Мария Скобцова - Избранные эссе Страница 19

А всё же надежда есть. И есть некоторые намёки, только намёки, что может быть она не напрасна.

Если безбожное, арелигиозное человечество (трёх измерений) поймёт, что так жить ни один настоящий организм не может, если оно действительно, до самых своих последних глубин раскается, если оно вернётся в Отчий дом, (из которого ушло проклиная Отца!) если оно вновь поймёт, что перед ним лежит религиозный путь, что оно призвано стать БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ, если оно отдаст себя в волю Творца, если оно поймёт ничтожество своих маленьких желаний, благополучий и эгоизмов, если оно наконец, скажет грядущим испытаниям, что это бич Божий (как был Атилла бичём Божиим) и, что оно само виновато в том, что этот бич нужен, — одним словом, если человечество припадёт к своим христианским истокам и обновится или расцветёт новым христианским творчеством и загорится новым христианским огнём, то тогда можно было бы сказать, что даже до самой последней минуты не всё потеряно!

Есть тонкие и еле видимые знаки, что надежда может быть не тщетной. Есть, во–первых, слабые признаки религиозного возрождения, которые охватывают, правда, лишь небольшую часть культурной элиты демократии. Есть, наконец, очень громко и мужественно звучащий голос различных церквей, отстаивающих свою истину против лжеистин новых религий. Есть странное и парадоксальное явление, заключающееся в том, что сегодня христианство не подвергается гонению лишь в странах демократических. Есть залог возрождения — мученическая кровь, испытания исповедников…

Как раньше, так и сейчас — КРОВЬ МУЧЕНИКОВ — «СЕМЯ ХРИСТИАНСТВА». Но всё это только слабые указания. Гораздо, например, громче звучит обратное, гораздо убедительнее улыбка какого‑нибудь политического деятеля, экономиста, историка, демократа, или фашиста — всё равно с которой он прочтёт эти или им подобные строки. Для него это некий мистический туман, от которого он с досадой отвернётся. И его не смутит, что вне этого тумана вообще никаких решений нету.

Вопрос стоит так: — или через покаяние и очищение безбожное, человечество вернётся в Отчий дом и засияет эпоха подлинного христианского возрождения, и оно почувствует себя Богочеловечеством, или же на долгие века мы обречены власти зверя, человекобога, новой и страшной идолопоклоннической религии.

Третье не дано. Но вероятнее, что осуществиться второе.

Париж, 1937 год

Крест и серп с молотом

Источник - http://mere-marie.com/

Тема этой статьи, — главным образом, о том, можно ли, при наличии известных оговорок, написать между словом «крест» и словами «серп и молот» союз «и», или при всех обстоятельствах надо поставить «или».

В наше время, как будто бы окончательно выясняется, что в мире борется две силы, — сила христианства и сила безбожного, воинствующего коммунизма, а промежуточное пространство между ними всё более исчезает, проваливается, в полном отсутствии воли и творчества. А от такой исключительности этих двух сил всё яснее их непримиримость, их несогласуемость. Вот почему делается яснее, что и между этими символами — между крестом, серпом и молотом — существует такая же несочетаемость, и равная взаимная непримиримость. На самом деле, если мы придадим серпу и молоту то условное значение, которое признают за ним коммунисты, т. е. «серп и молот» — символ диктатуры пролетариата, символ омытой кровью, вводимый железной рукой системой принудительного счастья, символ стирания и поглощения человеческой личности безличным коллективизмом, символ классовой братоубийственной войны…

К этому можно многое добавить, чего сами коммунисты не добавили бы, но что по существу прилепляется и связывается с этим символом: он говорит о рабстве, о насилии, о мертвечине, о ГПУ, о Соловках, — он кричит, — о церковных гонениях, о безбожной «пятилетке», — о всём том, что прямо противоположно христианскому отношению к жизни, к человеку, труду, поруганному творчеству, к искажённому историческому процессу, к отношениею между классами и многое другое, то тогда… Может показаться, что в заглавии этой статьи нужно поставить словечко «или», и считать, что такой насущной темы через «и» не существует?

Но это не так, потому как сегодня нужна и насущна подлинная идея серпа и молота, но очищенная от коммунистического извращения. Более того, самому Кресту необходимо, чтобы в мире воплотилась подлинная, а не фальшивая идея «серпа и молота».

Сейчас становится всё яснее, что известные слова «Интернационала» «…никто не даст нам избавленья… и добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой», — нуждаются в существенной поправке. Собственной рукой, да ещё железной и принудительной, никто ничего сегодня не добьётся!

