Григорий Дьяченко - Тайная жизнь души. Бессознательное. Страница 16

Одному английскому художнику, о котором рассказывает Виганд, достаточно было увидеть какое-либо лицо и набросать его портрет, чтобы потом обходиться без модели. Он, так сказать, брал его потом из памяти, ставил в позы, какие желал, и работал по целым часам перед созданными им фантастическими образами.

Той же способностью обладала, по-видимому, художница, г-жа O. K. Рассказывают, что один из ее знакомых лишился дорогого ему лица, которое г-жа O. K. видела всего один раз. Она написала по памяти поразительно схожий портрет этого лица, так что и у нее, очевидно, существовала способность, которой в такой сильной степени обладал упомянутый выше художник.

Говорят также, что Тальма, выходя на сцену, мог усилием воли заставить исчезнуть для себя многочисленных зрителей, наполнявших театр; их места занимали в его воображении скелеты. Когда это происходило, его игра достигала такой силы и правдивости, такой жизненности, какой без этого, по его мнению, она никогда не могла бы достигнуть.

Эта крайне редкая способность тем драгоценнее, что может существовать рядом с полной невредимостью умственных способностей. Замечу однако же, что лицам, обладающим способностью объективировать умственные образы, следовало бы пользоваться ею с осторожностью, так как это не лишено своего рода опасности. В самом деле, Виганд сообщает, что художник, о котором мы говорили выше, стал впоследствии смешивать образы, созданные его волей, с реальными личностями.

Мы не найдем в этом ничего странного, если вспомним, что вследствие усилия воли или даже просто напряженного сосредоточения внимания на известном предмете деятельность любого из органов чувств может проявляться в крайних пределах. Слишком часто повторяющаяся деятельность этого рода и такой интенсивности влечет, наконец, за собой непроизвольную деятельность органа, и тогда за крайней степенью физиологической деятельности следует патологическое расстройство, наступает явление, относящееся, несомненно, к разряду болезненных. Значительный свет на раскрываемый предмет, без сомнения, проливает история о демоне Сократа.

Это – один из интереснейших вопросов, и к исследованию его мы приступим с особенным вниманием. Помимо интереса, связанного с самим явлением, тот факт, что Сократа, мудрейшего из людей, считают возможным заподозрить в умопомешательстве, представляется поклонникам философии чем-то в роде надругательства над гением – оскорбление, наносимое этому великому уму, задевает все человечество. Мы подвергнем факты тщательному исследованию и, надеемся, нам удастся доказать, что оскорбление, нанесенное учителю Платона, лишено всякого основания. Мы рассмотрим, может ли Сократ, как это легкомысленно было высказываемо, быть заподозрен в помешательстве на том только основании, что он получал указания от своего «гения». Мы исследуем также, в чем состояло это явление, игравшее видную роль в жизни знаменитого философа.

Чтобы решить оба вопроса, мы должны предварительно привести несколько цитат, относящихся к фактам, которые предлагаем рассмотреть. Мы заимствуем цитаты, главным образом, у Плутарха и Платона, описавших обстоятельным образом и со всеми подробностями явление, наблюдавшееся у Сократа и казавшееся ему результатом вмешательства гения [57].

«У Сократа, – говорит Плутарх, – по-видимому, был гений, который уже рано даровал ему способность особого предвидения. Это предвидение руководило его действиями. Оно освещало своим светом неясные дела, недоступные человеческому уму. В этих случаях демон говорил с Сократом, и божественное вдохновение управляло всеми его действиями».

Особенно поражало современников Сократа то обстоятельство, что он, благодаря своему гению, мог предсказывать будущее, а также еще неизвестные события; так, наприм., он предсказал гибель афинского войска в Сицилии. Афинское войско, действительно, погибло в Сицилии незадолго перед тем, и в Афинах никто решительно об этом не знал.

Нет ничего странного в том, что народ, создавший целый ряд существ, служивших посредниками между богами и людьми, считал эти случаи предвидения результатом указаний сверхъестественного существа. Разделял ли это мнение Сократ? Считал ли он то, что он называл голосом своего гения, – голосом сверхъестественного существа? Это не подлежит сомнению, и едва ли можно удивляться тому, что знаменитый философ разделял общепринятые в его время взгляды.

Как бы то ни было, несомненно, что Сократ слышал голос, в трудных случаях беседовавший с ним и дававший ему советы, мудрость и справедливость которых впоследствии подтверждалась опытом. Мы имеем здесь два различных факта – голос, слышавшийся Сократу, по его словам, и собственный взгляд Сократа на интересующее нас явление. Разберем оба факта, находящиеся друг с другом в тесной связи.

Что за голос слышал Сократ? Была ли это галлюцинация? Была ли это галлюцинация психическая или чувственная? Являлся ли Сократу зрительный образ в то самое время, когда он слышал голос? Как, наконец, понимать дар предвидения, который давали Сократу указания голоса? На все эти вопросы мы постараемся дать ответы, и задача наша в значительной степени облегчается той точностью, с какой знаменитый афинянин сам описал, что он испытывал в те минуты, когда Бог давал ему указания.

