей перебрался в Кратово, в Подмосковье, построил там дом, который, кстати, до сих пор стоит. Там мои родители и познакомились.

– Как же это произошло?

– Познакомились они по молитвам владыки Серафима (Звездинского) [76] , бывшего маминым духовником. Поскольку бабушка была очень грозная, а мама моя – очень нежная, то она, в общем-то, дома страдала. Дед смягчал, как мог, обстановку. Но все-таки мама как-то сказала владыке Серафиму: «Я люблю детей, и мне очень трудно с мамой». Он ответил: «Давай молиться». И через какое-то время на горизонте появился Константин.

Произошло это так: папины добрые знакомые сняли дачу в Кратове как раз напротив дома Максимовых – семьи моей мамы. Сначала мамин брат Арсений, а потом и сама Ирина с сестрой Ясей познакомились с новыми соседями (правда, девушкам разрешили их навещать лишь после того, как Анна Александровна убедилась, что люди по соседству поселились порядочные). Ирина, моя будущая мама, очень понравилась хозяйке. Та решила: Костя пропадает, и Ирина пропадает, – и нашла способ их познакомить. Однажды она попросила Ирину помочь ей – испечь пирог и принести, когда гости соберутся. Вот таким хитрым способом она заставила ее прийти в нужное время в нужное место. Так моя мама с папой познакомились, это был 1930 год, но сначала это знакомство ни к чему не привело. В 1932 году маминого папу, Владимира Николаевича, арестовали вместе с девятнадцатилетним сыном Арсением за связь с «непоминающими» [77] , в частности с владыкой Серафимом (Звездинским). Дедушке дали три года лагерей, в 1933 году досрочно освободили по состоянию здоровья, но запретили жить вблизи Москвы. Однако он нелегально приезжал в Кратово (где и умер в 1942 году). В 1933 году мама с папой поженились.

– Ваше детство пришлось на время Великой Отечественной войны?

– Да. Когда родители поженились, папе было тридцать шесть – тридцать семь лет, маме тридцать шесть. Поселились они в Москве вместе с папиной мамой, Наталией Семеновной. Когда я родилась, бабушка меня полюбила очень. Читала мне стихи, учила рисовать. Воспитывала она меня так нежно и так спокойно, что в детстве я была просто образцовым ребенком. Когда мне было три с половиной года, родилась младшая сестра – Машечка, или Муся, как мы ее звали. Родилась она, видимо, сразу с какими-то болезнями. Меня взяли в роддом, это было в Раменском. Там мне на руки положили запеленутую девочку и спросили: «Нравится ли тебе девочка?» Я сказала: «Нравится». У меня другого выхода и не было. С этого момента я себя помню. И с тех пор я ее, можно сказать, держала всю жизнь, потому что она была всегда больная и вечно требовалась какая-то моя помощь. В раннем детстве я называлась «зама-мама».

Когда началась война, главк стройматериалов, в котором папа работал, был отправлен в эвакуацию в Сталинград. Я очень хорошо помню, как мы все туда приехали. Нас с Машечкой устроили в детский сад, мама занималась хозяйством, а папа работал. Потом начались бомбежки. Главк расформировали, и часть семей с детьми, в том числе и нас, отправили в Вольск – это тоже по Волге. Помню, мы плыли под бомбежками на барже из Сталинграда в Вольск. Там были цементные заводы и вуз, который принадлежал, очевидно, «Стройматериалу». Папа стал там работать, а маму устроил кладовщиком. Первую зиму мы как-то прожили.

В Вольске, так как папа уже не в главке был, а просто в институте, он лишился брони, его призвали в армию, но по состоянию здоровья не отправили на фронт, а поставили начальником какого-то хозяйственного отделения – он ездил