Истоки творчества

Впервые опубликовано в журнале «Путь», № 43, 1934 г.

Текст воспроизводится по рукописи из архива Кривошеиных, Париж.

Откуда была сила у Самсона? Копил ли он её? Растил ли он свои мышцы ежедневными упражнениями? Стал ли непобедимым, и только тогда, в знак уже существующей силы, Господь велел ему не стричь волос?

Нет, у Самсона сила была не от упражнений, а от того, что так захотел Бог!

И чтобы в воле Божией не было никакого сомнения, знаком этой силы были не мускулы, а неостриженные волосы. Острижёт их — и сила исчезнет… хотя мышцы, может быть, и останутся. Так оно и оказалось. Остригла его Далила, — и не стало Самсоновой силы. Ослеплённый, замученный, измождённый Самсону оставалось только одно — чтобы волосы отросли, — и силы вернулись бы к нему обратно.

Не человеческая сила была у Самсона, а Божья, был он силён и наделён благодатью Божественной. Это не наши догадки, а достаточно прочесть в 13–16 главах Книги Судей Израилевых.

Само происхождение Самсоновой силы связано с Богоявлением. И ангел, предрёкший рождение Самсона, говорит о себе: «Что ты спрашиваешь о имени моем? Оно чудно» (13, 18). Иначе говоря, — что ты спрашиваешь об источнике силы? Оно чудно!

Да вот и ещё тексты, которые только подкрепляют чудесное происхождение силы Самсона: «И начал Дух Господень действовать в нём в стане Дановом» (13, 25).

«И сошёл на него Дух Господень, и он растерзал льва, как козлёнка, а в руках у него ничего не было» (16,6).

«И сошёл на него Дух Госпдень, и верёвки, бывшия на руках его, сделались, как перегоревший лён, и упали узы его с рук его» (15, 14).

Есть и обратные доказательства этого Божественного происхождения силы: когда она исчезла, он «не знал, что Господь отступил от него» (16, 20).

Итак, сила Самсона, которая определяла и исчерпывала его человеческий дух, это Божья сила, Божий творческий дух. И если Бог захочет, то не в сильных мускулах, а в длинных волосах воплотит свою Божественную творческую силу в человеке. Самсон есть орудие Бижие одержимое Божественной силой.

А вот другой человек из Ветхого Завета — Давид.

Перед лицом филистимлянских полчищь Саул дал Давиду свои царские доспехи и свой царский мечь, — вооружил его всею силою человеческой. И противник его Голиаф был во всеоружии тоже человеческом, а уж ростом, силой и отвагой превосходил всякого. Но кто же побеждает в боях? А это вечный вопрос.

Перед самым сражением снял Давид царские доспехи и невооружённый вышел к Голиафу. В Библии точно сказано, на каких основаниях он принял бой с Голиафом: «Ты идёшь против меня с мечом и копьём, и щитом, а я против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил». «И узнает весь этот сонм, что ни мечом и копьём спасает Господь, что это война Господа, и Он предаст вас в руки наши» (I Кн. Ц.17, 45–47).

Вот и в Псалмах прописано чёткое отношение к усилиям человека в момент творения, т. е. творческого акта: «Иные колесницами, иные конями, а мы, — именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали! А мы встали и стоим прямо (Пс. 19, 8–9).

«С Тобою избодаем рогами врагов наших, во имя Твоё попрем ногами возстающих на нас. Ибо не на лук уповаю, и не меч мой спасёт меня, но ты спасешь нас от врагов наших и посрамишь ненавидящих нас» (43, 6–8).

«Обступили меня, окружили меня, но именем Господнем я низложил их. Окружили меня как пчёлы, и угасли, как огнь в терне. Именем Господним я низложил их. Сильно толкнули меня, чтобы я упал, но Господь поддержал меня. Господь, — сила моя и песнь!» (117, 11–14).

Здесь, чтобы избежать впоследствии недорозумений, необходимо особенно обратить внимание на слово «песнь». Именно из этого слова (определяющего) вытекает право применять все эти тексты к самым разнообразным видам человеческого творчества. В ветхозаветные времена сила творчества могла особенно ярко восприниматься в подвигах Самсона и Давида. Совершенно нельзя ограничивать творчество одними интеллектуальными примерами. Но то, что относится к данному виду творчества, в такой же мере может быть применимо к творчеству интеллектуальному, художественному, религиозному и др.