Зрительный образ, по-видимому, никогда не являлся Сократу, как можно судить по следующему отрывку из Плутарха: «Я часто бывал с ним, – говорит один из собеседников в Демоне Сократи, – когда люди утверждали, будто видят богов. Сократ объявлял, что это – обманщики. Но если кто-либо говорил, что слышит голос, то он внимательно прислушивался и оживленно задавал вопросы».

Следовательно, Сократу не являлись призраки, у него не было галлюцинаций зрения.

О характере слышавшегося Сократу голоса можно довольно верно судить по следующему отрывку: «Мне кажется, дорогой Критон, – говорит Сократ, – что я слышу все, что сказал, как Корибанты убеждены, что слышат звуки рогов и флейт, – и эти слова так сильно звучат у меня в ушах, что мешают мне слышать все прочее» [58].

Далее Сократ говорит: «Мне кажется, что Бог напомнил мне нечто… Плутарх, как и что? ты мне скажешь, надеюсь. Сократ: отвечать тебе буду не я, а божество. В ту минуту, когда я хотел переправиться через воду, мне явилось божественное указание, являющееся мне часто и всегда останавливающее меня. Я хотел уже идти, как вдруг с этой стороны я услышал голос, остановивший меня».

В другом диалоге Сократ говорит: «Милость, неба наделила меня с детства. Это – голос, который, когда я его слышу, отклоняет меня от моих намерений и никогда не побуждает меня к действию. Если мои друзья сообщают мне о каком-либо своем намерении, и я слышу голос, это – верное указание, что голос не одобряет намерения и отклоняет от него… Вы все, если хотите, можете узнать от Клитомаха, брата Тимарха, что сказал ему Тимарх перед смертью, постигшей его оттого, что он не послушался указания гения. Он вам скажет, что Тимарх обратился к нему со следующими словами: «Клитомах, я умру потому, что не хотел верить Сократу». Что хотел сказать этим Тимарх? Я вам сейчас объясню. Когда он встал из-за стола с Филемоном, сыном Филоменида, отправляясь убить Никия, в заговоре были только они двое. Вставая, он сказал мне: «Что с тобой, Сократ?» Я ответил ему: «Не уходи. Я слышал голос, являющийся мне обыкновенно». – Он остановился, но спустя несколько минут встал и сказал мне: «Сократ, я ухожу». Я опять услышал голос и вторично удержал его. Наконец, в третий раз, желая уйти незамеченным, он встал, не говоря мне ни слова; мое внимание было чем-то отвлечено, он ушел и совершил то, что привело его к смерти. Вот почему он обратился к брату со словами, которые я повторяю сегодня, а именно, что он умирает, потому что не хотел верить мне. Подобно повивальным бабкам, я ничего не рождаю сам в делах мудрости, – это делает дух, пребывающий во мне».

Я уверен, что всякий, сколько-нибудь знакомый с психофизиологией, прочитав приведенные выдержки, признает в голосе, который слышался Сократу, – истинную галлюцинацию, в некоторых случаях, быть может, чисто психическую, в других – несомненно чувственную. То место, где Сократ говорит о Корибантах, не оставляет на этот счет ни малейшего сомнения. Но как возникала эта галлюцинация? Каким образом слова, произносимые голосом, получали характер чудесного предвидения, приводившего в изумление современников афинского философа?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо припомнить факты из области бессознательной церебрации. Бессознательная работа мозга совершается у всех людей, но результаты ее, разумеется, строго соответствуют высоте ума. Нося вульгарный характер у обыкновенных людей, она порождает у людей, богато одаренных умственно, благороднейшие создания гения. Она – источник вдохновения поэта, меткого взгляда полководца. Мы имеем тут дело с ранее воспринятыми суждениями, открывающимися уму в нужный момент, или – вернее – с понятиями, элементы которых, так сказать, рассеяны и в данный момент объединяются, появляются неожиданно в форме готового суждения и кажутся тогда плодом истинного вдохновения. Эта скрытая работа мысли существует, как я уже сказал, у всех людей. Когда мы хотим подумать о вопросе, решение которого нас затрудняет, то доверяемся бессознательной работе нашего мозга, давая нашему суждению созреть. К работе того же рода, совершающейся во время сна, мы прибегаем в тех случаях, когда откладываем решение до следующего утра, полагаясь на то, что «утро вечера мудренее». Понятно, что время, необходимое для выработки суждений, приводящих к окончательному заключению, – которое одно только мы и видим – будет несравненно меньше у ума высшего порядка, подготовленного предварительной работой, и не может быть сомнения, что этого рода быстрые умозаключения и диктовали Сократу те решения, мудрость которых впоследствии подтверждалась опытом.